«Дай, – думает, – живьем поймаю!»
Снял с себя чудесную рубашку, что Ивану – купеческому сыну воробей подарил, и бросился в озеро. А селезень все дальше, дальше, завел Змея Горыныча вглубь, вспорхнул – и на берег, оборотился добрым молодцем, надел рубашку и убил змея.
После того пришел Иван – купеческий сын во дворец, Елену Прекрасную прогнал, а на ее служанке женился и стал с нею жить-поживать, добра наживать.

ИВАН – ВДОВИЙ СЫН

На море на океане, на острове Буяне есть бык печеный. В одном боку у быка нож точеный, а в другом чеснок толченый. Знай режь, в чеснок помалкивай да вволю ешь. Худо ли?
То еще не сказка, а присказка. Сказка вся впереди. Как горячих пирогов поедим да пива попьем, тут сказку поведем.
В некотором царстве, в некотором государстве жила-была бедная молодица, пригожая вдовица с сыном.
Парня звали Иваном, а по-уличному кликали Иван – вдовий сын.
Годами Иван – вдовий сын был совсем мал, а ростом да дородством такой уродился, что все кругом диву давались.
И был в том царстве купец скупой-прескупой. Первую жену заморил купец голодом; на другой женился – и та недолго пожила.
Ходил купец опять вдовый, невесту приглядывал. Да никто за него замуж нейдет, все его обегают. Стал купец сватать вдовицу.
– Чего тебе без мужа жить? Поди за меня. Подумала, подумала вдовица: «Худая про жениха слава катится, а идти надо. Чего станешь делать, коли жить нечем! Пойду. Каково самой горько ни приведется, а хоть сына подращу».
Сыграли свадьбу. С первых дней купец невзлюбил пасынка: и встал парень не так, и пошел не так… Каждый кусочек считает, сам думает: «Покуда вырастет да в работу сгодится, сколько на него добра изведешь! Этак совсем разорюсь, легкое ли дело?».
Мать убивается, работает за семерых: встает до свету, ложится за полночь, а мужу угодить не может. Что ни день, то пуще купец лютует. «Хорошо бы и вовсе, – думает, – от пасынка избавиться».
Пришло время ехать на ярмарку в иной город. Купец и говорит:
– Возьму с собой Ивашку – пусть к делу привыкает да и за товарами доглядит. Хоть какая ни есть, а все польза будет.
А сам на уме держит: «Может, и совсем избавлюсь от него на чужой стороне».
Жалко матери сына, а перечить не смеет. Поплакала, поплакала, снарядила Ивана в путь-дорогу. Вышла за околицу провожать. Махнул Иван шапкой на прощанье и уехал.
Ехали долго ли, коротко ли, близко ли, далеко ли, заехали в чужой лес и остановились отдохнуть. Распрягли коней, пустили пастись, а купец стал товары проверять. Ходил около возов, считал и вдруг как зашумел, заругался:
– Одного короба с пряниками не хватает! Не иначе как ты, Ивашка, съел!
– Я к тому возу и близко не подходил!
Пуще купец заругался:
– Съел пряники, да еще отпирается, чтоб тебя леший, такого-сякого, взял!
Только успел сказать, как в ту же минуту ельникберезник зашумел, затрещал, все кругом затемнело, и показался из лесной чащи старик, страшенный-престрашенный: голова как сенная копна, глазищи будто чашищи, в плечах косая сажень и сам вровень с лесом.
– За то, что ты отдал мне, лешему, парня, получай свой короб!
Кинул старик короб, подхватил Ивана – и сразу заухало, зашумело, свист да трескоток по лесу пошел.
Купец от страху под телегу пал. А как все стихло, выглянул и видит: кони на поляну сбежались и дрожмя дрожат, гривы колом стоят, и короб с пряниками лежит.
Купец помаленьку пришел в себя, выполз из-под телеги, огляделся нигде нету пасынка. Усмехнулся.
– Вот и ладно: сбыл с рук дармоеда, и товар весь в целости.
Стал коней запрягать.
А Иван – вдовий сын и оглянуться не успел, как очутился один со страшным стариком.
Старик и говорит:
– Не бойся. Был ты Иван вдовий сын, а теперь – мой слуга на веки веков. Станешь слушаться – буду тебя поить-кормить: пей, ешь вволю, чего душа просит, а за ослушание лютой смерти предам.
– Мне бояться нечего – все равно хуже, чем у отчима, нигде не будет. Только вот матери жалко. Совсем она изведется без меня.
Тут старик свистнул так громко, что листья с деревьев посыпались, цветы к земле пригнулись и трава пожухла.
И вдруг, откуда ни возьмись, стал перед ним конь. Трехсаженный хвост развевается, и сам огромный-преогромный, будто гора.
Подхватил леший Ивана, вскочил в седло, и помчались они, словно вихрь.
– Стой, стой, – закричал Иван, – у меня шапка свалилась!
– Ну, где станем твою шапку искать! Пока ты проговорил, мы пятьсот верст проехали, а теперь до того места – уже целая тысяча.
Через мхи, болота, через леса, через озера конь перескакивал, только свист в ушах стоял.
Под вечер прискакали в лешачье царство.
Видит Иван: на поляне высокие палаты, а вокруг забором обнесены из целого строевого лесу. В небо забор упирается, а ворот нигде нету.
Рванулся конь, взвился под самые облака и перескочил через изгородь.
Леший коня расседлал, разнуздал, насыпал пшеницы белояровой Белояровая пшеница – кукуруза.

и повел Ивана в палаты:
– Сегодня сам ужин приготовлю, а ты отдыхай. Завтра за дело примешься.
С теми словами печь затопил, семигодовалого быка целиком зажарил, выкатил сорокаведерную бочку вина:
– Садись ужинать!
Иван кусочек-другой съел, запил ключевой водой, а старик всего быка оплел, все вино один выпил и спать завалился.
На другой день поднялся Иван раненько, умылся беленько, частым гребешком причесался. Все горницы прибрал, печь затопил и спрашивает:
– Что еще делать?
– Ступай коней, коров да овец накорми, напои, потом выбери десяток баранов пожирнее и зажарь к завтраку.
Иван за дело принялся с охотой, и так у него споро работа пошла – любо-дорого поглядеть! Скоро со всем управился, стол накрыл, зовет старика:
– Садись завтракать!
Леший парня нахваливает:
– Ну, молодец! Есть у тебя сноровка и руки, видать, золотые, только сила ребячья. Да то дело поправимое. Достал с полки кувшин:
– Выпей три глотка. Иван выпил и чует – сила у него утроилась.
– Вот теперь тебе полегче будет с хозяйством управляться.
Поели, попили. Поднялся старик из-за стола:
– Пойдем, я тебе все здесь покажу.
Взял связку ключей и повел Ивана по горницам да кладовым.
– Вот в этой клети золото, а в той, что напротив, серебро.
В третью кладовую зашли – там каменья самоцветные и жемчуг скатный Жемчуг скатный – достаточно крупный, круглый и ровный, как бы скатанный.

и четвертой – дорогие меха: лисицы, куницы да черные соболя. После того вниз спустились. Тут вин, медов и разных напитков двенадцать подвалов бочками выставлено. Потом снова наверх поднялись. Отворил старик дверь. Иван через порог переступил да так и ахнул. По стенам развешаны богатырские доспехи и конская сбруя. Все червонным золотом и дорогими каменьями изукрашено, как огонь горит, переливается на солнышке.
Глядит Иван на мечи, на копья, на сабли да сбрую и оторваться не может.
«Вот как бы, – думает, – мне те доспехи да верный конь!»
Повел его леший к самому дальнему строению. Подал связку ключей:
– Вот тебе ключи ото всех дверей. Стереги добро. Ходи везде невозбранно и помни: за все, про все с тебя спрошу, тебе и в ответе быть.
Указал на железную дверь:
– Сюда без меня не ходи, а не послушаешь – на себя пеняй: не быть тебе живому.
Стал Иван служить, свое дело править. Жили-пожили, старик говорит:
– Завтра уеду на три года, ты один останешься. Живи да помни мой наказ, а уж провинишься – пощады не жди.
На другое утро, ни свет ни заря, коня оседлал, через забор перемахнул – только старика и видно было. Остался Иван один-одинешенек. Слова вымолвить не с кем.
Прошел еще год и другой – скучно стало Ивану: «Хоть бы одно человеческое слово услышать, все было бы полегче».
И тут вспомнил: «Что это леший не велел железную дверь открывать? Может быть, там человек в неволе томится? Дай-ка пойду взгляну, ничего старик не узнает».
Взял ключи, отпер дверь. За дверью лестница – все ступени мохом поросли. Иван спустился в подземелье. Там большой-пребольшой конь стоит, ноги цепями к полу прикованы, голова кверху задрана, поводом к балке притянута. И видно: до того отощал конь – одна кожа да кости.
Пожалел его Иван. Повод отвязал, пшеницы, воды принес.
На другой день пришел, видит – конь повеселее стал. Опять принес пшеницы и воды. Вволю накормил, напоил коня. На третий день спустился Иван в подземелье и вдруг слышит:
– Ну, добрый человек, пожалел ты меня, век не забуду твоего добра!
Удивился Иван, оглянулся, а конь говорит:
– Пои, корми меня еще девять недель, из подземелья каждое утро выводи. Надо мне в тридцати росах покататься – тогда в прежнюю силу войду. Стал Иван коня поить, кормить, каждое утро на зеленую траву-мураву выводить. Через день конь в заповедном лугу по росе катался.
Девять недель поил, кормил, холил коня. В тридцати утренних росах конь покатался и такой стал сытый да гладкий, будто налитой.
– Ну, Иванушка, теперь я чую в себе прежнюю силу. Сядь-ка на меня да держись покрепче. А конь большой-пребольшой – с великим трудом сел Иван верхом.
В ту самую минуту все кругом стемнело – и, словно туча, леший налетел.
– Не послушал меня, вывел коня из подземелья!
Ударил Ивана плеткой.
Парень семь сажен с коня пролетел и упал без памяти.
– Вот тебе наука! Выживешь – твое счастье, не выживешь – выкину сорокам да воронам на обед!
Потом кинулся леший за конем. Догнал, ударил плеткой наотмашь; конь на коленки пал.
Принялся леший коня бить.
– Душу из тебя вытрясу, волчья сыть!
Бил, бил, в подземелье увел, ноги цепями связал, голову к бревну притянул:
– Все равно не вырвешься от меня, покоришься!
Много ли, мало ли прошло времени, Иван пришел в себя, поднялся.
– Ну, коли выжил – твое счастье, – леший говорит. – В первой вине прощаю. Ступай, свое дело правь!
На другой день пролетел над палатами ворон, трижды прокаркал: крр, крр, крр!
Леший скорым-скоро собрался в дорогу:
– Ох, видно, беда стряслась! Не зря братец Змей Горыныч ворона с вестью прислал.
На прощанье Ивану сказал:
– Долго в отлучке не буду. Коли провинишься в другой раз – живому не быть!
И уехал. Остался Иван один и думает: «Меня-то леший не погубил, а вот жив ли конь? Будь что будет – пойду узнаю».
Спустился в подземелье, видит – конь там, обрадовался:
– Ох, коничек дорогой, не чаял тебя живого застать!
Скоро-наскоро повод отвязал. Конь гривой встряхнул, головой мотнул:
– Ну, Иванушка, не думал, не гадал я, что осмелишься еще раз сюда прийти, а теперь вижу: хоть годами ты и мал, зато удалью взял. Не побоялся лешего, пришел ко мне. И теперь уж нельзя нам с тобой здесь оставаться.
Тем временем Иван и конь выбрались из подземелья.
Остановился конь на лугу и говорит:
– Возьми заступ и рой яму у меня под передними ногами.
Иван копал, копал, наклонился и смотрит в яму.
– Чего видишь?
– Вижу – золото в яме ключом кипит.
– Опускай в него руки по локоть.
Иван послушался – и стали у него руки по локоть золотые.
– Теперь зарой ту яму и копай другую – у меня под задними ногами.
Иван яму вырыл.
– Ну, чего там видишь?
– Вижу – серебро ключом кипит.
– Серебри ноги по колено.
Иван посеребрил ноги.
– Зарывай яму, и пусть про это чудо леший не знает.
Только Иван яму зарыл, как конь встрепенулся:
– Ох, Ваня, надо торопиться – чую, леший в обратный путь собирается! Поди скорее в ту кладовую, где богатырское снаряжение хранится, принеси третью слева сбрую.
Ушел Иван и воротился с пустыми руками.
– Ты чего?
Иван молчит, с ноги на ногу переминается и голову опустил.
Конь догадался:
– Эх, Иван, забыл я – ведь ты еще не в полной силе, а моя сбруя тяжелая – триста пудов. Ну, не горюй, все это поправить можно. В той кладовой направо в углу сундук, а в нем три хрустальных кувшина. Один с зеленым, другой с красным, третий с белым питьем. Ты из каждого кувшина выпей по три глотка и больше не пей, а то и я не смогу носить тебя. Иван побежал. Глядь – уже возвращается, сбрую несет.
– Ну как? Прибавилось у тебя силы?
– Чую в себе великую силу!
Конь опять встрепенулся:
– Поторапливайся, Ваня, леший домой выезжает. Иван скоро-наскоро коня оседлал.
– Теперь ступай в палаты, подымись в летнюю горницу, найди в сундуке мыло, гребень и полотенце. Все это нам с тобой в пути пригодится.
Иван мыло, полотенце и гребень принес:
– Ну как, поедем?
– Нет, – Ваня, сбегай еще в сад. Там в самом дальнем углу есть диковинная яблоня с золотыми скороспелыми яблоками. В один день та яблоня вырастает, наг другой день зацветает, а на третий день яблоки поспевают. Возле яблони колодец с живой водой. Зачерпни той воды ковшик-другой. Да смотри не мешкай: леший уж полпути проехал.
Иван побежал в сад, налил кувшин живой воды, взглянул на яблоню, а на яблоне полным-полно золотых спелых яблок.
«Вот бы этих яблок домой увезти! Стали бы все люди сады садить, золотые яблоки растить да радоваться. В день яблони растут, на другой день цветут, а на третий день яблоки поспевают. Будь что будет, а яблок я этих нарву». Три мешка золотых яблок нарвал Иван и бегом из сада бежит, а конь копытами бьет, ушами прядет:
– Скорее, скорее! Выпей живой воды и мне дай испить, остальное с собой возьмем.
Иван мешки с яблоками к седлу приторочил, дал коню живой воды и сам попил.
В ту пору земля затряслась, все кругом ходуном заходило, добрый молодец едва на ногах устоял.
– Торопись! – конь говорит. – Леший близко!
Вскочил Иван в седло. Рванулся конь вперед и перемахнул через ограду.
Леший подъехал к своему царству с другой стороны, через ограду перескочил и закричал:
– Эй, слуга, принимай коня!
Ждал-ждал – нету Ивана. Оглянулся и видит: ворота в подземелье настежь распахнуты.
– Ох, такие-сякие, убежали! Ну да ладно, все равно догоню.
Спрашивает коня:
– Можем ли беглецов догнать?
– Догнать-то догоним, да чую, хозяин, беду-невзгоду над твоей головой и над собой!
Рассердился леший, заругался:
– Ах ты, волчья сыть, травяной мешок, тебе ли меня бедой-невзгодой стращать!
И стал бить плетью коня по крутым бедрам, рассекал мясо до кости:
– Не догоним беглецов – насмерть тебя забью!
Взвился конь под самые облака, перемахнул через забор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54