Упаковали на совесть, цена порадовала
по добыче соли или рапорт своему идиоту генералу, если ему не нравится поведение персонала старинной и почтенной фирмы «Хмель, Солод и К0».
Дети хлопали в ладоши, девушки хихикали, а парни в восторге пинали ногами сложенные в пирамиды возле пушек снаряды, да так, что они раскатывались по траве во все стороны. Но когда одна мать развесила для просушки на пушечном стволе выстиранпые в ближнем ручье пеленки своего отпрыска, как бы конфискуя боевое оружие для мирных целей, унтер-офицер начал стрелять.
Он уложил из своего автомата не менее двадцати мужчин и женщин, прежде чем участники пикника сообразили, что он не шутит, и бросились врассыпную. Андреас стрелял им вслед, а когда бегущие удалились на достаточное расстояние, он подскочил к пушкам и выстрелил из одной по разбегающейся толпе. Приняв под свою охрану оружие,
он, дотошный во всем, установил при осмотре, что одна из пирамид содержит боевые снаряды, и предполагал сегодня же вечером при смене караула доложить начальству об ошибке, которая могла привести к роковым последствиям во время завтрашних маневров. Он хотел предотвратить кровопролитие в собственных рядах. Теперь ему пригодились знания и ловкость в обращении с оружием. С невероятным проворством он перебегал от пушки к пушке, с молниеносной быстротой заряжал их боевыми снарядами и давал выстрел за выстрелом по толпе, которая как муравейник расползалась во все стороны.
Луг опустел, остались только десятки убитых — точнее, их было восемьдесят семь — и бесчисленные раненые. Наверху, возле трех пушек, стоял победитель, и слезы гнева на его глазах сменились слезами радости. Он долго стоял и неподвижно глядел вниз на окровавленные, разорванные в клочья тела тех, кого он умертвил за столь короткий срок. Наконец-то он приобрел практический военный опыт. Теперь он был готов помериться силой со всем светом. Он еще долго стоял бы так, если бы его не атаковали сверху и сзади из вертолета.
В городе большинство жителей посчитало пушечные залпы учебной стрельбой; в известном смысле это так и было, только велась она по живым мишеням. И лишь когда первые участники загородной прогулки, задыхаясь, прибежали в город, стало известно, что, собственно, произошло; тотчас сообщили в военную комендатуру, и к старой пороховой башне немедленно был выслан вертолет с военной полицией. И вместо того чтобы за образцовое исполнение долга наградить Андреаса одним из высших орденов, на него надели наручники и повели прочь, как обыкновенного преступника.
Я не буду здесь распространяться о прискорбном судебном процессе, который вскоре устроили над разжалованным унтер-офицером Тараном. Процесс все равно пришлось прекратить, так как обвиняемый повесился в своей камере якобы в припадке раскаяния или душевной болезни. Меня не оставляет подозрение, что бедного Андреаса убили по приказанию свыше, потому что наши власть имущие из ложного стыда сочли несвоевременным открыто выступить в защиту собственной своей политики. Андреас Богумил Таран умер как мученик. Он заслужил еще более ггоекюасный памятник, чем его героический дедушка. Кому на пользу, чтобы имя Богумила покрывали грязью и позором? Разумеется, нашим врагам. Кто станет нашей опорой, если понадобится снова бомбить открытые города и расстреливать толпы штатских, потому что они нам мешают? Смерть Андреаса Богумила Тарана навсегда останется для нас, тех, кто ценит древние солдатские доблести, сияющим примером.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16
Дети хлопали в ладоши, девушки хихикали, а парни в восторге пинали ногами сложенные в пирамиды возле пушек снаряды, да так, что они раскатывались по траве во все стороны. Но когда одна мать развесила для просушки на пушечном стволе выстиранпые в ближнем ручье пеленки своего отпрыска, как бы конфискуя боевое оружие для мирных целей, унтер-офицер начал стрелять.
Он уложил из своего автомата не менее двадцати мужчин и женщин, прежде чем участники пикника сообразили, что он не шутит, и бросились врассыпную. Андреас стрелял им вслед, а когда бегущие удалились на достаточное расстояние, он подскочил к пушкам и выстрелил из одной по разбегающейся толпе. Приняв под свою охрану оружие,
он, дотошный во всем, установил при осмотре, что одна из пирамид содержит боевые снаряды, и предполагал сегодня же вечером при смене караула доложить начальству об ошибке, которая могла привести к роковым последствиям во время завтрашних маневров. Он хотел предотвратить кровопролитие в собственных рядах. Теперь ему пригодились знания и ловкость в обращении с оружием. С невероятным проворством он перебегал от пушки к пушке, с молниеносной быстротой заряжал их боевыми снарядами и давал выстрел за выстрелом по толпе, которая как муравейник расползалась во все стороны.
Луг опустел, остались только десятки убитых — точнее, их было восемьдесят семь — и бесчисленные раненые. Наверху, возле трех пушек, стоял победитель, и слезы гнева на его глазах сменились слезами радости. Он долго стоял и неподвижно глядел вниз на окровавленные, разорванные в клочья тела тех, кого он умертвил за столь короткий срок. Наконец-то он приобрел практический военный опыт. Теперь он был готов помериться силой со всем светом. Он еще долго стоял бы так, если бы его не атаковали сверху и сзади из вертолета.
В городе большинство жителей посчитало пушечные залпы учебной стрельбой; в известном смысле это так и было, только велась она по живым мишеням. И лишь когда первые участники загородной прогулки, задыхаясь, прибежали в город, стало известно, что, собственно, произошло; тотчас сообщили в военную комендатуру, и к старой пороховой башне немедленно был выслан вертолет с военной полицией. И вместо того чтобы за образцовое исполнение долга наградить Андреаса одним из высших орденов, на него надели наручники и повели прочь, как обыкновенного преступника.
Я не буду здесь распространяться о прискорбном судебном процессе, который вскоре устроили над разжалованным унтер-офицером Тараном. Процесс все равно пришлось прекратить, так как обвиняемый повесился в своей камере якобы в припадке раскаяния или душевной болезни. Меня не оставляет подозрение, что бедного Андреаса убили по приказанию свыше, потому что наши власть имущие из ложного стыда сочли несвоевременным открыто выступить в защиту собственной своей политики. Андреас Богумил Таран умер как мученик. Он заслужил еще более ггоекюасный памятник, чем его героический дедушка. Кому на пользу, чтобы имя Богумила покрывали грязью и позором? Разумеется, нашим врагам. Кто станет нашей опорой, если понадобится снова бомбить открытые города и расстреливать толпы штатских, потому что они нам мешают? Смерть Андреаса Богумила Тарана навсегда останется для нас, тех, кто ценит древние солдатские доблести, сияющим примером.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16