5
- Выключи звук, - сказал лысый.
Генерал отодвинул на всю длину руки от старческих дальнозорких
глаз пульт дистанционного управления, поискал кнопку, прижал.
Звук исчез. В полной тишине по гигантскому экрану стоящего
посреди бункера телевизора продолжали бежать, целиться, полосовать
очередями пятнистые солдаты, в тишине летели самолеты, мчались,
взлетая на хол- мы и проваливаясь в складки не то снега, не то песка,
танки, снижались вертолеты - в тишине...
- Похоже, что возьмут они нас, как детсадовцев, - сказал седой.
- Вы сами требовали придумать место, и не моя вина, что оно так
придумалось, - сказал Сочинитель.
- Заткнулся бы ты, писатель херов... - рыкнул генерал, но седой
не дал ему разойтись на продолжение реплики.
- Творцом себя, значит, мните, креатором, - усмехнулся он,
поворачиваясь в вертящемся кресле к Сочинителю. Все в бункере сидели в
таких креслах, расстав- ленных в несколько полукруглых рядов перед
телевизором. Тихонько гудел кондиционер, дул легкий сквознячок, и было
точное ощущение начальственного просмот- ра где-нибудь на даче в
Пицунде или Крыму - впрочем, это и был просмотр...
- А он и есть творец, - вызывающе сказала Любовь, и Сочинитель
дернулся: он терпеть не мог, когда женщина вступалась за него. - Он и
есть творец, в чем вы вполне теперь и убедились...
Ольга молчала, смотрела в сторону. У ног ее сидели такса и кошка.
Андрей с каменным, мертвым лицом курил, не глядя давил в пепельнице
окурки, неотрывно смотрел на экран. Ника задремала, свернувшись в
кресле - точно материнской манерой.
- Творе-ец, - иронически протянул седой. - Так себе, творец-то...
Хоть с имен начать. Сочинитель и Любовь... Ничего не напоминает, а?
Это уже и не эпигонство даже, а прямой плагиат... Да и сама любовь
приду- мана тоже не очень. Постель, постель, постель... Трахаются с
деталями весьма выразительными, не откажешь. А больше ведь ничего и
нет, согласитесь. Женщина совершенно ходульная получилась, по облакам
эротическим ступает, а у нее, между прочим, дочь, муж, дел
невпроворот, семейство, хлопоты, посуды немытой к вечеру полная
раковина... Уж не говорю о других персонажах - тени, статисты...
- Много требуете от сказки, господин рецензент, - сказал
Сочинитель. - Конечно, самое последнее дело - собственное сочинение
оправдывать, но замечу: вам как критику разница между романтическим
сном и психологической бытовой прозой должна быть понятна.
- Ладно, - согласился седой, - пусть романтика. Хотя хороша
романтика с минетом и всем прочим... Волосы непотребные описывать -
вот и вся ваша романтика. Да стрельба, как в паршивом видешнике...
Ладно. Лучше поговорим о главном. Значит, вы считаете, что достаточно
нам было напугать его неудачным покушением, чтобы он всю страну в свой
страх поверг? Легко вы историей распоряжаетесь. По-детски. Или по-
сочинительски, что одно и то же. А вот я, да и любой серьезный
человек, вам так скажем, - тут он слегка двинул рукой в сторону
лысого, чтобы дать понять, кто серьезный человек, - так скажем: он и
без нашего напоминания, без ваших террористов двинулся бы в эту же
сторону, ясно? Потому что есть такое понятие: историческая
необходимость. Вам, конечно, как махровому идеалисту, чуждое... Так
вот - в силу этой самой необходимости не мог он быть другим. И рано
или поздно за ум взялся бы... Без нас власти нет, потому что мы -
сила. Мы, собственно, и есть только сила, такова наша сущность - сила,
и все. А власти нет без силы, а его нет без власти... Вот и цепочка. И
никаких приключений не требуется. Так что зря мы за вашим Сюжетом
пошли. Особенно Ване он понравился - стрельба... Ну, с генерала-то что
возьмешь? Но вы...
- Сила, необходимость... - Сочинитель потянулся прикурить, и
Андрей, не глядя, автоматическим жестом передал ему зажигалку. - Вот
вы-то и есть идеалисты, господа материалисты. Чепуха все это... Есть
известное человеческое качество - трусость. Никакой это не идеализм, а
натуральнейшая реальность. Струсил он... А самый страшный человек -
напуганный человек. На все пойдет, тормоза забудет...
- Поначалу вы и нас в этом убедили. - Седой пожал плечами. - А
теперь я, во всяком случае, ясно вижу, что все это не имело значения.
И если вы с вашими друзьями, - он ткнул в сторону экрана, по которому
приближалась атака, - сейчас нас перестреляете, ничего не изменится.
Логика такова, что...
- Кто кого перестреляет, сейчас решим, - раздался голос лысого.
Он вдруг оказался стоящим перед телевизором и закрывающим беззвучный
экран. В руках его был короткоствольный "калашников". Вечный желтый
огонь вспыхнул и тут же погас в остановившихся глазах. - Сам говорил,
писатель, что у нас собственная воля есть? Ну, вот и пришло время для
нее... Конец твоему Сюжету. И тебе вместе с твоими бабами...
Сочинитель встал и сделал шаг к лысому. Тут же со своего места
поднялась и подошла к нему Ольга, крепко взяла за плечо.
- Отойди, - сказал Сочинитель.
- Нет, - сказала Ольга, - я так решила.
И Любовь уже стояла, положив руку на другое его плечо.
- Красиво, но удивительно пошло, - сказал седой.
- Молчи, нежить, - сказал Сочинитель.
Лысый поднял автомат.
В стене позади него разошлись раздвижные двери, открыв кабину
большого лифта.
Там были все.
И все с оружием.
Первым поднял "кольт" Олейник. Падая вперед лицом, лысый успел
нажать спуск, но вся очередь ушла в пол, прошив частой строчкой
голубой китайский ковер.
- Ну, - сказал Сочинитель, - вот... И в конце концов все
обошлось, я же говорил. Все будет хорошо, вот увидите...
- Где? - спросила Ольга. - Где же нам будет хорошо? Где же?
Скажи...
- Там, - сказал Сочинитель и махнул рукой, - там...
- И когда? - спросила Любовь. - Когда? Доживем? Я хочу дожить!
Сделай, чтобы я дожила!.. Ну, когда?
- Тогда, - сказал Сочинитель, - точнее не знаю. Тогда... Там и
тогда. Во всяком случае, это справедливо для меня: здесь и сейчас я
всегда несчастлив, а там и тогда мне всегда хорошо. Было хорошо, будет
хорошо... Только в другом времени, только в ином месте... Там и тогда.
Там. Тогда
Самолет шел над облаками, солнце наполняло салон, и ему казалось,
что все это уже когда-то было - ощущение, часто посещающее многих... В
салоне было шумно, как бывает шумно в самолетах и автобусах,
заполненных сплошь знакомыми, но давно не видавшимися людьми, - какая-
нибудь профессиональная делегация или туристская группа...Такса с лаем
бегала по проходу, удивительно растеряв свойственную породе
солидность.
Кое-кто дремал, просыпался, опять дремал...
Пары сидели обнявшись.
Сочинитель сидел один на крайнем кресле первого ряда, прямо у
шторки, закрывающей проход к кабине.
Да, все-таки когда-то это уже было, думал он - такой самолет,
битком набитый всеми моими... Или, может, я когда-то это уже
придумывал...
Внизу должен быть остров, думал он, камни, море, пальмы и сосны,
мраморные прохладные полы в гостиных, бараны с большими колоколами,
вечером в маленьком ресторане паэлья с дюжиной разных моллюсков и
красное вино с фруктовым соком... как оно-то называется... забыл...
Из-за шторки появилась стюардесса.
- Прошу всех застегнуть ремни и не курить, - сказала она. - В
связи с тем, что место для посадки нашего самолета еще не выбрано... -
она быстро, но с явным укором покосилась на Сочинителя, - мы
приземляемся на Московской кольцевой автодороге. Прошу всех сохранять
спокойствие. Движение по трассе перекрыто службами ГАИ, посадка будет
происходить в условиях полной безопасности. В Москве плюс три,
солнечно. Благодарю за внимание.
6
Да, кино получилось, я не спорю, сказала она. Лучше, чем я
ожидала, хотя стрельбы все равно много... И эта, в роли меня... Все-
таки она играла героиню, иначе не смогла... Но все вместе вышло
ничего, особенно к концу, когда уже понятно, что мы не погибнем, и все
становится действительно интересно... И про него ты объясняешь, мне
кажется, правильно... Ты молодец, ты мой милый сочинитель и
выдумщик... Плохо только, что ты все выдумал насчет счастья... Там и
тогда... Где это там?! И когда это тогда?
Я ничего не выдумал, сказал он. Даже в газетах написано: в Москве
никогда не было такой ранней, дружной и солнечной весны.
Октябрь 1990 - март 1991

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20