Она решительно встала и вышла вперед:– Вы задумали благородное и правильное дело, граф. Я буду молиться за вашу удачу.– Она ему понадобится, – холодно заметил Леар, все с тем же неудовольствием в голосе. Он мог бы рассказать наивному слепцу, как унизительно и горько поражение, как болит, умирая, заветная мечта… Но зачем? Эльвин скоро сам все узнает, – ах да, я забыл представить вас даме. Простите мне это отступление от этикета.– В связи с обстоятельствами нам пришлось познакомиться без посредника. Если бы не госпожа Доннер, я бы до сих пор звал на помощь посреди пустого коридора.Рэйна с благодарностью посмотрела на графа, хотя и знала, что он не сможет заметить ее признательность. Эльвин взял всю вину на себя, умолчав о столкновении, приведшем к столь печальному исходу.– Вам и в самом деле повезло: госпожа Доннер – моя невеста, и в столь ранний час она должна была быть в свите наместницы.Девушка приподняла тонкую бровь: он все еще считает ее своей невестой? Даже для Хранителя у него весьма странный способ ухаживать за женщинами. Но прислушавшись к себе, Рэйна поняла, что ей все равно. В этот миг она окончательно и бесповоротно осознала, что не будет никакой свадьбы ни через год, ни через два.Рядом с ней – интересный, притягательный, красивый, знатный и богатый, но совершенно чужой человек, и они не смогут преодолеть это отчуждение даже если захотят. Видят боги, она попыталась, и Леар, похоже, в силу своего понимания, тоже пытался. Но как можно выйти замуж за человека, от которого через всю комнату веет холодом?Оправдываться она не стала, предпочла уйти, но, уже простившись, поддалась внезапному порыву и обратилась к Эльвину:– Я бы хотела узнать больше о вашем способе бороться с черной потницей, граф. Видите ли, моя мать… она умерла десять лет назад, тогда в Суреме много людей умерло. Кто мог, уехал за город, а у нас не было поместья.Не было не только поместья, но и денег. И без болезни осиротевшей семье едва хватало на самое необходимое – мать отказывалась трогать приданое дочери, а небольшие сбережения ушли на лекарства уже в первые дни. Через неделю Рэйна осталась круглой сиротой, а деньги, которые так берегла ее мать, достались дядюшке. Если бы она могла тогда решать, она бы все, до последней медной монеты отдала лекарям, и, быть может, мать бы осталась жива… Голос Эльвина вернул Рэйну в настоящее:– Бегство лишь усугубляет ситуацию: болезнь проявляется не сразу, и беженцы разносят заразу по другим местам. Так случилось у нас в Инваносе. Мы не успели закрыть город, и болезнь захватила всю провинцию. Мне в некотором роде повезло – я всего лишь ослеп. После этого я начал свои изыскания. Но это долгая история.– Я хотела бы услышать ее полностью, пускай и не сегодня.Рэйна чуть было не зажала себе рот, но поздно – слова уже сорвались. Да что же это с ней такое?! Напрашиваться в гости к постороннему мужчине на глазах у жениха? Пусть даже она знает, что жених больше не жених, но пока помолвку не расторгли, она обязана вести себя достойно, Леар ничем не заслужил позора. Но Хранитель, бросив на девушку несколько недоуменный взгляд, все-таки пришел на помощь:– Прекрасная идея, Рэйна. Графу придется провести неделю в своих апартаментах, можно будет с ума сойти от скуки. Навестите его с утра, а я загляну позже, вечером. А сейчас прошу меня извинить, дела.
***
Оставшись в одиночестве, Леар первым делом раздраженно хлопнул по столу: Далара просила, и он поможет Эльвину, вернее, попытается помочь, Совет проголосует против, Эльвин вернется домой ни с чем. А над Леаром опять будут смеяться за спиной. Надоело! Он больше не стает выставлять себя на посмешище. Они хотят войны? Они ее получат. И Саломэ придется решать, на чьей она стороне. Если ей так дорога их дружба – пусть постарается сохранить ее!Гнев заполнял его разум холодной полноводной рекой, против обыкновения только прочищая мысли. Никогда раньше ему не думалось так ясно и четко, он знал, что нужно делать, просчитал ответные ходы, и сбросив надоевшую маску вежливого безразличия, которую носил даже наедине с самим собой, торжествующе улыбнулся. Раньше он просил и получал отказ за отказом. Теперь же он будет требовать и брать силой то, что и так его по праву. И никакая наместница его не остановит! 27 Существование Мэлина превратилось в непрерывную боль. Сначала он кричал, потом умолк, крик не облегчал страданий, но забирал последние силы. Так должно быть, чувствует себя человек, с которого живьем содрали кожу. Но муки несчастного продлятся несколько часов, а Мэлин жил в этом кошмаре уже… он не знал, сколько прошло времени с того мига, как горло его брата пронзил кинжал.Мэлин хотел последовать за близнецом, но боль, захватившая сознание, не давала ему умереть и не позволяла собраться с мыслями, чтобы убить себя. Он пытался отгородиться от нее, окружить разорванную надвое душу защитным коконом, закрыться, спрятаться…Юноша не осознавал, что делает, но все глубже и глубже уходил в себя, прячась в ту крошечную часть сознания, которая принадлежала ему одному, то немногое, что узы близнецов оставляли каждому из братьев в самой глубине их естества. Этого жалкого осколка было недостаточно, чтобы жить, но хватило, чтобы не умереть.Но боль, загнавшая душу Мэлина в хрупкую скорлупку, оставалась рядом, он чувствовал ее каждым нервом, каждым членом. Он словно держал осаду в обреченной крепости, в чьи ворота уже колотил таран. Еще немного – и последняя преграда падет, и боль сожрет его, вывернет наизнанку, превратит в скулящего зверя. Мэлин обреченно ждал.Защитные амулеты жрецов только приближали этот миг, высасывая силы. Дознаватели задавали вопросы – Мэлин отвечал, ко рту подносили еду – послушно глотал, поили из фляги – пил, приказывали спать – закрывал глаза. Внешний мир, размытый и невнятный, перестал существовать для него, утратил смысл. Он забыл, что есть что-то помимо боли. Костра Мэлин не боялся – огонь не причинил бы ему большей муки, напротив, стал бы избавлением. Когда на краткий миг к нему возвращалось сознание, юноша жаждал казни, готов был умолять о смерти, но он пробуждался все реже и реже, и уходил обратно в себя раньше, чем успевал что-либо сказать.
***
Магистр Ир пребывал в отвратительном расположении духа, в чем успели убедиться все послушники, имевшие несчастье столкнуться с ним этим утром. Потратить столько сил, сцепиться с жрецами, убедить совет магистров, что дело того стоит, и все ради чего? Ради полутрупа, стремительно ускользающего в небытие! Одного взгляда на мальчишку было достаточно, чтобы понять, что он за гранью. Отцы-дознаватели могли с тем же успехом стремиться сжечь соломенное чучело!Псы Хейнара потратили драгоценное время на пустые расспросы, и теперь Ир сомневался, что его магия способна пробудить в Мэлине желание жить. А без этого невозможно исцелить душу. Лекари, врачующие тело, давно заметили, что желание больного жить – половина выздоровления. А душа – материя куда как более тонкая, ее эликсирами и мазями не залечишь…Магистр в раздражении прошелся по комнате: знать бы, какой затейник придумал эти узы близнецов! От них за три версты несет эльфийской магией, только какой-то порченной, с гнильцой. А разбираться в эльфийских чарах для мага Дейкар – все равно что простому смертному голыми руками уголья из костра таскать.Разговаривать с Мэлином было бесполезно: на прямые вопросы он отвечал, но не более того. Быстрый опрос показал, что мальчишка понятия не имеет о природе своей магии и не знает даже, как ее использовать. Заводилой был старший брат, но придется работать с тем, что есть. Ир заранее сморщился, словно ему предложили хлебнуть уксуса, и приготовился к бессонной ночи.
***
Защитная оболочка вокруг Мэлина пошла трещинами, и в них хлынула боль. Он стягивал прорехи, но не успевал: пока латал одну, появлялись две новых. Стена вокруг него истончалась, таяла, и, наконец, обрушилась горстью праха. Юноша увидел себя со стороны: он стоял на обломке скалы, гладком куске черного гранита с неровным сколом, плывшем в океане огненной лавы. Лава медленно поднималась вверх, лизала его ноги, и каждое прикосновение отзывалось невыносимой болью. Воняло серой и тухлыми яйцами, жгучий пар забивал легкие. Выкашливая ошметки крови и слизи, он боролся за каждый вздох.Ир стиснул зубы и промокнул рукавом робы выступивший на лбу пот: разрушив защиту Мэлина, он подставился под удар – всего лишь слабый отголосок боли, овладевшей мальчишкой, вырвал у магистра глухой стон. Ир заставил себя забыть о боли и положил ладонь на горячий лоб юноши. Теперь он был там, в пылающем кошмаре, невыносимом даже для магистра огненного ордена. Ир брезгливо посмотрел на скорчившегося в агонии Мэлина:– Что, нравится? Впервые вижу человека, так наслаждающегося болью. Тебе не здесь надо быть, а в борделе. За золотую монету девицы будут тебя пороть всю ночь напролет.Мэлин не понимал, кто этот раздраженный человек в красной робе, что он делает здесь, но чувствовал исходящее от незнакомца презрение, слышал злую насмешку в его словах и, несмотря на боль, в нем проснулось возмущение:– Убирайся, – он думал, что кричит, но на самом деле шептал едва слышно.Но чужак только ухмыльнулся:– Хочешь красиво страдать в одиночестве? Без зрителей? Нет, я посижу здесь, полюбуюсь. Тебе нравится испытывать боль, а мне смотреть, как ты это делаешь.– Я не хочу! Мне не нравится!– Не верю. Ты же сам загнал себя сюда.– Нет! Нет! Это Ллин, – юноша плакал, и слезы дымились на его щеках, – он оставил меня одного! Я не могу один!– Как у тебя все просто: во всем виноват покойник, легко и удобно – он ведь не вернется, чтобы возразить. Но я не дам тебе отсидеться за чужой спиной, щенок.– Так это ты?! – Взревел Мэлин, – это ты все разрушил! – Он рванулся к ухмыляющемуся незнакомцу, но оступился на гладком камне и соскользнул вниз, в последний миг успев зацепиться за небольшой выступ, и по пояс оказался в раскаленной лаве.– Я, я, – подтвердил Ир, наклонившись над мальчишкой, – ну же, разжимай руки. И все закончится. Куда быстрее, чем дрожать от страха в той дыре, куда ты забился. Ты ведь не можешь один, не так ли? Или тебе помочь? – Маг протянул руку к побелевшим от напряжения пальцам Мэлина. – Только вот в чем? – Задумчиво произнес он, – вверх или вниз? Вверх – и ты жив, вниз – и ты мертв. Все просто. Только реши, чего ты хочешь. Твое время истекает, мальчик. Слышишь, как падают капли в клепсидре? Кап, кап, кап…– Я… я не знаю, как! Я никогда не был один! Меня нет на самом деле!– Тогда разожми руки. Тебе ведь незачем жить.«Незачем, незачем, незачем» – эхом отозвалось в голове Мэлина. Он никогда раньше не задумывался, для чего живет. Мэлин существовал, чтобы быть частью единого целого. Но что делает это целое… да какая разница? Значение имел только брат, вернее, слитое воедино создание «я-мы», которым они являлись, их желания, их воля. Ллина больше нет, но есть Мэлин. И есть Тэйрин, отвергшая их. И есть ее жених, убивший Ллина, разорвавший связь, причинивший Мэлину эту боль. Он улыбнулся, забыв про лаву, и улыбка перешла в торжествующий смех:– Я хочу жить, слышишь! Я знаю, для чего! – И он протянул руку терпеливо ожидающему незнакомцу, – помоги мне!– Помогу, – кивнул тот, – вытягивая Мэлина наверх. – Помогу. У нас будет много времени. Целая вечность.
***
Измученный Мэлин спал на кушетке в кабинете Ира. Юноша погрузился в спокойный сон выздоравливающего, не имевший ничего общего с полуобморочным забытьем, в котором он пребывал все время со смерти брата. Магистр сидел в кресле и пил горячее вино, пытаясь унять дрожь в руках: три минуты, всего три минуты, а словно целая вечность прошла. Больше он бы и не выдержал – и так еще несколько недель не сможет даже свечу зажечь. Ир усмехнулся: придется великому магу воспользоваться кресалом, как простому смертному. И все-таки он вытащил мальчишку!Месть – не самый приятный смысл жизни, но лучше, чем никакого. У парня появилась цель, и он будет цепляться за жизнь. А Ир будет рядом, терпеливый, понимающий, готовый помочь. Мальчика придется собирать по кусочкам: одного желания мало, нужно еще и умение.Ему понадобится создать самого себя, многие люди занимаются этим всю жизнь, и безрезультатно, причем без всяких магических уз. Но Мэлин справится, теперь Ир не сомневался. Он удовлетворенно откинулся в кресле и вытянул уставшие ноги: скоро в ордене Дейкар снова будет восемь магистров, а почтенные коллеги искусают локти от зависти. Скоро магистр Ир станет свободным магом. 28 Эдвар Нарвэ, герцог Астрина, чувствовал себя куском железа между молотом и наковальней. Вассальная клятва и долг перед империей требовали немедленно погасить мятеж, усмирить бунтующую чернь. Он словно воочию видел приказы из Сурема, что посыплются на его голову, как только в столице узнают о бунте.На месте наместницы и Высокого Совета он повел бы себя точно так же, да вот беда: это для столичных чиновников жители Астрина были обезумевшей чернью, забывшей свое место, а для него эти люди оставались верными подданными, исправно платили подати и честно служили его роду. И видят боги, у них была причина для недовольства!У монеты две стороны: какой долг предпочесть: лорда или вассала? Как и в Квэ-Эро, у герцога Астрина не было большой дружины, только флот и дворцовая гвардия, несколько сотен. Морские правители предпочитали тратить деньги на корабли, предоставляя городам содержать стражу за свой счет.Теперь этот обычай обернулся против него: герцог не сможет подавить мятеж своими силами даже если захочет. Значит, наместница пришлет армию, народ возмутится еще больше, солдат надо будет кормить и расселить на постой – бунты за один день не усмиряют. Но главная беда была в другом: он просто не хотел подавлять этот мятеж!Эльфы сожгли деревню на его земле, погибли сотни людей, страшно, сгорели заживо: женщины, старики, дети. Неудивительно, что по всей провинции прокатилась волна погромов. Эльфы требовали защиты, и он должен был их защитить: в конце концов, семьи эльфийских купцов не виноваты, что их соплеменники в Заповедном Лесу сошли с ума.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57