А то мама места себе не находит.
Данила отстранил ее от себя. Встал, сложил руки на груди. Глаза его метали молнии.
— Как ты могла подумать, женщина, что я брошу своего друга!?
— Но… — попыталась оправдаться Люта.
— Ни каких “но”! Ты обязана этому человеку жизнью и сама обрекаешь его на погибель!
— Я же не знала! — Вскричала она. — Не знала, что это так опасно! Конечно, ты должен помочь ему!
Данила сел, обнял девушку.
— Прости… я погорячился. А ты, Северьян, учти, я не дам тебе погибнуть, понял? Не дам!
— Не дури, — скривился Северьян, — идти со мной — верное самоубийство.
— Но шанс все-таки есть?
— Есть, — согласился убийца.
— Тогда почему бы не попробовать? Сколько раз у нас не было даже шанса, а тут такая роскошь! Пробьемся!
Северьян пренебрежительно махнул рукой, дескать твоя жизнь, тебе и рисковать. Но в душе он ликовал. Все-таки приятно идти на смерть, зная, что есть возможность вернуться. Пусть скудная, но возможность. В сумке в бессильной злобе затрясся Чернокамень. Ничего, — мстительно подумал Северьян. — Скоро ты исчезнешь, несчастный булыжник!
Холод сковал руки, будто опустил их в ледяную воду. Протокл отдернул закоченевшие кисти от шара, прищурился.
— Он здесь. Я еще не знаю, где точно, но здесь.
Базилевс поднялся с кровати. Был он бледный, как камень, глаза ввалились, кожа пергаментом натянулась на выпирающие скулы. В руках сжимал талисман. Белокамень сиял в руках Владыки, пресытившись жизненной силой.
— Он попытается проникнуть… — тихо сказал Базилевс. — Он не дурак, чтобы ломиться в закрытые двери, найдет путь…
— Так может нам прямо сейчас его схватить? Стражей у нас хватает, перероют все, отыщут.
— Рыть не стоит. Он в Славянском квартале, это я и так знаю. В одном не уверен, когда он решится проникнуть…
— Ты думаешь, ему так нужен этот камень? — Усмехнулся Протокл.
На миг в глазах Базилевса полыхнуло синее пламя безумия.
— Белокамень нужен всем! Но никто его не получит, никто!
— Тогда возьмем его без пыли и шума…
— Не думаю, что удастся так гладко, но все равно, подними все посты, поставь на уши стражей, пусть отрабатывают свой хлеб. Как только Северьян покинет пределы Славянского квартала, пусть хватают и тащат ко мне. Живым, понятно? Живым! Меня твой протеже так огорчил, что я готов самолично вспороть ему брюхо!
Протокл хмыкнул.
— Я предупреждал, Владыка. Русы необычны. И нам никогда не понять их, этих варваров. У них нет ни капли расчетливости, живут чувствами. Они даже жизнью готовы рисковать ради стремления, цели. Они еще не понимают, что жизнь самое главное!
— Ничего, поймут еще, — тяжело вздохнул Владыка. Получив неимоверную нечеловеческую силу Белокамня, он сам научился ценить жизнь, как никогда раньше.
Путники сидели в корчме до полуночи, слушая пьяный гвалт и песни загулявших славян. Даже Збыслав заскочил сюда, хлебнул свежего пива, погуторил с корчмовщиком. Потом, нахмуренный, подошел к Северьяну.
— Что-то стражи ромеев на окраинах суетятся. Никак, подлость задумали. Вы, случаем ничего там не наворотили?
— Мы что, крайние? — Возмутился Северьян. — Я конечно понимаю, новички здесь, но не дураки же, чтобы с ромейской стражей связываться.
— Ты не подумай, я не обвиняю, — молвил Збыслав. — О вас же беспокоюсь. К нам в квартал они не войдут, побоятся связываться. А за пределами я вряд ли помогу, так что будьте настороже.
Збыслав поклонился Люте и удалился вслед за дружинниками.
— О чем это он? — Спросила Люта.
— Да так, просто предупреждает… ничего страшного, — молвил Северьян. Но в мыслях было другое. Базилевс знает, что убийца в городе. И наверняка догадывается, зачем. Так что противодействия стоит ждать незамедлительно. Холод прокатился по телу. Сердце дернулось, и показалось, остановилось. Выхода, все-таки нет. Придется идти, обреченным на поражение. Выбора тоже нет.
Спать легли поздно. Лишь когда хозяин начал намекать, что пора бы и честь знать, путники удалились к себе. Данила устроился на кровати с Лютой. Девушка стыдливо поглядывала на Северьяна, но убийце нынче было наплевать на эти взгляды. Он долго лежал, вперив взгляд в гладкий, из отполированного камня, потолок и думал. Нет, решено, он пойдет один. Данила не должен погибнуть, у него теперь есть человек, о котором стоит заботиться. Есть смысл жизни. Северьяну было проще. Уходя на погибель, он не оставлял за собой ни чего. Все несбывшиеся надежды покоились в родной земле, куда не было обратной дороги, просто потому, что не было больше родной земли… И судьба, теперь казалась такой пустой и бессмысленной. Бесцельно прожитая жизнь, как у жука-паразита, который ради собственного существования уничтожает растения. Северьян убивал себе подобных, не раскаиваясь, без сожаления. Но теперь извечный, как мироздание закон равновесия снова ударил его тяжелой чашей весов. Раскаянием ли было это — сложно сказать. Но темный комок в груди зашевелился, задергался. Это просыпалась дремавшая доселе совесть. Именно поэтому Северьян решил идти один. Хватит уже загубленных жизней, — подумал он. — Если еще и пожертвовать единственным другом, то лучше уж вообще пойти вздернуться на ближайшей березе. Хотя какие здесь березы, пальмы только. Да и те все за пределами города.
Северьян медленно поднялся, подошел к влюбленным. Данила и Люта безмятежно спали, на лицах застыли непринужденные улыбки. Убийца вытащил из котомки кошель, положил на стол. Подумал, и оставил котомку. Подержал в руках чудо-меч, и положил рядом. Меч ему больше не нужен. А кинжал пригодится. Северьян вытащил из сумки Данилы короткий острый нож. Большего и не нужно. Не убивать он идет. Цель-то другая. Сунул за пазуху Чернокамень, кинжал запихнул в голенище сапога. Последний штрих…
— Надеюсь, вы будете счастливы, — прошептал Северьян, открывая окно.
Ночь встретила его свежестью и прохладой. Кое-где еще горлопанили подвыпившие гуляки, обиженно залаяла собака. Северьян осторожно спустился по карнизу, спрыгнул на пыльную землю, огляделся. Вокруг тихо, только звезды светят таинственно, настороженно. Да луна полумесяцем, злая, дикая. Ею пользуются маги, чтобы следить за неугодными… Лишь только в темных подворотнях можно укрыться от дурного мутно-желтого глаза.
В Славянском квартале было тихо. Северьян не знал, дежурят ли дружинники по ночам, но поостерегся, крался все больше пустыми темными дворами. И себе спокойней, и маги не заметят.
Под ногами скрипела щебенка. Уродливые прямоугольные крыши домов жуткими исполинами оттенялись в лунном свете. Муха пролетела, и та на чудовище стала похожа. Лунный свет — свет нечисти. А раз уж маги не брезгуют пользоваться нечистью, видать и сами недалеко от нее ушли. Северьян перебежал к высокому статному терему, остановился отдышаться. Здесь Славянский квартал заканчивался. Дальше начинались чужие земли. Как и говорил Збыслав, тут он уже не помощник. Коли ушел за ворота, не удивляйся, если по башке настучат.
Северьян прислушался, стараясь уловить посторонние звуки, но тщетно. Тишина поражала своей безмятежностью. Убийца пересек площадь, свернул на маленькую худую улочку ведущую к центру, к сердцу Царьграда. Огляделся, присвистнул от удивления. Вот уж занесла нелегкая. Дома здесь стоят так плотно, что между ними даже мышь не проскользнет. Не свернешь, не спрячешься.
Прибавил шагу, стараясь не оглядываться по сторонам. Если решили ловить в капкан, то перехватят здесь. Места надежнее просто не найти. Северьян на беду свою не ошибся. Впереди, словно каменные истуканы выползли черные тени. Тени обрели плоть и кровь, в лунном свете блестящие кольчуги отливали мертвенным сиянием. Невольно вспомнилось войско мертвецов в зачарованном лесу. Ромеи походили именно на них, спокойные, собранные, идут медленно, неторопливо. На лицах отрешение, будто и не люди — зомби. Неужели так не ценят собственные жизни? Нет! Скорее, просто уверены в своей силе.
— Ты пойдешь с нами, чужеземец! — Спокойно сказал один.
Северьян затравленно огляделся. Сзади его тоже держали. И там оборона не слабее, чем впереди. Эх, зачем только меч оставил! Думал, драться больше не придется, дурак! Никогда еще он так глупо не попадался, а это был самый настоящий капкан. Неумело расставленный, но сработавший. Внимательнее нужно было передвигаться, заметил бы ловушку. Но нет, шел с единственной целью — умирать. Вот и попался. Теперь даже до Базилевса не доберется, так и сдохнет в лапах этих ублюдков. Северьян вытащил из голенища нож. По крайней мере унесет с собой троих, а то и четверых.
— Попробуй меня увести! — Хищно улыбнулся Северьян. Он не торопился нападать. Он стоял и ждал. Он умел ждать.
Данила проснулся от нехорошего предчувствия. Несколько минут он лежал глядя в потолок, прислушиваясь. Люта безмятежно дремала, положив голову ему на плечо. Светильник давно потух — надо было залить свежее масло. Из раскрытого окна ровным потоком лился лунный свет. Смутные подозрения вкрались в голову. Окно! Почему ставни открыты? Он же самолично закрывал их.
Мигом вскочил с кровати, бросил взгляд на койку Северьяна — пуста. На столе его меч, сумка, кошелек с деньгами. Нет он не мог уйти без сумки. В ней амулет!
Данила распахнул котомку, перевернул содержимое — камня нигде не было. Он зло выругался. До чего же надо докатиться, чтобы уйти одному, с пустыми руками, еще надеясь достичь дворца императора. Но почему, почему он выбрал такой выход? Ведь все было обговорено, они должны были пойти вдвоем… а пошел один Северьян. Видать, узнал что-то такое, отчего изменил решение. Данила нахмурился. Он этого решения не менял, и если не поздно, может быть успеет если не остановить, то хотя бы помочь.
Мигом приторочил к поясу меч, полез в сумку за ножом — его не было. Данила улыбнулся уголками губ. Не такой уж и дурак калика, чтобы идти совсем с пустыми руками.
— Данила, ты куда?
Люта проснулась, и теперь таращилась изумленным непонимающим взглядом. Данила махнул рукой, показывая на окно.
— Он поступил, как настоящий друг. Ушел, надеясь что я не пойду следом, понимаешь?
— Ну так оставайся. Он же сам решил.
— Он решил, но не я. Значит так, жди меня… нас здесь. Если не вернусь через два дня, бери деньги на столе и езжай домой. Обратись к Збыславу, он поможет найти корабль и договорится с корабельщиком, поняла?
Люта согласно кивнула.
— Только ты возвращайся, понял!? Возвращайся!
— Я вернусь, — пообещал Данила. — Обязательно вернусь.
Выскочил в окно, споткнулся, чуть не свалившись вниз. Прыти Северьяна ему явно не доставало, по карнизу он спустился тяжело. Спрыгнул отбив себе пятки. Отдышался.
На улице тишина. Лишь пьяный гомон в каком-то доме, да собака лает — неугомонная. Данила растерялся. В какую сторону идти? Если напрямик, то можно выйти в Армянский квартал. Но Северьяну он не нужен, тот должен был пойти к центру. Догадавшись, Данила побежал по пустынным, замершим до утра улочкам.
Базарная площадь была пуста. Все торговцы разбрелись по постоялым дворам, теперь здесь орудовало лишь воронье, склевывая с земли гнилые овощи, рыбью требуху и прочую снедь. Мусор уберут лишь к утру, дворники будут работать в поте лица. Чтобы потом торгаши снова превратили площадь в помойку. Данила поскользнулся на какой-то кожуре, выругался. Грязи столько, что по колено утопаешь.
Пересек площадь, сразу рванулся в темную подворотню и услышал надсадное дыхание. Потом раздались голоса и вопли. Данила выхватил непривычно легкий клинок из ножен, побежал вперед Впереди столпились ромейские стражники. Они сгрудились вокруг чего-то злобно ругаясь, переговариваясь. Данила не понимал ни слова, но когда вдруг сразу несколько ромеев разлетелись в разные стороны, все стало понятно без лишней болтовни. Северьян отбивался голыми руками. Где же нож! — хотелось крикнуть Даниле. — Они же тебя убьют! Но стражники отчего-то не спешили доставать мечи, бросаясь на калику с голыми руками.
Данила хмыкнул, сунул клинок в ножны. Что ж, придется соблюдать правила поединка. И с гиканьем бросился в толпу. Ромеи все как один, высокие, мускулистые. Богатая одежда, кольчуга будто из золота, а воины — чудо, не воины, подтянутые, мощные. Данила ворвался в скопище стражников, как дикий вепрь на огород. Ромеи разлетались в разные стороны, а Данила шел, молотил руками. Но что это! В руках одного из стажей мелькнул меч! Данила еле успел выставить клинок, отбить удар. Северьян освободился, заметил друга, ринулся на помощь.
— Беги, я их задержу! — Крикнул Данила, отражая атаку.
Северьян не стал произносить высокопарных речей и не бросился на помощь. Сразу юркнул в расчистившийся проход, только его и видели. А Данила еще долго отбивался, молотя руками и ногами, пока ромеи на задавили его массой, подмяли, раздавили.
— Уходит! — Услышал Данила крик, — чужеземец уходит!
Похоже, кто-то из стражников был своим, славянином. Продался, продался с потрохами, решил Данила. А потом по голове ударили чем-то тяжелым, и мир утонул в вязкой тьме.
Глава 48.
Тихо потрескивал камин. Огонь успокаивал, убаюкивал, помогал расслабиться. Ликун сидел в глубоком кресле, прислонив холодную тряпку к лицу. Ноги его, ожиревшие, белые, были оголены до колена и опущены в горячую, благоухающую цветочными ароматами воду. На маленьком столике у кресла стоял кувшин, подле него кружка, доверху наполненная дорогим вином. Ликун к нему еще не прикоснулся, не хотел расслабляться настолько, чтобы потом не собрать мысли воедино.
У входа, на стуле сидел Багыр. Уродливое звериное лицо его заплыло от огромного синяка, удар чужеземца, будь он неладен, оказался куда болезненней, чем гигант полагал поначалу. Еще двое охранников стояли за дверью и ожидали приказания начальника. Они были верными слугами.
— Это плохо, — тихо сказал Ликун, — очень плохо. Я лишился своего товара. Я был наглым образом избит. А ты, — бросил он усталый взгляд на Багыра. — Ты мне даже не помог.
— Но хозяин, — возмутился Багыр. — Я немного растерялся…
— И поэтому маленький хлипкий чужеземец уложил тебя с двух ударов?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55