— Беру вон ту, что ваши молодчики держат. Она я вижу, упрямая и своенравная, люблю таких укрощать…
— Сожалею, но ее я не продаю. Она пыталась сбежать от меня, а я никому не прощаю непослушания. Ее пытки послужат примером остальным.
Данила потянулся за ножом, но Северьян остановил его жестом, дескать, не начинай пока.
— Я очень хочу ее купить, — надавил убийца, — очень-очень.
— Я же сказал, она не продается! — Рявкнул Ликун. — Не устраивает то, что есть, пошел прочь! Надоело возиться! Тащите ее сюда, я с ней побеседую!
Северьян все еще надеялся решить дело миром. Он хотел предложить сумму, от которой Ликун не смог бы отказаться. Но все испортил Данила.
— Люта! — Крикнул он. — Я тебя спасу!
Девушка подняла голову. Ошарашенно посмотрела на путника. Глаза ее округлились, хлынули слезы, изо рта вырвался сдавленный крик.
— Данила, милый мой! Я знала, что ты найдешь меня!
Миг — замешательство. Ликун взревел.
— Так они знакомы! Багыр, разберись с этими… покупателями!
Северьян сделал шаг назад, положил руку на эфес ятагана.
— У тебя был шанс, Ликун. Шанс уйти при деньгах. Теперь держи крепче портки, а то и их лишишься.
Глава 46.
Багыр взвыл от удовольствия. Он так давно хотел размять кости, потягаться с настоящими противниками, а не с визжащими женщинами, да хилыми стариками. Он вынул из-за пояса свой большой кинжал, облизываясь, скалясь, пошел на русичей. Первый стоял не шелохнувшись, лишь держал руку на рукояти меча. А мечик у него — короче кинжала. Не меч — тьфу! И сам на богатыря не похож, хотя сила чувствуется. Зато второй, высокий, ростом почти с Багыра, в глазах ярость и холодная решимость. Сначала разделаюсь с тем, что пониже, а второго оставлю на десерт, — решил гигант.
Багыр шагнул, зарычал. Русич вдруг убрал руку с клинка, хищно улыбнулся. Багыр затрясся от злобы. Этот ублюдок посмел улыбаться! Теперь он умрет страшно! Гигант бросился на чужеземца, кулак переплетенный узлами мускулов устремился русичу в лицо, чтобы раз и навсегда стереть с него улыбку, вмять, размозжить! Но что это? Чужеземец тоже ударил, ударил кулаком в кулак. Руку до плеча пронзила жуткая боль. Багыр истошно закричал, тряся онемевшей кистью. Как, как этот ублюдок мог причинить ему боль? Чужеземец не остановился. Взвился волчком, и Багыр лишь в последний момент заметил ступню, устремленную в лицо. Удар, и гигант упал. В голове пылал огонь, но он не мог подняться. Лишь одна мысль терзала затуманившийся мозг. Неужели старик был прав? Неужели нашлась сила, способная противостоять ему, Багыру!?
Данила сорвался с места сразу же, как Северьян нанес первый удар. Двое стражей, что охраняли девушек, попытались его остановить. Данила яростно отмахнулся. От взмаха один из стражей упал, задергавшись, затих. Данила бросил короткий взгляд. Вместо лица у охранника была кровавая маска, свернутый набок нос выглядел ужасно. Неужели это я сделал? — Мелькнуло в голове. Второй выскочил вперед, выставил кулаки, вызывая Данилу на бой. Русич не слишком хотел состязаться, а этот придурок встал на пути, мешая пройти к любимой девушке. Кулак размером с наковальню обрушился охраннику на голову. Тот кувыркнулся, упал. Данила даже усмехнулся, глядя, как нелепо выглядит поверженный. Шея будто исчезла, вбитая в мощное атлетическое тело. Голова торчала, как сморчок из свежевзрыхленной земли.
— Ну вот, домахался, — вздохнул Данила над трупом стража. — В следующий раз будешь думать.
Двое все еще держали Люту, но держали как-то неуверенно.
— Отпустите ее! — Прорычал Данила. — Отпустите, и можете уходить!
— Нет, не уйдешь!
Данила еле успел развернуться, перехватывая толстую потную руку Ликуна. В кисти был зажат длинный узкий нож.
— Хороший кинжал, знатный, — молвил Данила, отвешивая купцу здоровенную оплеуху. Ликун отлетел в дальний угол комнаты, рухнул без чувств. Девушки, стоящие на прилавке, в ужасе молчали, тихонько поскуливая. Но когда упал сраженный молодецким ударом Ликун, когда рухнул Багыр, казавшийся непобедимым, весело закричали. Это переполнило чашу терпения охранников. Они отпустили Люту и бросились прочь, надеясь лишь, что за ними не погонятся. Данила бросился к невесте.
— Люта!
— Данила!
Наверное, на всем белом свете сейчас не было более счастливой пары. Северьян стоял поодаль, над массивной тушей гиганта, и молчал. Впервые он позавидовал Даниле, впервые захотел оказаться на его месте, да так захотел, что боль, невиданная доселе, пронзила каменное сердце наемника. Он и сам не думал, что способен испытывать ее.
— Ладно, заканчивайте, — обиженно проворчал Северьян. — Не время сейчас для нежностей. Надо убираться отсюда, пока ромейская стража не нагрянула. Очень уж не хочется объясняться с ними.
Данила, наконец, оторвался от любимой девушки.
— А что с остальными? Они что, должны остаться здесь?
Северьян пожал плечами.
— Девушки, вы все свободны… по крайней мере, если поторопитесь, пока эти… — ткнул он ногой гиганта, — не придут в норму. Если хотите оставайтесь, не хотите, идите в Славянский квартал и расскажите все как есть. Там люди неплохие, либо пристроят вас в Царьграде либо отправят домой. Этого уж я не знаю.
— Спасибо, странник, — вышла вперед статная черноволосая девушка. — Это конечно не то, чего я хотела, но все же лучше рабства.
Потом девушка подошла к Люте.
— Твой жених — золото. Не люби он тебя так сильно, точно отбила бы. Береги его, как зеницу ока.
— Обязательно! — Глаза Люты сияли счастьем. — Я теперь с ним никогда не расстанусь!
Из лавки Ликуна они уходили бегом, скрываясь под покровом вечера. Суета уже поугомонилась, повсюду сновали ромейские стражи, следили за порядком. Северьян помнил, что до квартала славян еще надо добраться, здесь, впереди лежали Жидовский и Армянский. Вдвоем с Данилой они преодолели его без труда. Но теперь с ними была девушка. Очень хрупкая, испуганная, и уставшая от погонь девушка. И когда на пути встали пятеро здоровенных звероватых мужиков с тяжелыми дубинами в руках, Северьян бессильно выругался, бросая злобный взгляд на котомку. Чернокамень опять строил козни, подставляя путников, выкидывая перед ними всевозможные капканы и ловушки, наводя их на неприятности.
— Что им нужно? — Удивилась Люта.
— Ничего хорошего, прелестница, — вздохнул Северьян. — Боюсь, им нужны мы.
— Ничего, перебьются, — молвил Данила. — А мы поможем.
Северьян одернул его.
— Не стоит ввязываться в драку. Збыслав не одобрил бы этого. Надо избегать ненужных ссор, а эти и не выглядят серьезными противниками. Может только и ждут, чтобы мы начали первыми, дали повод. Повод устроить погром в Славянском квартале. Попробуем пройти.
Но пройти им не дали. Вперед вышел здоровенный, заросший черной шерстью мужик. Вытянул вперед руку с дубиной, прохрипел:
— Стой, славянский собака. Дальше ты не пройти, моя тебя остановить!
Славянский явно давался ему с трудом, этому обормоту куда привычнее лаять на своем песьем языке. И не разберешь, что говорит, брехня одна.
— Отойди с дороги, — сказал Северьян. — А то сам отодвину.
Звероватый мужик покосился на убийцу.
— Ты давай идти отсюда. Ты не похож на славянский собака, тебя бить не буду.
— Но я друг этих славянских собак, — улыбнулся убийца. — Так что я, пожалуй, останусь, посмотрю… уж больно интересно мне. Скажу тебе одно, Збыслав будет очень недоволен…
Мужик разъярился.
— Плевать я на Збыслав! Плевать на русский свинья! Мы избить его человек, надругаться над женщина!
— Я тебе надругаюсь, всю надругалку поотрезаю! — Рявкнул Данила. — Давай, давай, иди сюда!
Северьян вздохнул. Думал обойтись без драк, а без драк не получается. Вот так всегда, и по-другому нельзя. Люди отчего-то любят делить друг друга по цвету кожи, волос, манере говорить и ходить. И нередко устраивают из-за этого ссоры, перерастающие в войны. Зачем? Северьян не мог этого понять и принять. Для него все люди были людьми, ни больше, ни меньше. Иначе просто нельзя.
Данила ждал до самого последнего момента. Но когда звероватый мужик бросился на него с кулаками, с размаху ударил мордоворота кулаком в челюсть, скривился. Бугай рухнул, как подкошенный. Остальные отчего-то не спешили нападать, шептались.
— Ну, чего стоите-то? Идите сюда, всем наваляю, мало не покажется.
— Не пойдут, — молвил Северьян. — Испугались. Они смелые, лишь, когда напором давят, больше языком молотят, а когда не поддаешься, выстоишь, разбегаются. Шакалы…
Четыре тени впереди вдруг бросились врассыпную. Уже через мгновение дорога была свободна.
— А они больше не вернутся? — Спросила Люта.
— Вернутся, добавим, — улыбнулся Данила, переступая через мордоворота.
У подхода к Славянскому кварталу их встретил Збыслав с дружинниками.
— Мне показалось, я слышал шум? — Спросил воин.-
Да так, — отмахнулся Северьян, — все уже нормально. Какие-то мелкие наглецы вон, к девушке приставали…
Збыслав добродушно улыбнулся, заметив Люту.
— Здравствуй, красавица. Рад приветствовать тебя…
— Еще не обрадуешься. К тебе сегодня еще несколько придут, ты уж устрой их как-нибудь, земляки все-таки. Не Ликуну же их возвращать.
— Никак нашли старого змея? — Восхитился Збыслав, — и ноги унесли, молодцы. А девушка, как я понимаю та самая?
— Ага, — довольно кивнул Данила. — Искал и все-таки нашел.
— Молодец, упорный ты! Да и правильно, за любовь надо биться даже с самим Ящером. Ладно, найдем мы место для беженок, никуда не денутся.
С этими словами Збыслав развернулся и вместе с дружинниками пошел в другую сторону Славянского квартала, поддерживать порядок. Путники же, усталые и голодные, направились прямиком в корчму.
Здесь стоял привычный пряный аромат жареного мяса и диковинный запах заморского вина. Народ уже собирался, стягивался, будто стая мух на свежую кучу. Недовольный хозяин протирал стойки. Близился вечер, а вечер здесь не обходится без драки.
— Никак явились? — Пробурчал он. — Да не одни? Нет, я третьего бесплатно кормить не буду…
Северьян молча подошел, высыпал на ладонь наглому мужику несколько монет.
— Если ты еще раз вякнешь, что тебе мало денег, жадная скотина, я тебе сломаю ноги, — улыбаясь, проговорил убийца.
Мужик побледнел, но промолчал. Северьян одним махом научил его держать язык за зубами. А убийца, как ни в чем не бывало, подошел к занявшим свободный стол Люте и Даниле.
— Проблемы улаживаются очень легко, если за них хорошо платишь и… немного помогаешь словами.
Данила весело усмехнулся.
— Вот Люта, это мой самый верный, да и, наверное единственный на всем белом свете друг.
Северьян улыбнулся в ответ.
— У нас в прошлом были разногласия, но это, я надеюсь в прошлом.
— Прости, доблестный воин, — пробормотала Люта, — но я о тебе ничего не знаю.
Данила нахмурился.
— А зря. Если бы не он, то меня никогда здесь не оказалось. И без него я бы не нашел тебя, моя ненаглядная…
Люта потупила взор, руки ее суматошно двигались, не находя себе места. Девушка нервничала.
— Я даже не знаю твоего имени, друг Данилы.
— Тебе незачем его знать, прелестница, — сказал Северьян. А прозвище, данное мне врагами не слишком хорошая замена имени. Если хочешь, называй меня… каликой.
— Хорошо… калика. Когда воин называет себя каликой, это звучит таинственно.
— Это потому что он сам таинственный, — подхватил Данила. — Загадочнее человека я еще не встречал на своем пути.
Вскоре, хмурый хозяин поставил перед ними поднос с изумительно пахнущими яствами. Здесь была и жареная рыба, и мясо с поджаристой корочкой, истекающее ароматным соком, и каша, наваристая, горячая.
— Как здорово! — Обрадовалась Люта. — Нас Ликун кормил все больше диковинными фруктами! А я так соскучилась по настоящей пище!
Мясо таяло во рту. Северьян откусывал кусок за кусочком, чувствуя, как лопается корочка и ароматный сок наполняет рот. Что и говорить, готовить эти ромеи умели, да так, что пальчики оближешь, да еще добавки попросишь, даже если сыт. Данила тоже беззаботно увлекся трапезой, поглощая рыбину за рыбиной, и перебрасывался словами со своей невестой. Люта ела за троих, набив полный рот, еще пыталась улыбаться и говорить одновременно. Ох уж эти женщины! Все у них ни как у людей, мужчин то есть.
Глава 47.
В корчму потихоньку стягивался народ. Места скучных и размеренных во всем ромеев заняли импульсивные славяне, привыкшие больше доверять чувствам, нежели разуму. Один за другим, веселые, подвыпившие мужики усаживались за столики, заказывали вино и мясо. Вскоре корчму наполнил знакомый приятный слуху гомон. Кто-то уже ругался, сотрясая чудовищными кулаками, кто-то затянул песню, которую сразу подхватили несколько глоток, а потом еще и еще. Северьян сам не заметил, как втянулся в нее, чувствуя каждую ноту, каждый звук. Песня была о далекой земле, о местах, в которых никто не разу не был, и они от этого были лишь прекраснее и заманчивее. А Северьяну отчего-то вспомнилась родина, маленький домик в селе, волхв Лукий, ставший для Северьяна отцом, и родное, красное, как пламя, солнце… Каким он его видел в последний раз, поднимающийся из-за непроходимой стены леса… Уголки глаз наполнились влагой, он и сам не заметил, мимоходом смахнув.
— Друг калика, ты плачешь, — ошарашенно пробормотал Данила.
— Нет, — улыбнулся Северьян, — я не плачу. Я радуюсь. Радуюсь, что хоть кому-то в этом мире суждено жить счастливо.
— А у тебя красивый голос, калика, — сказала Люта. — Очень нежный и мелодичный.
— Ты не слышала наших девушек! У них такие голоса, такие что… — Северьян осекся. — Что-то я заговорился. Ладно, пойдемте-ка спать. Вам завтра вставать рано в дорогу собираться…
— В какую дорогу? — Дернулся как от удара Данила.
— Дорогу домой. Заберете все деньги, мне они ни к чему и на первом корабле обратно. Там уж сами доберетесь, как-нибудь. Прибьетесь к обозу, что прямиком до Искоростеня, а там до Перелесья рукой подать…
— Постой, постой, — остановил его Данила. — А как же ты?
— Я справлюсь сам. — Отрезал Северьян. — У тебя теперь невеста, вот и береги ее.
— Да, — подхватила Люта, — поедем домой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55