Другие ничего не значили. Просматривая имена десятков женщин, она внезапно похолодела и быстро перевернула несколько страниц, до буквы Л, с которой начиналась ее старая фамилия, чтобы проверить, не значится ли в этой маленькой черной книжечке и она сама. Си-Джей поспешно просмотрела фамилии, но «Ларсон» ей не встретилась. Затем она перевернула страницы на первую букву своего имени, ожидая увидеть что-то типа «Чтобы хорошо провести время, позвони Хлое! 202-18, квартира 1Б, Роки-Хилл-роуд, Бейсайд, Нью-Йорк», написанное на всю страницу. Затаив дыхание, Си-Джей прочитала все записи, но своего имени не нашла. Си-Джей вздохнула с облегчением.
Однако очень скоро она заметила еще одну фамилию в черной книжечке Бантлинга, записанную мелким почерком. Запись оказалась почти неразборчивой. Почти. Эта фамилия ее удивила — она никак не ожидала тут ее увидеть. И теперь Си-Джей предпочла бы не видеть ее никогда.
В записной книжке значилось: «Чамберс Г. 22, Алмериа-стрит, Корал-Гейблс, Флорида».
Глава 75
Грег Чамберс. Почему его фамилия записана у Бантлинга? Откуда они могли знать друг друга? Бантлингу просто кто-то посоветовал обратиться к Грегу как к психиатру?
Си-Джей встала и принялась расхаживать по кабинету, мысли кружились в голове. Если Бантлинг и Чамберс знакомы, то почему Грег ей об этом ничего не сказал? Он не мог это обойти. Значит, явно не подозревал, что Бантлинг о нем знает. Определенно записная книжка старая, записи могли делаться несколько лет назад. Вероятно, Грег так же удивится, как удивилась сама Си-Джей, узнав, что он занесен в эту записную книжку. Наверное, так и есть.
Но по мере того как она ходила взад-вперед по кабинету, а ее разум судорожно пытался выудить смысл из мыслей, которые крутились в голове, Си-Джей почувствовала, как знакомые цепкие пальцы паранойи ползут вверх по ее шее и сжимают мозг. И «а что, если» стало стучаться в дверь и требовать впустить.
А что, если они знакомы? А что, если они друзья? А что, если между ними нечто большее? Си-Джей сражалась с парализующим чувством страха, которое возвращалось к ней. Она боялась, что, даже находясь в тюремной камере, Бантлинг планировал сюрприз для нее. Она помнила его слова: они теперь сбываются.
«Я всегда буду следить за тобой, Хлоя. Всегда. Тебе от меня не уйти, потому что я всюду найду тебя».
Она посмотрела на заваленный бумагами стол, чашку с остывшим кофе, опущенные шторы, темный кабинет, освещаемый только тусклой настольной лапой и серым экраном компьютера. Уже три часа утра, а ей в восемь надо быть в зале суда. Начиная с сентября Си-Джей не удавалось поспать больше четырех часов за ночь.
«Ты делаешь поспешные выводы. Ты не мыслишь рационально. Это дело подавляет тебя. Бантлинг подавляет тебя. Он съедает тебя заживо. И ты ему это позволяешь».
Стресс — главная причина любой болезни, будь то физическая или душевная. Она знала, что стресс стал ускоряющим фактором ее последнего срыва. Ей нужно контролировать себя, пока она не вышла из-под контроля, пока вся ее жизнь не вышла из-под контроля. Ее отношения с другими людьми, ее карьера — все шло по спирали, как и раньше «Все повторяется, как раньше». Параллель пугала.
Си-Джей затушила последнюю сигарету и убрала бумаги в портфель, туда же положила и записную книжку. Она позвонила на пост охраны на первом этаже, разбудила охранника и направилась к лифту.
Ей требовалось сменить обстановку. Ей необходимо было подумать и отдохнуть.
Иначе все опять выйдет из-под контроля.
Как раньше.
Глава 76
Эстель как раз собирала свою большую сумку из плетеной соломки, чтобы идти домой, когда Си-Джей постучала в стекло над ее головой. Было начало восьмого, четверг, до Нового года оставалось всего три дня.
— О, мисс Таунсенд! — удивленно воскликнула Эстель, подняв голову от сумки, и прижала к груди руки с ярко-красными ногтями. — Вы меня испугали. Я вас не заметила.
— Простите, Эстель. Доктор Чамберс у себя?
— Да, — сказала несколько сбитая с толку секретарша, просматривая журнал. — Но сейчас у него пациент. — Она взглянула на Си-Джей и нахмурилась. — Простите, но вы не записаны на сегодняшний вечер.
Си-Джей знала, что у Эстель, вероятно, все зудит внутри, так ей хочется задать вопрос дня: «С вами все в порядке?» Сказать, как Си-Джей плохо выглядит. Даже судья Часкел сегодня отвел ее в сторонку в перерыве и спросил, нормально ли она себя чувствует. Крем-пудра больше не скрывала темные крути под глазами. Си-Джей потеряла пять фунтов только за последнюю неделю, а она ведь и так не была полной, на бледном лбу четче обозначились морщины. Она говорила всем, что это из-за недостатка сна, поскольку не думала, что люди поймут, если она скажет правду — что, вполне возможно, она снова сходит с ума. «Всего несколько дней до сумасшедшего дома. Поспешите и купите билет на представление». Но Эстель каждый день имела дело с сумасшедшими и знала, что такие вопросы задавать не следует.
— Я не договаривалась заранее, Эстель. Мне просто нужно увидеть доктора Чамберса, когда он закончит прием. Это очень важно. Он поймет.
— Ну тогда хорошо. Мне очень не хочется беспокоить его во время приема. — Она бросила взгляд на часы в приемной. — А мне нужно идти. Мы с мужем сегодня ужинаем не дома.
— Все в порядке, Эстель. Я просто подожду, пока доктор освободится. Однако мне обязательно нужно побеседовать с ним сегодня.
— О-о... — Эстель стала говорить тише. — О деле, которое вы ведете? Я каждый вечер смотрю вас по телевизору. Это всегда главная новость в одиннадцатичасовом выпуске.
— Мне просто нужно поговорить с врачом. Эстель какое-то время обдумывала ее слова.
— Ну, вы же друзья. Думаю, он не станет возражать. Тогда садитесь. У него сейчас последний пациент, он закончит примерно в половине восьмого. Вы его можете поймать, когда он будет уходить.
— Отлично. Спасибо, Эстель.
Эстель взяла свою соломенную сумку и пиджак и вышла в приемную.
— Обычно я остаюсь до конца приема, но сегодня мы ужинаем вместе с начальником Фрэнка и его женой. Ну, вы понимаете. Нельзя опаздывать.
— Не беспокойтесь.
Эстель остановилась у двери и снова заговорила шепотом:
— Вы в самом деле думаете, что Бантлинг все это сотворил, мисс Таунсенд? На самом деле?
— Я не стала бы выдвигать против него обвинительное заключение, если бы не думала, что он виновен.
«И это не все, Эстель. Я знаю, что он виновен. Только я не уверена так, как раньше, что он убийца».
— Никогда нельзя знать заранее, правда? — заметила Эстель и покачала головой. — До свидания, мисс Таунсенд.
— Нет, нельзя, — пробормотала Си-Джей, когда Эстель ушла.
Несколько минут она просто сидела в пустой приемной, собираясь с мыслями. Сегодня вечером у нее это не получалось. Это ее первая возможность поговорить с Грегом Чамберсом после того, что она обнаружила прошлой ночью. Си-Джей думала, что именно она ему скажет и как ей следует это сказать. Она не хотела, чтобы ее слова звучали как бред параноика, хотя и подозревала, что именно так сейчас выглядит.
Дверь в комнатку Эстель стояла слегка приоткрытой. Наверное, секретарша забыла ее закрыть, когда уходила. Си-Джей встала и начала беспокойно мерить шагами приемную, скатывая и распрямляя в потных ладонях старый номер журнала «Энтертейнмент уикли». У окошечка, за которым обычно сидела Эстель, Си-Джей остановилась и увидела, что дверь в кабинет врача, расположенная в конце коридора, плотно закрыта, как и всегда, когда он ведет прием. Си-Джей бросила взгляд на стол Эстель и заметила раскрытый журнал записи пациентов, который секретарша просматривала пять минут назад.
Си-Джей осторожно прошла к приоткрытой двери секретарши, остановилась на мгновение, опять взглянула в конец коридора. Дверь в кабинет Чамберса все еще оставалась плотно закрытой. Си-Джей подняла голову и взглянула на часы в приемной — 19.22.
Не рассуждая, она раскрыла дверь комнатки Эстель и перешагнула через порог к ее столу. Журнал записи пациентов был раскрыт на неделе, начинающейся с понедельника, 25 декабря, до пятницы 29 декабря. Последняя страница за 2000 год. Си-Джей быстро перелистала их и нашла период с понедельника 18 сентября до пятницы 22 сентября.
Она внимательно просмотрела колонку записей за понедельник — и нашла то, что искала. Это был последний пациент 18 сентября. За день до обнаружения тела Анны Прадо.
Си-Джей вздрогнула. Ее самый худший, самый иррациональный страх подтвердился.
На семь часов вечера в тот день был записан Б. Бантлинг.
Глава 77
Си-Джей быстро просмотрела семь дат, которые выписала из ежедневника Бантлинга в предыдущую ночь. Все сходилось. Те же дни, то же время. И фамилия: Б. Бантлинг.
Это не было совпадением. ДР. Теперь сокращение имело смысл. ДР — это доктор... Чамберс был его врачом. Чамберс был врачом Бантлинга!
Си-Джей отошла от письменного стола, от журнала записи пациентов, от правды, которая стояла у нее перед глазами. Помещение плыло, и ей казалось, что ее сейчас стошнит. Что это означает? Как такое может быть? Он лечил их обоих. Он лечит ее насильника. Как долго это продолжалось? Годы? Воспоминания у нее в голове проносились со скоростью ураганного ветра. А она раньше встречалась с Бантлингом? Может, сидела рядом с ним в этой самой приемной, они обменивались улыбками или журналами, или говорили о погоде, пока она ждала своей очереди. «Что знал Чамберс? Чем с ним делился Бантлинг? Что знал Бантлинг? Чем Чамберс делился с ним?» Мысли, которые она отбросила прошлой ночью как иррациональные и параноидальные, снова мучили ее. Ей внезапно стало тяжело дышать.
Это не может случиться. Не снова. «Пожалуйста, Господи, не надо больше. Один человек может вынести только определенный груз. А мне уже хватит. Я больше не могу». Она должна выбраться отсюда. Она должна подумать. Си-Джей натолкнулась на стул Эстель, он отлетел к стене, и она услышала глухой звук — картинная рама слетела на пол. Си-Джей повернулась и бросилась в открытую дверь, на бегу схватив свою сумочку с кресла в приемной. За спиной она услышала приглушенный голос:
— Что это было, черт побери? Эстель?
Затем в конце коридора открылась дверь кабинета, но больше это не имело значения. Си-Джей распахнула тяжелую дубовую входную дверь и пробежала мимо аккуратных клумб с желтыми, белыми и красными цветами, по дорожке, выложенной кирпичом. Прочь от красивого домика в испанском стиле, на Алмериа-стрит, в богатом безопасном районе Корал-Гейблс. Прочь от доброго понимающего доктора, к которому на протяжении последних десяти лет она обращалась за помощью, чтобы справиться с реальностью и страхом, парализовавшим сознание. Но теперь Си-Джей бежала от всего этого так быстро, как позволяли ноги. Она забралась в джип и рванула с места, чуть не задавив велосипедиста, который внезапно вынырнул у нее перед машиной и выкрикивал ругательства.
Она погнала по Алмериа-стрит, направляясь к автостраде Долфин, как раз когда доктор Чамберс вышел в пустую приемную, чтобы посмотреть, в чем дело.
Глава 78
— Первый надрез, которым вскрыли грудную полость, вертикально идет вниз, через всю грудную клетку, к пупку. Разрез чистый, нет ни зигзагов, ни разрывов кожи по бокам.
Джо Нейлсон невольно вздрогнул, демонстрируя сказанное на пластиковом женском манекене, установленном напротив присяжных, и указка слегка дернулась у него в руке.
— Второй разрез производился горизонтально, под грудью, начинается он под правой и продолжается вбок, к левой груди и под ней. И снова это единый разрез, чистый, никаких зигзагов и разрывов кожи.
— У вас сложилось мнение, каким типом инструмента делались эти разрезы? — спросила Си-Джей.
В зале суда стояла тишина, собравшиеся внимали каждому слову.
— Да. Это был скальпель. Разрезы глубокие, проходят до кости через три слоя — кожа, жировая ткань и, наконец, мышца. Не заметно ни разрывов, ни извилин. Скальпель «пятерка», изъятый из дома обвиняемого, проверялся нами на предмет соответствия разрезам на груди мисс Прадо. Глубина и ширина разрезов соответствуют. Они оказались идентичны.
Рядом с манекеном на мольбертах были закреплены две фотографии. На одной изображен увеличенный в пятьдесят раз скальпель, изъятый из дома Бантлинга, на второй — крупным планом разрез на груди Анны Прадо.
— После проведения разрезов грудину сломали, а грудную клетку раздвинули.
— Какой инструмент использовался, чтобы сломать грудину?
— Вероятно, кусачки.
— Анна была еще жива на тот момент?
— Да. Смерть — это остановка сердца. Когда грудину мисс Прадо сломали, легкие оказались открыты для доступа воздуха и внешнего давления, что, в свою очередь, вызвало ателектаз. Легкие прекратили работу, кислород перестал циркулировать и поступать к сердцу и мозгу. Смерть от удушья в таком случае наступает примерно через две — пять минут. Во время вскрытия воздух был обнаружен в левом легком мисс Прадо, поэтому ясно, что смерть наступила не от удушья. И да, она все еще оставалась жива, когда...
Внезапно в зале суда раздался вой. Это была мать Анны. Она рыдала, ее пытались успокоить члены семьи.
— Чудовище! Чудовище! — восклицала она.
— Тишина! — потребовал раскрасневшийся судья Часкел. — Хэнк, пожалуйста, проводите миссис Прадо в коридор. Простите, миссис Прадо, но я вынужден вас удалить.
— Он убил моего ребенка! — кричала женщина, когда родственники вели ее к дверям. — Этот ублюдок забрал у меня мою девочку и порезал ее на части! И теперь он сидит там и улыбается!
Дверь закрылась, и крики женщины затихли.
— Присяжным не следует обращать внимание на эти замечания, — сурово предупредил судья, когда Лурдес встала, чтобы выступить с возражением. Двенадцать присяжных смотрели в направлении расстроенного Уильяма Бантлинга, который закрыл лицо руками.
Несколько мгновений в воздухе висела тишина, и всем было неуютно, пока крики миссис Прадо не стихли совсем. Ее, вероятно, отвели вниз.
— Мисс Таунсенд, продолжайте, — сказал судья Часкел.
— Что вызвало остановку сердца, доктор?
— Перерезание аорты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54