— В любое время.
— Спасибо. — Петра повернулась к Майло. — Извини, понимаю, ты ждешь вот это. — Из кожаной сумки появилась папка. — Вот данные на твоего мистера Салсидо. Как оказалось, нам эта личность известна. После принятия программы развития Голливуда комиссия мэрии под председательством члена совета Гольдштейн поручила нам в течение месяца проверить всех лиц без определенного места жительства. Мы создали так называемый «отряд по отлову бродяг», и в отчете этого отряда фигурирует ваш Салсидо. Ребята никого не задерживали, просто выявляли места скопления бомжей, выясняли, что у тех на уме. Если находили наркотики или узнавали про какое-то преступление, тогда кого-то задерживали, но в основном работа велась лишь для того, чтобы ублажить члена совета Гольдштейн.
Майло раскрыл папку.
— Салсидо жил в пустующем доме на пересечении Западной и Голливуда, — продолжала Петра. — В том, у которого фасад с фризом. Кажется, его выстроил для себя Луис Б. Майер или какой-то другой киношник. Впоследствии «ловцы» установили, что у Салсидо уже были нелады с законом, и отметили это в своем докладе.
— Деньги налогоплательщиков расходуются не зря. — Майло пролистал доклад. — Салсидо жил один?
— Раз не указано обратное, один.
— Тут написано, его обнаружили в «помещении, заваленном мусором».
— Как ты уже заметил, Салсидо утверждал, что работает, но не смог это доказать. Ребята обнаружили у него отклонения в психике, возможно, вследствие пристрастия к наркотикам, и предложили обратиться в больницу. Он наотрез отказался.
— Почему его не задержали?
— Без заявления владельца здания на то не было никаких оснований. Сегодня утром я туда заглянула, Салсидо там уже не было. Вообще никого не осталось. Теперь там полным ходом идет ремонт; затевается что-то крупное. Извини, это все.
— Что ж, это уже что-то. И на том спасибо, — сказал Майло. — Сидел один в заброшенном доме...
Я понял, что он думает про такой же дом в Денвере.
— Майло перевернул еще одну страницу.
— Физии его нет?
— "Ловцы" ходили без фотоаппаратов. Но загляни в самый конец. Пришел факс из тюрьмы округа Марин: фас и профиль, правда, ужасного качества.
Найдя фотографии, Майло посмотрел на них, затем передал мне.
Элдон Салсидо Мейт, поступивший в тюрьму для отбывания наказания, на шее бирка с номером. Неизменный взгляд исподлобья, заквашенный на жестком горячем блеске в глазах — следствии безумия или отсвета фотовспышки.
Длинные прямые волосы, гладко выбритый подбородок. Кожа светлая, как и говорила Гиллерма Салсидо. Круглое вялое лицо. Мелкие изнеженные черты, на которые заключение уже наложило свою печать. Преждевременные морщины. Юноша, стареющий слишком быстро.
И поразительное сходство с лицом трупа на операционном столе. Гиллерма Салсидо была права: Донни сын своего отца.
Майло снова заглянул в папку.
— Тут написано: Салсидо, по его собственным словам, работал в салоне татуировок на бульваре Голливуд, но в каком именно, он не смог вспомнить.
— Я заглянула в несколько подобных заведений, там его никто не знал. Однако из тюрьмы Марин сообщили, что Салсидо украшал росписью тела других заключенных, и это, вероятно, обеспечивало его безопасность.
— Безопасность от чего? — спросил я.
— Тюрьма живет по законам банды, — объяснила Петра. — Чужаку приходится очень плохо, если ему нечего предложить. Салсидо продавал свой талант, но, как говорят сотрудники тюрьмы, блатные не приняли его в свой крут, посчитав умалишенным.
— Татуировка, — задумчиво произнес Майло. — Наш мальчик любит рисовать.
Петра кивнула.
— Я уже читала про картину. Ты думаешь, это он?
— Резонное предположение.
— На что похожа эта картина?
— Я бы такую у себя в гостиной не повесил. — Майло захлопнул папку. — Ты ведь рисуешь, да?
— Ну что ты...
— Не стесняйся, я видел твои работы.
— Это все в прошлом, — отнекивалась Петра.
— Хочешь взглянуть?
Она сверилась с часами.
— А почему бы и нет?
* * *
Петра отставила картину на расстояние вытянутой руки.
Прищурилась. Повертела ее, изучила края. Положила на пол и отошла футов на десять, затем вернулась и снова осмотрела вблизи.
— Да он просто налеплял краску, — сказала Петра. — Похоже, работал очень быстро — не только кистью, но и мастихином... вот, взгляните... быстро, но не небрежно. Композиция очень неплохая, пропорции выдержаны в самый раз.
Она отвернулась от картины.
— Это только предположение, но я вижу работу человека, мечущегося между тщательной прорисовкой деталей и безудержным малеванием. Он досконально все продумал, но, взяв в руки кисть, быстро вошел в раж.
Нахмурившись, Майло посмотрел на меня.
— По крайней мере, — смущенно улыбнулась Петра, — мне так кажется.
— Что это значит? — спросил Майло. — Сначала осторожный, а затем сорвавшийся с цепи?
— То, что он такой же, как большинство художников.
— У него есть талант?
— Несомненно. Ничего поразительного, но он свое дело знает. И у него огромное честолюбие — вздумал переделывать Рембрандта.
— Рембрандт и татуировки, — заметил Майло.
— Если Салсидо своим ремеслом защитил себя в тюрьме от неприятностей, значит, он владеет им неплохо. Работать на теле очень трудно: необходимо чувствовать меняющуюся толщину эпидермы, сопротивление игле, движение...
— Осекшись, Петра залилась краской.
— Даже не собираюсь спрашивать, — улыбнулся Майло.
Она тоже улыбнулась.
— Я занималась этим в школе. Ладно, мне пора бежать. Надеюсь, от меня был какой-то толк.
— Я твой должник, Петра.
— Не сомневаюсь, мы скоро сквитаемся. — Перевесив сумку на другое плечо, она направилась к выходу. — Хотелось бы заверить тебя, Майло, что мы во все глаза высматриваем Салсидо, но ты знаешь, как обстоят дела... Извини, убегаю.
— Удачи тебе в суде, — бросил ей вдогонку Майло.
— К счастью, сегодня удача мне не нужна. Дело плевое, и в Санта-Монику переведено только потому, что здание районного суда закрыто на ремонт. Несимпатичный обвиняемый, неопытный общественный защитник, заваленный делами по уши. Сегодня меня ждет триумф! Была рада повидаться с тобой, доктор — будем болеть за нашего Билли.
Мы снова вернулись к столу Майло. За то время, что мы разговаривали с Петрой, к кучке сообщений добавился новый листок.
— Это опять специальный агент Фаско. Похоже, подброшенная картина пробудила и в нем жажду известности.
Скомкав листок, Майло повернулся к двери.
К нам направлялись детективы Корн и Деметри. Остановившись у стола, они посмотрели на него так, словно это была ограда, отделяющая их от свободы. Майло представил меня своим помощникам. Те ограничились сдержанными кивками. Очки Деметри сидели на носу криво, его лысина обгорела на солнце и шелушилась.
— Что случилось?
— Ничего, — ответил Деметри. Его голос был настолько низким, что казался обработанным с помощью электроники. — В том-то все дело.
Корн засунул палец за ворот. Его высушенные феном волосы резко контрастировали с тонзурой напарника.
— Никаких взбитых сливок с вишней, — сказал он. — Мы все утро проторчали рядом с домом Хейзелдена. Нашли садовника — отлично. Хейзелден заплатил ему за месяц вперед. Этот тип понятия не имеет, где сеньор, ему насрать, куда сеньор уехал. Корреспонденция Хейзелдена растет кучей в почтовом отделении Уэствуда, но без санкции прокурора нам ее не дадут. Вы хотите, чтобы мы получили санкцию?
— Да, — сказал Майло.
— Ладно.
— Стив, в чем проблема?
— Нет, никаких проблем.
Корн снова провел пальцем за воротником. Деметри снял очки и вытер их о край спортивной куртки.
— Ребята, не вешайте носы, — бодро произнес Майло. — Хейзелден распорядился оставлять почту до востребования — определенно он смылся. Так что ищите его. Как знать, возможно, это дело будет вашим.
Детективы переглянулись. Деметри перенес свой вес на левую ногу.
— Это при условии, что Хейзелден имеет какое-то отношение к смерти Мейта. Мы это обсуждали и пришли к выводу, что твердой уверенности нет.
— Это еще почему, Брэд?
— Нет никаких свидетельств этого. К тому же, в этом нет смысла. Хейзелден делал на Мейте деньги. Зачем ему убивать курицу, несущую золотые яйца? Мы решили, что Хейзелден устроил себе каникулы — возможно, его расстроило то, что он лишился своей курицы.
— Взял передышку, чтобы спокойно все обдумать, — добавил Майло.
— Точно.
— Диагноз «депрессия». И он решил поправить свое душевное здоровье где-нибудь на солнечном пляже.
Деметри посмотрел на Корна, ища у него поддержки.
— По-моему, разумное предположение, — сказал тот, стискивая зубы.
— Вокруг Мейта поднялась шумиха, возможно, Хейзелдену потребовалось время, чтобы разобраться в происходящем. Признайтесь, у вас нет никаких доказательств, что он в чем-то запачкан.
— Абсолютно никаких, — подтвердил Майло. — За исключением того, что этот стервятник, охотившийся за известностью, вдруг смылся в самый важный момент в жизни.
Молодые детективы молчали.
— Вот и отлично, — сказал Майло. — Так что раздобудьте ордер на выемку почты, посмотрите, не удастся ли вам ознакомиться и с его банковскими счетами. Быть может, найдете агентство путешествий, что подтвердит вашу версию о каникулах.
Новый обмен взглядами.
— Да, конечно, как скажете, — потупился Деметри. — Но мы решили сперва заглянуть в тренажерный зал. Столько времени торчали на улице, не было возможности позаниматься.
— Конечно. А потом выпейте по литру фруктового сока — в нем много витаминов.
— Да, еще, — сказал Деметри. — Эта картина — мы ее только что видели. Если хотите знать мое мнение — настоящее дерьмо.
— Сейчас все разбираются в искусстве, — усмехнулся Майло.
Глава 18
— Что теперь? — сказал я.
— Если эта парочка сможет составить приличный запрос на выдачу ордера, я взгляну на почту Хейзелдена. Но, что более вероятно, мне придется исправлять их грамматические ошибки. А пока я собираюсь проверить художественные галереи и салоны татуировки, выяснить, знают ли там Донни, под его собственным именем или как Толеранса. Раз он выбрал галерею в Санта-Монике, вполне вероятно, что он покинул Голливуд и устроился где-то в Уэстсайде. В Венисе достаточно заброшенных домов, и мне хотелось бы в них заглянуть.
— Ты отдаешь ему предпочтение перед Хейзелденом из-за картины?
— Из-за картины, а также потому, что у Донни были судимости. Но главное, Петра говорила о сочетании тщательной продуманности и психоза — что соответствует твоей гипотезе. А против Хейзелдена у нас пока лишь то, что он смылся. Очень даже возможно, что мои лентяи правы, и мы бегаем за ним напрасно, но пусть они это докажут. — Он встал. — Извини, пора уступить зову природы.
Майло поспешил в туалет, а я воспользовался его телефоном, чтобы узнать, не было ли для меня каких-либо сообщений.
За время моего пребывания в полицейском участке поступили два запроса от судей. Также звонили из конторы Ричарда Досса с просьбой немедленно связаться — это было меньше пяти минут назад.
Секретарша Ричарда — та самая, что вчера разговаривала со мной как со слугой — поблагодарила меня за то, что я ответил так быстро и вежливо попросила меня подождать одну секунду. Не успел ее голос затихнуть, как заговорил Ричард.
— Большое спасибо, — произнес он голосом, который я еще не слышал. Хриплым, дрожащим, неуверенным. Тихим.
— В чем дело, Ричард?
— Я нашел Эрика. Сегодня, в четыре утра, в студгородке. Он никуда не уезжал, просто сидел под деревом в уединенном уголке. Эрик провел там больше суток, но так и не объяснил, в чем дело. Он вообще не желает со мной разговаривать. Мне удалось усадить его в самолет и привезти в Лос-Анджелес. Эрик пропустит все экзамены, но на это мне наплевать. Я очень хочу, чтобы вы его посмотрели. Пожалуйста.
— Стейси об этом знает?
— Я догадывался, что вас будет беспокоить соперничество брата и сестры или как это там называется. Поэтому я спросил у Стейси, не возражает ли она, если вы посмотрите Эрика, и она без колебаний согласилась. Если хотите проверить, я сейчас попрошу ее взять параллельный телефон...
Неестественный голос человека, столкнувшегося с чем-то непреодолимым.
— Нет, Ричард, все в порядке, — заверил его я. — Эрика уже осматривал врач?
— Нет. На нем нет ни единой царапины. Меня беспокоит его психологическое состояние. Давайте как можно скорее займемся этим, хорошо? Это не Эрик. Он всегда был такой... Никогда не терял бодрости духа. Черт побери, мне не нравится, что с ним происходит. Когда мы с вами встречаемся?
— Привозите его сегодня. Но сначала, пожалуйста, покажите его врачу. Мы должны быть уверены, что со здоровьем у него все в порядке.
Молчание.
— Конечно. Как скажете. Вы хотите проверить что-нибудь конкретное?
— Убедитесь, что у него нет травмы головы, лихорадки и острого инфекционного заболевания.
— Хорошо, хорошо — когда?
— Давайте договоримся на четыре часа.
— Сейчас ведь еще нет и двенадцати...
— Если врач закончит раньше, звоните. Где Эрик сейчас?
— Здесь, прямо в конторе. Я оставил его в зале совещаний. С ним одна из моих секретарш.
— Он вам что-нибудь говорил?
— С тех пор как я его нашел, он не произнес ни слова. Сидит молча, как в трансе. Я с ужасом думаю, что то же самое было и с Джоанной. С этого все началось. Она замкнулась в себе.
— Вы трогали Эрика — какой у него мышечный тонус?
— Все в порядке, кататонии нет. Но он смотрит мне прямо в глаза, и я вижу, что его здесь нет. Эрик не желает со мной говорить. Он отгородился от меня стеной, и мне это совсем не нравится. И еще одно: я не хочу, чтобы о случившемся стало известно в Стэндфорде. Пока в курсе только этот китаец, его сосед по общежитию, и я объяснил ему, что в наших общих интересах не болтать языком.
Щелчок.
Вернулся Майло. Не успел он дойти до своего стола, как один из детективов, вынув из факса лист бумаги, передал его Майло.
— Взгляни, — сказал он, пробежав его взглядом. — Новое известие от агента Фаско. Настойчивый тип, ты не находишь?
Майло положил листок передо мной. Перепечатка статьи пятнадцатимесячной давности, опубликованной в газете Рочестера, штат Нью-Йорк.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52