После всей этой крови и разных дел я совершенно забыла о приглашении Фрэнка выступить с его группой.
– О, – сказала я, лихорадочно придумывая повод, чтобы отказаться. – Да. Ну, конечно. Давай я тебе перезвоню. Я так устала сегодня, что даже думать не могу.
– А тут не о чем думать, – улыбаясь, проговорил Фрэнк. – Там будут все свои – я, мои парни и человек 160 друзей и родственников. Соглашайся. Это будет здорово.
– Фрэнк, – перебила его Пэтти, наверняка заметив гримасу на моем лице. – Сейчас не самое лучшее время для этого разговора.
– Ладно тебе, Хизер, – настаивал Фрэнк, не обращая внимания на жену. – Ты никогда не преодолеешь страх сцены, если снова на нее не выйдешь. Почему бы не сделать это в кругу друзей?
Страх сцены? Оказывается в этом моя проблема? Забавно, а я-то думала, что боюсь, как бы люди не стали свистеть и бросать в меня разной гадостью. Или, еще хуже… ржать надо мной, как это сделал отец Купера и Джордана, когда я спела ему свои песни в тот памятный день в офисе «Картрайтре корде»…
– Я подумаю об этом, – сказала я Фрэнку. – Спасибо, что подбросили. Увидимся.
Я как ошпаренная выскочила из машины, прежде чем Пэтти и ее муж смогли что-то ответить, и побежала к крыльцу, прикрывая голову от хлопьев снега.
Фу-у! Кстати, о лазейках.
Люси радостно ждала меня в прихожей, но было непохоже, чтобы она, как всегда, хотела сказать: «Мне срочно, сию же минуту, нужно выйти». Кто-то уже с ней погулял.
– Эй? – крикнула я, отряхивая куртку и шарф.
Никто не ответил. Но я почувствовала странный, непривычный запах. Потом я поняла какой: так пахнут свечи. Мы с Купером никогда не были их поклонниками: Купер – по тому что он мужчина, а я – потому что все время боялась, что кто-то в Фишер-холле оставит горящую свечу и случится пожар.
Кто же жжет свечи в нашем доме?
Запах шел сверху… не из гостиной, не из кухни и не из кабинета Купера. Он шел оттуда, где Купер спит.
Потом до меня дошло. Купер наверняка дома. Он просто развлекается.
В своей комнате.
Со свечами.
Это могло означать только одно. У него свидание.
Я постояла у подножья лестницы, пытаясь понять, почему эта новость так расстроила меня. Конечно, Купер не догадывается, что я к нему испытываю. Почему он не может видеться с другими? Если он ни с кем не встречался с тех самых времен, как я к нему переехала, это совсем не означает, что он не будет этого делать впредь. (Насколько я знаю… он ни кого в наш дом не приводил.) Я вспомнила, что мы с ним никогда не обсуждали проблему гостей, остающихся на ночь. Ее вообще не существовало.
До настоящего момента.
Ну и что? Он с кем-то спит. У нас с ним ничего такого не было. Мне нужно прошмыгнуть на свой третий этаж и лечь в постель. Не стоит останавливаться у его двери, стучать и спрашивать, как у него дела. Даже если я до ужаса хочу посмотреть, как она выглядит. В семье всегда говори ли, что Купер встречается только со сверхинтеллигентными красотками экзотической наружности. Например, с нейрохирургами, которые в прошлом были моделями. Не что в этом роде.
Даже если бы я решила, что у меня есть хоть малейший шанс на романтические отношения с Купером, один взгляд на его многочисленных бывших возлюбленных меня бы полностью излечил. Кто в трезвом уме обратит внимание на бывшую, вышедшую в тираж поп-звезду, которая в настоящее время работает помощницей директора пансиона и самоуверенно думает, что носит джинсы 8-го размера (или, в край нем случае, 10-го), когда в любое время может найти себе блестящего ученого-физика, в прошлом мисс Делавэр?
Правильно. Никто. Разве что физик окажется настоящей занудой. Или ей не нравится Элла Фицджеральд (у меня есть записи всех ее песен, даже тех, где она подражает музыкальным инструментам). Или она совсем не то теплое и забавное человеческое существо, к которым я осмеливаюсь причислить себя…
Хватит. Прекрати.
Я на цыпочках стала подниматься по лестнице, стараясь не шуметь, – Люси семенила рядом – и вдруг заметила не что странное. Дверь в комнату Купера была открыта… но свет не горел. Дверь в гостевую комнату дальше по коридору тоже была открыта, там горел, мерцая, какой-то огонек, похожий на пламя свечи.
Кому пришло в голову сидеть в гостевой комнате со свечой?
– Эй! – повторила я.
Если уж Купер решил развлекать свою даму в гостевой комнате, то наверняка он будет счастлив, если я туда ворвусь. Его комната была личным святилищем, я никогда не осмеливалась туда заходить. Ведь он так редко там бывал. А еще простыни стоимостью в тысячи долларов меня просто пугали.
Но гостевая комната?
Дверь слегка приоткрыта. Значит, фактически открыта. Именно поэтому я приоткрыла ее чуть шире и в третий раз сказала:
– Эй?
… и завизжала при виде моего папы, стоящего в позе собаки прямо посреди комнаты.
16
Любовь – избитый трюк в посредственном кино.
Разлука – ретро-хит в докучливом эфире.
Ты мне никто, и отношения закончены давно.
Но нету ничего больнее в этом мире.
Без названия. Автор Хизер Уэллс
– Йога очень расслабляет, – объяснил мне папа. – Там, в лагере, я занимался ею каждое утро и каждый вечер. Благодаря ей я словно становлюсь моложе.
Я не могла оторвать от него взгляд. Странно, что папа называет тюрьму лагерем. Особенно, когда занимается йогой.
– Пап, – сказала я. – Не мог бы ты на минутку прерваться и поговорить со мной.
– Конечно, солнышко, – ответил он и принял вертикальное положение.
Я не могла поверить. Он действительно переехал. Его чемодан, лежавший на стуле у окна, был открыт и пуст. Ботинки стояли в шкафу так ровно, как будто папа всю жизнь был военным. На антикварном столе я увидела пишущую машинку – пишущую машинку! – и рядом аккуратную стопку бумаги. Папа был одет в голубую пижаму с синими кантиками.
На ночном столике горела толстая свечка с ароматом зелено го чая, а рядом лежала биография Линкольна.
– Боже мой! – проговорила я и потрясла головой. – Как ты сюда попал? Ты взломал дверь?
– Разумеется, нет, – возмутился папа. – В лагере я научился многим вещам, но в их число не входит взлом дверей с замками «Медеко» с помощью отмычки. Твой молодой человек пригласил меня пожить у него.
– Мой… Папа! Я тебе говорила. Он не мой молодой человек. Ты не сказал ему о том, что я его лю…
– Хизер, – грустно сказал папа. – Конечно, нет. Я ни когда не выдаю чужих тайн. Я рассказал мистеру Картрайту о своих стесненных жизненных обстоятельствах, и он предложил мне расположиться здесь.
– Пап! – завопила я. – Как ты мог!
– Видишь ли, отель «Челси» не слишком подходящее место для человека, оказавшегося в такой ситуации, – терпеливо пояснил он. – Не знаю, в курсе ли ты, но в этом отеле селятся в основном люди с криминальным прошлым. Настоящие убийцы. Это не очень подходящее окружение для человека, который хочет реабилитировать себя в глазах других. А еще там очень шумно. Громкая музыка, скандалы и драки. Нет, здесь, – он со счастливым видом обвел взглядом комнату, – мне нравится гораздо больше.
– Папа! – Я больше не могла этого выносить.
Меня уже не держали ноги, и я опустилась на край широченной кровати.
– Купер сказал, как долго ты можешь здесь оставаться?
– В общем-то, сказал. – Папа нагнулся и потрепал Люси за ухо.
Она тоже вошла в комнату.
– Он сказал, что я могу оставаться здесь, пока окончательно не встану на ноги.
– Папа! – Мне хотелось кричать. – Давай серьезно. Ты не можешь так поступить. Конечно, я очень хочу восстановить наши отношения, между мной и тобой, я имею в виду. Но мы не можем злоупотреблять благородством Купера…
– А я и не злоупотребляю, – как ни в чем не бывало заявил папа. – Я буду работать на него вместо арендной платы.
Я моргнула.
– Ты… что?
– Он взял меня на работу в качестве служащего «Частного сыскного агентства Картрайта», – сказал папа… с некоторой долей гордости, как мне показалось. – Как и ты, я буду на него работать. Я помогу ему вести слежку. Он сказал, что я выгляжу как раз подходяще… я незаметный. Мне легко смешаться с толпой.
Я еще раз моргнула.
– Ты незаметный?
– Так точно. – Папа открыл ящик ночного столика и достал оттуда маленькую деревянную флейту. – Я решил воспринять это как комплимент. То, что я незаметный. Я знаю, твоя мама тоже так думала, но мне казалось, что для остального мира это не так. Вот. Послушай мелодию, которую я выучил в лагере. Она очень расслабляет. После сегодняшнего вечера тебе точно нужно расслабиться и отдохнуть. – Он поднес флейту ко рту и начал играть.
Я посидела еще минутку, погрузившись в звуки музыки, жалобной и очень спокойной, потом встряхнула головой и сказала:
– Папа.
Он тут же прекратил играть.
– Да, дорогая?
Его сюсюканья меня просто убивали. Или вызывали страстное желание убить его.
– Я пошла спать. Поговорим об этом утром.
– Хорошо. Только я не понимаю, о чем тут еще говорить? Купер – весьма здравомыслящий человек. Не понимаю, почему я должен возражать?
Я тоже не понимала почему. Разве что… как я заставлю Купера понять, что я женщина его мечты, если рядом всегда будет крутиться мой папа? Как я устрою романтический ужин со стейком? Ужин втроем не может быть романтичным.
– Я понимаю, что был для тебя не лучшим отцом, Хизер, – продолжал папа. – Ни я, ни мама не были для тебя достойны ми примерами для подражания. Но, по-моему, вред, который мы нанесли, не настолько велик, чтобы помешать тебе устроить личную жизнь. Я только искренне хочу попробовать начать наши отношения заново. Потому что всем нужна семья, правильно, Хизер?
Семья? Оказывается, мне нужна семья? Вот в чем дело? В том, что у меня нет семьи?
– Ты выглядишь уставшей, – сказал папа. – Это вполне естественно, если вспомнить, что за день у тебя был. Может, это тебе поможет. – И он снова заиграл на флейте.
Ладно. Только этого не хватало.
Я наклонилась, задула свечу и убрала ее с ночного сто лика.
– Так может случиться пожар, – рявкнула я тоном помощницы директора пансиона.
Потом я вышла из комнаты и поднялась к себе в спальню.
Снег так и не прекратился. Я проснулась утром, взглянула в окно и увидела, что снегопад продолжается, не так сильно, как вечером, но такими же большими пушистыми хлопьями.
Я с трудом вылезла из кровати, там было так уютно с Люси под боком, подошла к окну и залюбовалась зимней красотой.
После снегопада Нью-Йорк выглядит совсем иначе. Даже сантиметровый слой снега может его изменить. Он скрывает грязь, надписи на стенах, и город становится сверкающим и чистым.
А уж сорок сантиметров, выпавших сегодня ночью, заставили меня почувствовать, что я вообще нахожусь на другой планете. Все такое спокойное… Не слышно ни ругани, ни автомобильных гудков… все звуки стихли, ветки на деревьях согнулись, укрытые пушистыми шапками, окна запорошило снегом. Глядя на всю эту красоту, я с замиранием сердца понята, что происходит.
День снега.
Я поняла это даже до тогo, как позвонила в метеорологическую службу колледжа. О да! Сегодня занятия отменили. Колледж закрыт. Фактически весь город был закрыт. На улицы вышли только аварийные службы.
Хотя, конечно, когда живешь в двух шагах от работы, ты не можешь отговориться тем, что не смогла до нее добраться.
Но все-таки. В такой ситуации можно и опоздать.
Я долго проторчала в душе – зачем торопиться, если в этом нет необходимости? Потом начала одеваться. Достала свежие джинсы – вчерашние были безнадежно испорчены пятнами крови – и поняла, что они мне слегка тесноваты. Хорошо, не слегка. Пришлось воспользоваться старым трюком: просунуть в джинсы вместо пояса вязаные носки и изо всех сил потянуть их вверх. Потом я согнула ноги в коленях, чтобы джинсы растянулись чуть сильнее, и почти убедила себя в том, что они сели после чистки. Из которой я их взяла уже две недели назад.
Когда я вытащила носки, джинсы уже не были такими тесными. По крайней мере, я могла дышать.
И тут я почувствовала в воздухе что-то странное. Не характерное для этого дома.
Бекон. И, если не ошибаюсь, яйца.
Я сбежала по лестнице. Люси следовала за мной по пятам. Зайдя в кухню, я пришла в ужас, увидев Купера, читавшего газету и папу в плисовых коричневых брюках и толстом свитере, который крутился у плиты. Он готовил завтрак.
– Это нужно прекратить, – сказала я громко.
Папа повернул голову и улыбнулся.
– Доброе утро, солнышко. Хочешь сока?
Купер опустил газету.
– Ты зачем встала? – поинтересовался он. – По телевизору только что передали, что колледж закрыт.
Я не обратила на него никакого внимания. Но проигнорировать Люси я не могла, она уже скреблась в дверь, просилась на улицу. Я открыла дверь, впустив в дом порцию арктического холода. Люси, выглянув наружу, слегка растерялась, но смело шагнула вперед. Закрыв за ней дверь, я вернулась к отцу. Я приняла решение. И дело было совсем не в деревянной флейте.
– Пап, – сказала я. – Ты не можешь здесь жить. Прости, Купер. Как мило с твоей стороны, что ты это предложил. Но это слишком ужасно.
– Расслабься, – сказал Купер из-за газеты.
Я почувствовала, что мое давление упало сразу на десять делений. Почему такое случается со мной всякий раз, когда кто-то произносит слово «расслабься»?
– Я серьезно, я ведь тоже здесь живу. Я тоже работаю в «Частном сыскном агентстве Картрайта». Разве у меня нет права голоса?
– Нет, – отрезал Купер из-за газеты.
– Дорогая, – сказал папа, поворачиваясь и протягивая мне дымящуюся чашку кофе. – Выпей это. Ты никогда не была жаворонком. Как твоя мама.
– Я не похожа на маму, – ответила я, тем не менее, взяв чашку.
Он пах просто потрясающе.
– Понял? Я совсем на нее не похожа. Видишь, Купер? Видишь, что ты наделал? Ты пригласил этого человека пожить здесь, а он уже говорит, что я похожа на мать. А я ни чуточки не похожа.
– Тогда пусть он здесь поживет, – сказал Купер, не отрываясь от чтения. – И сам в этом убедится.
– Твоя мама – прекрасный человек, Хизер, – сказал отец, выкладывая на тарелку глазунью их двух яиц и несколько кусочков бекона. – Но только не по утрам. Совсем как ты. – Он протянул мне тарелку. – Когда ты была ребенком, ты любила, чтобы они были именно такими.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34