Она посещала совещания, где какие-то скоты обсуждали будущее его фирмы! Гнев охватил его, когда он попытался представить себе Лиз, сидящую в одной комнате с настоящими хищниками от бизнеса, которые без его ведома ведут разговоры о судьбе его собственной компании!
Лиз поднялась со стула, обошла вокруг стола и ткнула пальцем в бумаги, которые лежали перед ошеломленным Лу.
– Что это? – потерянно спросил он.
– Копии сертификатов акций, – ответила она, прекрасно осознавая, что ее аромат пьянит босса-любовника и не дает ему сосредоточиться. – Записи о сделках между различными брокерами и агентствами ценных бумаг. – Она отделила от общей кучи один лист и показала ему. – А вот, пожалуйста, образец письма, которые будут разосланы всем нашим пайщикам за месяц до собрания. В нем им будет предложена наличная сумма за их паи. Сумма, которая будет по меньшей мере на двадцать пять процентов превышать биржевую цену. Одновременно с письмами предложения о наличной продаже будут опубликованы во всех деловых органах печати, включая и «Уолл Стрит Джорнал».
Она взглянула на него сверху вниз. Взглянула на растерянного человека, окруженного бумагами, каждая из которых содержала доказательства его гибели. Какой красивой и одновременно жуткой она казалась в своем холодном триумфе!.. Гибкая хищница, которой больше всего нравится вкус крови…
– Как это случилось? – спросил, запинаясь, Лу, глядя на разложенные перед ним бумаги.
– Благодаря мне, разумеется, – ответила она спокойно. – Я была агентом «Американ Энтерпрайз» в стенах нашей компании. Я показывала им наши деловые отчеты и убеждала всеми способами в целесообразности как можно скорее купить «Бенедикт Продактс». Наконец, это я помогла им приобрести немалое число акций, помогла скрыть сделки от твоего финансового отдела, чтобы там ничего не заподозрили. Словом, я сделала очень много. Она пожала плечами.
– Все равно рано или поздно они наложили бы на нас лапу. НО я убедила их в том, что наиболее выгодно купить «Бенедикт» именно сейчас.
Лу был уничтожен! Раздавлен! Он погиб… Подняв на нее беспомощный взгляд, он спросил:
– Зачем? Зачем ты это сделала, Лиз?..
– Это необходимо было сделать, – строго ответила она. – Это – единственный реалистичный способ, с помощью которого мы можем удержаться на плаву в новых экономических условиях. В этом случае «Бенедикт» хоть и потеряет свое нынешнее название, зато приобретет надежды на будущее. Если продолжать работать в прежнем режиме, мы очень скоро подойдем к банкротству и гибели.
Лу отчаянно пытался найти слова, с помощью которых смог бы выразить весь ужас, который он испытывал.
– Но ведь я потеряю все, над чем работал всю свою жизнь, – проговорил он растерянно. – Я с юности мечтал быть самостоятельным человеком. Я направлял всю свою деятельность, все свои усилия именно для достижения этой цели! Я хотел иметь свой собственный бизнес и быть хозяином своей судьбы. Теперь же… Теперь же получается, что я буду чьим-то подчиненным… Мне будут давать приказы, а я должен буду их исполнять… Меня могут в любую минуту уволить из моей компании!..
Она отрицательно покачала головой.
– Нет, я предприняла в этом направлении необходимые шаги, чтобы защитить тебя, – сказала она. – Что бы ни случилось, ты останешься номинальным главой компании. Не волнуйся, это я для тебя выбила.
«Это я для тебя выбила…»
Эхо этих слов оглушило бедного Лу. Он был в шоке. Значит, эта юная зеленоглазая девочка оказалась настолько любезной, что согласилась «предпринять в этом направлении необходимые шаги» и «защитить его».
Мир перевернулся.
Лу снова показалось, что он сходит с ума.
– А если я не соглашусь на все это? – проговорил он осторожно.
– У тебя нет выбора, милый Лу. – Она скрестила руки на груди и с мягким упреком во взгляде посмотрела на него. – Все уже, считай, сделано. Если тебе это не нравится, то ты будешь уволен советом директоров «Американ Энтерпрайз». Выгнан на улицу. Но ты можешь остаться и заработать немало денег в качестве руководящего работника корпорации и крупного пайщика. Ты не будешь, конечно, богатеем, но и не обнищаешь. Параллельно ты сможешь через некоторое время попытаться начать новое маленькое дело… В твоем возрасте люди на это еще способны. В любом случае, у тебя нет выбора, Лу.
– А что ты? – спросил он. Она качнула плечами.
– Я, разумеется, остаюсь.
Лу обалдело посмотрел на нее. Она права. О, как она была жестоко права! Он-то позвал ее к себе, чтобы вышвырнуть на улицу, а все обернулось как раз наоборот. Только она оказалась чуть любезнее и согласилась предоставить ему шанс!.. Вот оно что!.. Она сделала одолжение и оставляет его пока в его собственной компании. И сама остается. Разумеется, остается…
– Я не могу в это поверить, – ломающимся голосом проговорил Лу. – Просто не верится как-то…
Она перевела взгляд на бумаги, разложенные перед ним на столе, затем опять взглянула на него.
– Проверь. Бумаги не врут, Лу, – сказала она ровным голосом. – Что сделано, то сделано. О «Бенедикт Продактс» можно уже забыть. Но у твоей компании есть хороший шанс стать важным подразделением «Американ Энтерпрайз». Будешь ли ты главой этого подразделения – зависит только от тебя.
Он взглянул на ее стройное тело, соблазнительные ножки, которые он так любил ласкать, великолепную грудь, кошачьи, гипнотизирующие глаза, буйную копну волос и кремовую кожу. Так вот значит как выглядит дьявол! И как ему только удалось втиснуться в гибкое девичье тело?.. Неужели он настолько коварен, настолько изобретателен?
Ты – чудовище, – проговорил слабым голосом Лу. – Ты – не человек.
Ее глаза широко раскрылись от удивления и, кажется, даже от обиды.
– Что ты говоришь? – спросила она.
– Я говорю, что ты – не человек.
Лу показалось, что он очень удачно выразил самую суть, самую сердцевину истины, которая скрывалась за столь красивой оболочкой. Он схватился за главное в этой женщине, которая уничтожила его, сломала ему жизнь, а теперь наслаждается результатами.
– Нет, я человек, Лу, – проговорила она, приближаясь к нему на шаг. – Разве ты не видишь? Я думаю о тебе все последнее время, думаю о тебе и… твоем благосостоянии.
Она оглянулась осторожно на запертую дверь, подошла к нему почти вплотную и… опустилась перед ним на колени. Она одной рукой коснулась подлокотника его кресла, а другую положила ему на ногу. Ее глаза встретились с его глазами и уже не отпускали их. В ее взгляде было хорошо знакомое ему выражение эротического приглашения.
– Если ты уволишься, мне будет тебя недоставать, – проговорила она серьезным тоном. – Пойми, я забочусь о тебе, потому что без тебя… это совсем не то, что с тобой.
Ее взгляд удерживал, не отпускал его взгляд, а в словах содержался недвусмысленный намек. Она снова стала окутывать его облаком своих чар, отделять его от внешнего мира, который был для него единственной точкой опоры в такие минуты. Он подумал о том бесчисленном уже количестве раз, когда он отдавался ей, как женщина отдается мужчине, когда он принадлежал ей словно раб. Он понимал, что сейчас она намекает именно на это, на свою эротическую власть над ним, на рабство, на извращенное наслаждение, которое она всегда испытывала, обладая его телом.
Вместе с этой мыслью он почувствовал, как в нем просыпается возбуждение. Член зашевелился под ширинкой брюк. И все это, несмотря на те оглушительные, ужасные новости, с которыми она явилась в его кабинет.
– Неужели ты до сих пор ничего но понял, Лу? – мягко спросила она его. – Я человек, Лу. Я женщина! Ты нужен мне!
Ее слова были абсурдом, но они же явились воображаемыми шелковыми нитями, которые обернулись вокруг основания его мужского достоинства и затянулись… со всеми вытекающими из этого последствиями. Он не мог пошевелиться, не мог проронить ни слова. Мозг его был парализован ужасом и возбуждением. Он сидел, словно на иголках, со страхом и страстью ожидая продолжения. Он слушал жадно, что скажет дальше его Лиз.
Ее руки переместились на его талию. Он чувствовал тепло ее тела и знал, что налившийся кровью пенис со всей чуткостью реагирует на невидимые и неслышные сигналы, которые посылает ему ее тело.
Тень улыбки на ее лице сказала ему, что она уже снова полностью властвует над ним. В то же время ее глаза лучились теплотой, даже нежностью. В ее зрачках отражалась странная меланхолия, женская серьезность, торжественность. Такое выражение на ее лице ему до этого приходилось видеть всего раз или два, Этот взгляд парализовал его волю, сделал Лиз совершенно неотразимой, а его абсолютно неспособным к сопротивлению.
– Ну, давай, – прошептала она томно. – Давай, милый. Не бойся меня.
Член в его брюках уже поднялся горой. Он пульсировал, ограничиваемый плотной тканью, всего в нескольких дюймах от ее рук. Он заметил, как она на пару секунд замерла, оценивая обстановку. За дверью слышался стук печатной машинки и голос секретарши, которая болтала с кем-то по телефону. Он предупредил, чтобы к нему не стучались ни при каких обстоятельствах.
Он чувствовал, что Лиз читает его мысли. Она глянула еще раз через плечо на дверь. Замок был защелкнут прочно.
Она медленно коснулась его ширинки на брюках и расстегнула ее. Ее пальцы сомкнулись вокруг разгоряченного пениса и вытащили его на свет божий с воровской проворностью. Он выскочил такой бесстыдный пульсирующий и раздувшийся от возбуждения, стремящийся принадлежать ей.
Затем она поднялась с колен и стала медленно раздеваться. Она все делала неторопливо, без спешки. Сначала юбку, потом нижнюю юбку, затем верхнюю часть костюма, блузку. Она не спускала с него подернутых томной дымкой, проникающих в самое сердце глаз. Заложив руки за спину, она стала расстегивать бюстгальтер.
Он понял, чего она добивается. Она хочет взять его прямо здесь, где они отделены одной тонкой стенкой от его секретарши. В его личном кабинете, высокое значение которого было уничтожено ею пять минут назад. В кабинете руководителя независимой компании, которой через несколько месяцев не станет, как таковой. Благодаря ее усилиям. Она хочет посмаковать его мучения, гибель его карьеры. Насладиться им играючи, как наслаждается своим рабом какая-нибудь принцесса. Это была ее жестокая прихоть. Ее улыбки и ласки будут полны презрения, отчего удовлетворение будет полнее.
Лу чувствовал, что взгляд ее глаз превращает его в камень. Он, не отрываясь, смотрел на то, как ее руки стали сладостно медленно стягивать вниз трусики. Запах женского тела наполнял комнату. Его парализованному взору предстал светло-коричневый треугольник ее лона. Но даже ее нагая красота, даже очарование ее открытого, освобожденного от одежды тела не оказывали на него такого магнетического влияния, как ее роковой, сексуальный взгляд.
– Иди ко мне, – нежно позвала она. – Все хорошо. Не бойся.
«Не бойся…»
Само безумие отозвалось эхом в его мозгу!
А Лиз уже стаскивала с него брюки. Оставив их у него на лодыжках, Она взялась за трусы.
Она поднесла спелую молодую грудь к его жадным губам, и он стал сосать ее, словно младенец. Страстно, неистово.
Она осторожно и медленно опустилась на его стоящий торчком член. Нежное, воркующее существо, до зубов вооруженное уловками, которым мужчина ничего не способен противопоставить. Он сидел, как клоун, со штанами, смешно спущенными до лодыжек, и содрогался под ней, чувствуя, как постепенно по внутренностям распространяется сладостная горячка.
В эти минуты у Лу исчезли последние остатки самоуважения. Но именно благодаря этому чудовищному унижению, этой звериной жестокости, облаченной в нежные слова и мягкие улыбки, он кончил, выпустив из себя сильную струю семени в последнем, оргазмическом спазме. Мужская эссенция навечно осела в глубинах ее женского лона, а слух Лу в эту секунду вернулся к восприятию внешних звуков. Он снова услышал хихиканье секретарши и стук печатной машинки.
Уже все закончилось, но он некоторое время еще продолжал толкаться в нее, не желая расставаться с наслаждением. Все еще сосал ее набухший сосок, не имея в себе сил расстаться с его вкусом. Она торжествовала. Он чувствовал это всеми фибрами своего тела и души. Она взяла его и теперь торжествовала. Он тоже упивался, хотя и понимал, что это именно она унизила и уничтожила его в этом кабинете. В этом было самое фатальное и самое острое удовольствие. Для нее. И отчасти для него. Ведь под знаком своего конца он испытал оргазм.
Наконец, он окончательно опомнился и смог перевести дух. Он взглянул на документы, лежавшие перед ним на столе, на стены кабинета, увешанные фотографиями смеющихся друзей, включая Ларри Уитлоу и Верна. Затем он вновь перевел взгляд на алебастровую наготу тела того существа, что продолжало сидеть у него на коленях.
– Ты победила, – хрипло проговорил он. – Чего еще ты хочешь? Ты взяла все…
Она улыбнулась и склонилась к его уху, отчего ее сосок скользнул по его лицу вверх. Ее слова отозвались похоронным звоном по всей его жизни.
– Я хочу, чтобы ты женился на мне, Лу…
XVII
Нью-Йорк, 13 января 1952 года
Оливия Ойл.
Специалист по абортам сидел за маленьким кухонным столиком в задней комнате своей квартиры и смотрел через окно на крыши домов Вест-Сайда. Перед ним стояла чашка с тепловатым черным кофе, куда он для успокоения своих нервов добавил около унции водки. Его пожелтевшие пальцы сжимали окурок «Лаки Страйк», который чуть подрагивал в руке и отпускал неровную струйку дыма в застоявшийся воздух комнаты.
Наступил серый, промозглый день. Январь славится такими днями. Градусник стоит на нуле, а человек все равно промерзает до костей. Холод, казалось, без труда проникал через щели в запертом окне и насмехался над надсадно шипящим радиатором.
Отвратительный денек. В такие дни нечего ждать от судьбы приятных подачек. И все же… Если Оливии Ойл удастся прорваться в пятых скачках в «Хиали», этот день станет для врача самым важным в новом году.
Со вздохом он переменил позу на кухонной табуретке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62