Он, судорожно вздыхая, закрывал за собой дверь и бросался к ней в объятия. Потеряв в одну секунду контроль над собой, он прижимался лицом к ее великолепной груди, жадно шаря губами по ее нежной коже и страстно вдыхая ее аромат. Его дрожащие руки скользили вверх-вниз по всему ее изумительному телу.
Ее повадки в постели с некоторых пор изменились. Правда, Лу всегда в таких ситуациях терял голову, и потому не мог понять, в чем же заключалась неуловимая перемена.
И хотя внешне она продолжала демонстрировать свою застенчивость, мягкость и тонкость, которые были так знакомы ему по их первой ночи, теперь было совершенно ясно, что она контролирует все его телодвижения и не особенно старается скрыть свою власть.
В ней было что-то хищное, когда она руководила всеми стадиями его наслаждения своими уверенными руками, потаенными стонами, ловким чередованием предупреждения и поощрения. Все это полностью дезориентировало его, лишало равновесия и уверенности в себе. Наконец, легким, прерывистым вздохом она давала ему знак, что он может войти в нее. Она принимала в себя его оргазмы так спокойно, что, казалось, даже не замечала их. Словно легкий сквознячок касался ее чувствительной кожи и все.
Часто она занималась любовью с ним столь искусно, что он кончал, не успев еще толком приготовиться к этому. Иногда она ласкала его руками, ртом чуть сильнее, чем обычно, чуть дольше, в результате чего он изливал свое семя даже прежде, чем войти в нее. Он знал, правда, не понимая, откуда у него возникло это ощущение, что ей нравится это. Она любила все устраивать так, чтобы он удовлетворялся сам, так и не удовлетворив ее. Это увеличивало ее власть над ним, превращало его страсть в смешную пародию, делало его жалким в своей слабости.
Его попытка выразить свое разочарование по этому поводу ни к чему не привела.
– Я хотел, чтобы ты испытала это, – проговорил он. Но она только улыбнулась и покачала головой.
– Мне нравится так, – ответила она. – Это доказывает то, что ты по-настоящему хочешь меня.
Спустя некоторое время он вынужден был навсегда отказаться от мысли хоть раз удовлетворить ее. Он понял, что ее возбуждает именно его слабость, его податливость и уступчивость. Она любила, когда он влажным от восторга взглядом блуждал по ее длинным ногам, восхитительным бедрам, поросшему светлыми волосами лону, которое он так обожал, красивым, полным грудям и буйной копне вьющихся волос, рассыпанных по подушкам.
Его половой орган стал ее игрушкой. Она лишила его его извечного предназначения – служить символом мужской власти, сделала его чувствительным, податливым. Это был инструмент, с помощью которого она контролировала Лу и управляла им. Стоило только умело распределить ласки…
Порой, когда он чувствовал, что его член входит в нее, он терял над ним всякий контроль. Во владение им, – безраздельное и абсолютное, – вступала Лиз. Парадоксально, но получалось так, что она выполняла роль мужчины, а он был ее женщиной, а вернее, евнухом, рабом.
Он дотрагивался до ее нежной кожи своими дрожащими пальцами, утопал в зеленом море ее смеющихся глаз, которые пристально изучали его с холодным триумфом… В такие минуты казалось, что само ее обнаженное тело празднует победу над безвольным Лу. Он увязал все крепче и безнадежнее в ее чарах, а она усиливала, стимулировала этот процесс и одновременно с интересом наблюдала за ним, за его переживаниями, за его беспомощным барахтаньем.
Какие-то жалкие недели отделяли Лу от его прежней жизни, но на самом деле это была пропасть. Ее невозможно было преодолеть. Вернуться к здравомыслию он уже не мог. Теперь он окончательно попался в лапы Лиз, которая вертела им, как хотела. Он пропал.
Подсознательно уразумев это, он содрогнулся и спросил себя: «А что она захочет завтра?»
И хотя ее работа заслуживала всяческого уважения, она перестала пользоваться симпатией в кругу сотрудников компании. Более того, люди, работавшие в подразделении развития производства, которым она заведовала, боялись ее. Не говоря уж о ее бывших коллегах из отдела материалов. Даже руководящие работники относились к ней с восторженностью и опасением, Ее взлет был таким неожиданным и стремительным, она так легко переступила через труп Верна Инниса и преданного своим шефом и другом Ларри Уитлоу… Во всей компании не было ни одного человека, который бы чувствовал себя спокойно, осознавая, что в одних стенах с ним работает Лиз Деймерон.
Постепенно у сотрудников «Бенедикт Продактс» сложилось довольно твердое представление о ней, как о молодой женщине с неудержимыми и самыми дерзкими амбициями, существе, чье женское обаяние, подкрепленное управленческими и деловыми талантами (а последних невозможно было отрицать), служит только для того, чтобы добиваться поставленных целей. А какие она ставила перед собой цели, одному только Богу было известно!..
Эта женщина была исключительно богато одарена, но не имела души.
По мере того, как шло время, в стенах компании родилось одно общее желание. Обитатели здания «Бенедикт Продактс» стали втайне надеяться, что вскоре Лиз найдет себе какой-нибудь другой бизнес и оставит компанию в покое. Зализывать раны. Она в самом деле воспринималась почти всеми коллегами и сослуживцами, как кость в горле. Рана, нанесенная ею, конечно, никогда до конца не залечится, но она, по крайней мере, зарубцуется. Впрочем, все это возможно только в одном случае: если она решит, что в другом месте сможет приложить свои таланты с большей выгодой для себя.
– Пусть проваливает отсюда и сосет кровь у кого-нибудь другого! – шептали приглушенно в столовой. – Неужели ей так трудно уйти от нас, оставить нас в покое?!
Эти шепотки угасали при ее приближении. Она же делала вид, что ничего не замечает, хотя все отлично видела и знала. Лиз улыбалась своим прежним сослуживцам все так же широко и дружелюбно. Внешне она совершенно не отличалась от прежней Лиз Деймерон, которой все симпатизировали, с которой все приятельствовали. Она была все такой же трудолюбивой, добросовестной, разговорчивой, умеющей слушать, вежливой…
Это-то больше всего и пугало.
Лиз все еще была очаровательной и обаятельной девушкой. Хотя каждый ясно чувствовал, что под маской дружелюбия скрывается беспримерное коварство, а под маской сияющей красоты – беспримерное зло.
«Ну, почему она от нас не уходит?!»
Этот вопрос неотвязно преследовал каждого сотрудника фирмы, но ни у кого не было ответа.
В редких приватных дискуссиях с Лу о судьбе компании у Лиз с некоторых пор появились новые идеи. Для того, чтобы успешно вести конкуренцию с соперничающими компаниями в условиях жесткой послевоенной экономики, терпеливо объясняла она, «Бенедикт Продактс» должна переключиться на производство других, перспективных товаров. А для этого финансовая база компании явно недостаточна.
– Компания просто не имеет права стоять на месте, – говорила она, представляя Лу финансовые графики, таблицы и прогнозы, от лицезрения которых у него неудержимо ползли на лоб брови. – Она должна двигаться вперед. Если мы решим все оставить так, как есть, то сами не заметим, как ослабеем и разоримся. Знаешь, почему? Потому что сейчас источники конкуренции уже совсем не те, что были три-четыре года назад, а мы этого не хотим видеть.
Лу приходилось изо всех сил напрягаться, чтобы следить за ходом ее рассуждений, потому что его взгляд – против воли, конечно, – был намертво уперт в ложбинку между ее грудями. Она наклонилась над ним, от чего зрелище стало еще более притягательным. Ее бедра очаровательно двигались под узкой юбкой, мягкая, эротическая улыбка блуждала по лицу. Сексуальные чары, которыми она околдовывала его, удивительным образом сочетались с теми аргументами в пользу своей точки зрения на будущее фирмы, которые она высказывала во время разговора. Всему этому Лу просто не имел сил противостоять.
Впрочем, он вернулся с небес на землю, когда она вытащила свой главный козырь: промышленное слияние.
– Мы должны заполучить доступ к более мощной финансовой базе более крупной корпорации. Это даст нам силы и возможности успешно конкурировать и одновременно расти и укрепляться, – сказала она. – Это единственный достойный выход из сложившегося труднейшего положения.
Твердо вознамерившись возразить против этого, Лу собрал в кулак всю свою волю и перестал смотреть на очаровательные формы Лиз, уставившись вместо этого в свой стол.
– Это моя компания, – глухо, но веско проговорил он. – Я построил ее на пустом месте. Ты хоть понимаешь, что это такое – пустое место, Лиз? Я начал с абсолютного нуля. Я знаю каждый болт, каждую гайку здесь… потому что я сам их ввинчивал… Потому что я за все заплатил из собственного кармана, черт возьми! Никому не удастся отнять это у меня или определять, как мне руководить собственной фирмой. Даже если я доведу ее до полного банкротства, то сделаю это своими собственными руками, без всяких указок!
Она взглянула на него с мягким упреком, но ничего не сказала. Она больше не стала спорить, как мать перестает спорить с капризным ребенком. Он чувствовал, что ее отступление было всего лишь тактическим ходом, но не хотел себе в этом признаваться. Он действительно даже представить себе не мог ситуацию, когда будет вынужден делить родное детище «Бенедикт Продактс» с какими-то незнакомыми людьми. Это было немыслимо! Ему пришлось бы, наверняка, поменять название компании. Его заставили бы исполнять приказы вышестоящего начальства, которого у него отродясь не было!
Он очень радовался тому, что все-таки настоял на своем перед Лиз, хотя в глубине души и чувствовал, что на самом деле все не так просто. Именно поэтому он заставил себя больше не думать об этом.
Кроме того, обстоятельства, похоже, складывались в последнее время весьма благоприятно для компании. Одним из главных показателей успешности того или иного предприятия является курс его акций на рынке. Так вот, курс акций «Бенедикт Продактс» на региональных биржах неуклонно полз вверх. Со скромной отметки в семь целых двадцать три сотых доллара он поднялся до уровня в восемь целых двадцать пять сотых, а затем, после смерти Верна и до уровня в одиннадцать целых шестьдесят шесть сотых доллара. Были в этом, конечно, свои странности. Например, цифры прихода-расхода мало чем отличались от прошлогодних. А заказов компании на производство ее товаров в ее почтовом ящике отнюдь не прибавилось.
Тем не менее акции «Бенедикт Продактс» на рынке неуклонно продолжали взбираться все выше и выше.
Никто в компании не был серьезно ознакомлен с новыми правилами игры, которые установились в послевоенной экономике, поэтому никому и в голову не пришла мысль воспринимать эти внешне радостные сообщения как предупредительный сигнал. Просто все решили, что в жизни компании наконец-то наступила розовая полоса, времена изменились к лучшему, вот и все. Растут акции и пусть растут. И нечего тут отыскивать причины. Дареному коню в зубы не смотрят.
Что же касается самого Лу, то все эти дни он был настолько занят мыслями и терзаниями относительно Лиз, так много фантазировал на этот счет и забывался в ее объятьях, принимая ее бесподобные ласки, что у него совсем не оставалось времени и сил, чтобы поразмышлять о замысловатом финансовом положении «Бенедикт Продактс» на рынке. И вообще его руководство компанией с каждым днем слабело, теряло твердость и решительность. Объяснялось это все тем же: слишком много сил, времени и внимания он уделял своей обворожительной Лиз.
Уже не говоря о семейной проблеме, которая в последнее время волновала его все больше и больше.
Барбара ни разу не встретила мужа с работы улыбкой с того самого дня, когда в штат компании была зачислена Лиз. А со времени ее неожиданного взлета во второе кресло фирмы Барбара стала проявлять признаки открыто враждебного отношения к мужу. Слухи – вещь серьезная… И хотя Лу видел, что у него нет никаких моральных прав протестовать против такого к себе отношения, он очень огорчался от этого и страдал.
Нельзя было сказать, что то время, которое он уделял Лиз, он одновременно отрывал у жены. В последнее время Барбара вообще стала проводить дома так мало времени, как это только было возможно. Она постоянно ходила к друзьям, за покупками, играла в теннис или бридж, посещала заведения культуры, или просто совершала походы в кино. Она готовила ему ужины и оставляла их на плите – нужно было только подогреть. А когда он появлялся дома, то вместо прежней улыбки Барбары натыкался на коротенькую записку, в которой сообщалось о ее местопребывании.
Казалось, она получает удовольствие от того, что воздвигает между ними каменную стену своим отсутствием и молчанием. И хотя это облегчало его отношения с Лиз, Лу был безутешен.
Он чувствовал, что семья разваливается прямо на его глазах, и ничего не мог с этим поделать.
Теперь Барбару трудно было застать дома, а когда такое все-таки случалось, то скупые разговоры неминуемо превращались в ссоры и скандалы. Они ругались по поводу денег, по поводу детей, их учебы, по поводу совместного проведения отпуска, который Лу все откладывал, все больше и больше раздражая тем самым Барбару. Порой стычки происходили по самым незначительным поводам. Например, из-за цвета галстука, в котором Лу решил сходить на вечеринку к друзьям, или из-за достоинств и недостатков новой мебельной обивки, или из-за ремонтной мастерской, где неаккуратно обошлись с глушителем двигателя. И Лу, и Барбара прекрасно понимали, что все это только более или менее удачные предлоги, что суть не в галстуке и не в глушителе. Однако ни тот, ни другая не хотели называть причину своих ссор прямо.
Они не ругались только тогда, когда спали. Но ночью расстояние между ними, не физическое, конечно, было еще больше, чем днем. Барбара ложилась на свою половину супружеской постели, на самый краешек и поворачивалась к мужу спиной, а Лу в это время, лежа на своей стороне, готовился к своим сладостным, но и мучительным грезам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62