– А сейчас не хочу. Неинтересно. Подумаешь, повздорил с Джини. Ничего, помиришься. И сейчас помиришься, и потом, и еще много-много раз. Точно так же, как когда-то мирились мы с тобой. Разве что теперь тебе делать это еще легче, потому что любишь ты ее намного больше, чем любил меня. Даже теперь тебе с Джини лучше, чем было со мной за все время нашей совместной жизни. – Элен замолчала и позже, увидев, как его лицо исказилось от боли, не смогла удержаться от вздоха.
– Как ни старайся, Паскаль, а ссор вам не избежать. Ведь она молода – ей, кажется, нет еще тридцати. И к тому же безумно любит тебя. Пройдет еще немного времени, и Джини захочет детей. Ты когда-нибудь думал об этом?
– Что бы я ни думал, это тебя не касается. И то, что Джини думает, тоже. Так что не суй нос не в свое дело.
– Но эта женщина не для тебя, Паскаль! Как ты не понимаешь?
Она перебила его как раз в тот момент, когда он уже направлялся к выходу. «Всегда выберет самое подходящее время, – в ярости подумал Паскаль. – И что у нее за чутье такое особенное?» Обернувшись, он смерил ее презрительным взглядом:
– И ты всерьез полагаешь, что я интересуюсь твоим мнением о Джини? Можешь оставить его при себе.
– Это уж как ты пожелаешь. – Ее лицо внезапно словно окаменело. – Но кое-что я тебе все-таки скажу, и ты выслушаешь меня до конца – хотя бы раз, для разнообразия. Знаешь, кто тебе нужен? Тебе нужна очень старомодная личность, каких уже почти не осталось на свете. Тебе нужна жена, Паскаль, причем жена особая. Тебе нужна женщина, спокойная по натуре, но в то же время обладающая гигантской внутренней силой – такая, которая чувствовала бы себя вполне удовлетворенной, сидя дома с твоими детьми. Такая, которая смирялась бы с твоими бесконечными отъездами и приездами, которая не изводилась бы всю жизнь от мыслей о том, что ты, возможно, валяешься где-то, подстреленный снайпером, или сидишь в грузовике, который вот-вот подорвется на мине. А вот кто тебе не нужен, Паскаль, так это женщина ранимая, нервная, умная, способная буквально кожей чувствовать, что творится с тобой. Именно к таким относится Джини – ты сам этого не отрицаешь. – Элен строго посмотрела на него. – Раз уж пошла на откровенность, то выскажу все до конца: тебе нужна женщина постарше, не заинтересованная в собственной карьере – такая, которую ты сам никогда в жизни не полюбишь всем сердцем. Тебе ведь не любовь нужна, а покой и дружба. А все это способна дать тебе только жена непритязательная. Нетребовательная! Понимаешь? Потому что твоя собственная жизнь требует от окружающих постоянных жертв. Их требует твоя работа, твой характер. А когда подобных требований слишком много, то их спутником неизбежно становится вражда.
– Что ж, прекрасно. – Теперь в глазах Паскаля читалась откровенная неприязнь к бывшей жене. – Поступлю именно так, как ты мне советуешь: женюсь на какой-нибудь не слишком умной, не слишком интересной, короче говоря, на той, которую не слишком люблю. Великолепно! Об одном прошу, укажи мне сама на этот образчик серости. Просто не терпится посмотреть.
Его реплика заставила Элен рассмеяться. Нахохотавшись от души, она внезапно стала предельно серьезной.
– Я не говорила тебе, что ты не сможешь любить ее, Паскаль. Я лишь сказала, что отсутствие страстной любви в таком случае было бы тебе на пользу. – Поколебавшись, Элен добавила: – Думаешь, я без ума от своего Ральфа?
– Знаешь, как-то не размышлял над этим. А если честно, то мне на это вообще наплевать.
– Так вот, я вовсе не схожу от него с ума. Я люблю его тихой, мирной, спокойной любовью друга…
– О да, несомненно. Причем наверняка любила бы его не меньше, даже если бы он был далеко не столь богат, не правда ли?
Она вспыхнула, замялась на секунду, а затем, к удивлению Паскаля, как-то жалостливо посмотрела на него.
– Вполне возможно, что меньше. А может, и вовсе не любила бы. Я реалистка. У нас с тобой разные жизненные ценности, Паскаль. Мы с тобой всегда смотрели на жизнь с разных точек. Я вовсе не считаю смертным грехом желание хорошо одеваться, жить в хорошей квартире. Причем я желаю этого не для себя одной. Ральф в состоянии дать очень многое не только мне, но и Марианне. Прекрасный дом в Англии, конюшню с пони, образование в самых лучших школах. Если, конечно, ты не имеешь ничего против. Благодаря средствам Ральфа у нее будет спокойное, обеспеченное детство. Положа руку на сердце, признайся, смог ли бы ты когда-нибудь дать ей все это?
Наступило молчание. Оно длилось достаточно долго, чтобы Элен успела пожалеть, что избрала такой тон для разговора с бывшим мужем. Очевидно, с ее стороны это было стратегической ошибкой. Весь гнев Паскаля внезапно куда-то улетучился. В его глазах, пристально глядевших ей в лицо, оставались лишь горечь и сожаление.
– Я отдал ей свою любовь, – наконец проговорил он. – Из всех даров разве не этот самый ценный?
Он говорил очень тихо и спокойно. Огорченно всплеснув руками, Элен отвернулась.
– Ну да, естественно, – торопливо забормотала она, – ты, как всегда, прав. Кто станет спорить? Только прошу тебя, Паскаль, не пытайся меня унизить.
– У меня и в мыслях подобного не было.
– Да. То есть, конечно, нет. Проклятие, ты всегда умел пригвоздить меня к стене. А я думала, все уже в прошлом… – К его удивлению, на глазах Элен навернулись слезы. Она яростно вытерла ресницы ладонью и закашлялась. – Мне не следовало говорить о Марианне. А что касается Джини… – Она снова заколебалась. – Честное слово, я пытаюсь непредвзято относиться к ней. Она мне действительно симпатична, и я по-настоящему желаю счастья вам обоим. Поверь, мне очень не хочется, чтобы Джини стала такой же несчастной, какой была когда-то я. И не хочется, чтобы ты вместо того, чтобы стать счастливым, оказался в итоге озлобленным и одиноким. Понимаю, чудес на свете не бывает, но пусть хоть у вас все сложится, как в детской сказке со счастливым концом. Иногда я так страстно желаю этого.
Замолчав, она с несмелой улыбкой посмотрела ему в глаза:
– Но признайся, из того, что я тебе тут наговорила, далеко не все было таким уж грубым преувеличением. Ведь правда, не все?
– Не все, – неуверенно пожал плечами Паскаль. – Во всяком случае, твой анализ моих недостатков был просто блестящим. Ладно, Элен, мне пора.
– Не забудь про завтрашний день. – Она пошла следом за ним. – Заберешь Марианну, побудешь с ней, а потом приведешь обратно. Хорошо? Ей нужна отцовская поддержка, а ты, когда захочешь, можешь быть просто великолепным отцом.
Паскаль удивленно посмотрел на нее. В глазах его мелькнула смешинка, однако он никак не прокомментировал это высказывание, которое в ее устах прозвучало в высшей степени необычно.
– Хорошо, – кивнул Паскаль. – Утром увидимся. Приду за Марианной примерно в половине десятого. Спокойной ночи.
* * *
Один из друзей одолжил ему на время свою пустующую квартиру на Монпарнасе. Паскаль снова стоял у окна, глядя на ночной Париж, и вспоминал слова Элен. Им овладевало отчаяние. Со скрежетом отвинтив пробку, он плеснул себе в низкий стакан виски и залпом выпил.
Ну и что теперь? Он застыл на месте, еще больше раздосадованный самим собой. Спиртное не брало его – Паскаль оставался трезв как стекло. Тем мучительнее было размышлять над собственными поступками, собственной жизнью.
С болезненной ясностью он сознавал, что если Джини совершила чудовищную ошибку, то и его ошибка была не менее чудовищной. Нельзя было позволять себе так долго задерживаться в Боснии. Конечно, гораздо удобнее было время от времени получать от Джини бодрые письма, разговаривать с ней по телефону и уверять себя, что для беспокойства нет причин: раз уж Джини держится так хорошо, почему бы не задержаться еще на недельку-другую? За работой Паскаль почти не замечал времени – для него оно измерялось только количеством удачных снимков. Он отодвинул личную жизнь на задворки и был поглощен своей работой и событиями, которым суждено было со временем войти в историю. Воистину, тысячу раз права была Элен, когда сказала, что слишком уж легко и быстро он взялся за старое. А теперь горько сожалел об этом.
Но помимо этого просчета был еще один – гораздо более опасный и труднообъяснимый. Как мог он не задуматься о том, что Джини нужен ребенок?! На те события, очевидцами которых им вместе довелось стать, Джини прореагировала чисто по-женски. Да, он смутно ощущал эту реакцию, но оказался неспособен как следует проанализировать ее. Ему казалось, что Джини, как любая женщина вообще, сопереживает тем, кто оказался в пекле. Ее переживания виделись ему какой-то водной стихией, вроде бьющего из-под земли ключа. Чувства Джини были для него подобны потоку – свободному, неуправляемому. Его и раньше поражало то, как быстро рушатся все преграды, когда Джини тянется навстречу людям, оказавшимся в беде, например, к тому мальчику в Мостаре. Однако Паскаль не понял того, что Джини, общаясь с этими людьми, впитывает в себя их дух, начинает мыслить и чувствовать, как они.
Это была не его стихия. В прошлом он превыше всего ценил и стремился развивать в себе качества, которые считал чисто мужскими: обособленность от других, рациональность, отрицание эмоций как способ выживания. Когда фотографируешь, нельзя плакать. Боль и негодование – плохие помощники, когда нужно помнить сразу о фокусе, выдержке и чувствительности пленки, не говоря уже о выборе композиции. Тем более когда работаешь под огнем. Он расставался со всеми человеческими слабостями, во всяком случае на время командировки в «горячую точку», прекрасно отдавая себе отчет в своем вынужденном бездушии. Подобная стратегия в прошлом никогда его не подводила. Однако теперь было впору усомниться в ее ценности.
«В итоге получается полная чушь», – решил Паскаль, начав ходить по комнате. Можно было дать тысячи объяснений его собственным поступкам и поступкам Джини. Единственное, чего он не мог себе объяснить, так это ее измены. Вряд ли и сама она могла это объяснить. Этот шаг был настолько невероятен, настолько не вписывался в рамки их отношений, что Паскаль до сих пор метался, ничего не понимая. Эта боль непонимания не покидала его.
Однако это вовсе не мешало ему по-прежнему любить Джини, причем любить с неменьшей силой. Более того, муки сомнения в соответствии с каким-то нелепым законом делали эту любовь еще сильнее. Агонизируя, он бредил своей любимой. Перед ним вдруг словно забрезжил призрак будущего: он увидел себя вместе с Джини через много лет. Как и раньше, он тянулся к ней, и она тянулась к нему. На столь значительном расстоянии мимолетная неверность показалась ему не только малозначащей, но даже каким-то образом сблизившей их двоих, обогатившей их любовь.
Мгновенно воодушевившись и не в силах больше копаться в собственной жизни, Паскаль поднял телефонную трубку и позвонил в отель «Сен-Режи». Джини на сей раз находилась в номере 615. Она ответила после третьего гудка.
Разговор получился коротким: ни извинений, ни обвинений, ни вопросов не последовало ни с одной из сторон. Паскаль боялся, что только испортит все многословием. К тому же он был озадачен ее голосом: в нем явственно слышалось страдание, но вместе с тем звучали и какие-то новые нотки, возможно, даже упрямство.
Он предложил ей немедленно встретиться. Она мягко отказалась. Тогда он предложил встретиться утром, но только не очень рано, потому что ему сперва необходимо заехать за Марианной. Вот только заберет дочку, и тогда можно будет увидеться. Однако и это предложение было отклонено. Им обоим нужно время, чтобы лучше разобраться в самих себе, сказала она, тут же извинившись за избитую фразу. И после паузы добавила, что с утра будет слишком занята. Работа.
У Паскаля будто язык присох к небу. Онемев, он смотрел в глубокую пропасть, разверзшуюся в его жизни.
– Я люблю тебя, – вырвалось из его уст.
Он произнес эти слова сперва по-английски, потом на всякий случай повторил по-французски.
Отчего-то ему казалось, во всяком случае в душе его теплилась надежда, что перевод поможет ей лучше понять его. Не помогло. Издав короткий вздох, который можно было истолковать как угодно, Джини без единого слова положила трубку.
Наутро, отправляясь за Марианной, Паскаль, заставивший себя на этот раз как следует выспаться, строил планы на предстоящий день. После того как они с Марианной завершат все намеченные развлечения и он доставит ее домой, Паскаль решил сразу же отправиться в «Сен-Режи», чтобы разыскать или дождаться Джини. Сегодня же. Он просто не может допустить, чтобы и этот день прошел впустую.
Добравшись до Рю-де-Ренн, он опешил от изумления. Необходимость искать Джини отпала сама собой. Он увидел ее, едва завернул за угол. Джини стояла на тротуаре напротив дома, где жила Элен, – на том же самом месте, где он видел ее прошлым вечером. Заметив его, она тут же постаралась скрыться в подъезде. Но Паскаль твердым шагом направился следом за ней.
Сердце от волнения стучало так, будто хотело выпрыгнуть из груди. У него не было и тени сомнения в том, что Джини ждет его. Однако он ошибся.
Она принялась уверять его, что следит за какой-то квартирой, что в этом и заключается ее работа и вообще было бы лучше, если бы он немедленно исчез. Другой мужчина на его месте, наверное, стал бы спорить, однако Паскаль, понявший все по ее глазам, не стал этого делать.
Не говоря ни слова, он оставил Джини, поднялся к Элен, забрал у нее Марианну и решительно повел дочь за руку по улице. Из подъезда дома напротив Джини следила за удаляющимися фигурами высокого мужчины и маленькой девочки.
Перед ее глазами все поплыло, и она отступила в глубь подъезда, но, быстро придя в себя, взглянула на часы.
Паскаль и Марианна исчезли за углом в девять тридцать пять. А без двадцати десять она увидела Стара.
Он подъехал на большом черном «Мерседесе» и запарковался под знаком, запрещающим остановку. Выйдя из машины, Стар внимательно посмотрел в оба конца улицы и, прежде чем войти в дом, где жила Матильда Дюваль, взглянул на часы.
17
В десять часов утра той среды Роуленд еще пребывал в твердой уверенности, что для того, чтобы распутать эту историю, потребуются недели, в лучшем случае – дни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85