Для нее самой Босния лежала по другую сторону жизни, вне этого ресторана, в котором они сидели. Еще несколько минут, и Джини явственно услышит характерные для нее звуки, и на нее вновь нахлынут боль и безнадежность этого места. Это, конечно, было ненормально. Она должна видеть какую-то иную перспективу, смотреть вперед, а не назад. Думая об этом, Джини попробовала сосредоточиться на том, что говорила Элен.
– Сложности начались еще до появления на свет Марианны, – продолжала та. – Паскаль в то время пропадал месяцами, и мне одной приходилось ходить в гости, на вечеринки… В общем-то, я всегда была вполне независимой женщиной, и это меня не угнетало. – Она слегка нахмурилась. – Наверное, если бы Паскаль в те годы зарабатывал больше, все могло сложиться иначе. Мы могли бы купить большой дом, я бы не скучала… Если бы вы знали, как просто сбиться с истинного пути, когда женщина живет одна. Я говорила Паскалю, что он мог бы зарабатывать больше. Ему бы это ничего не стоило. Рекламные компании буквально охотились за ним. Я даже шутила. «Дорогой, – говорила я, – ты вполне мог бы поработать на них, прежде чем где-нибудь начнется очередная война».
Элен засмеялась и посмотрела на Джини.
– Вижу, вам это не по душе. Что ж, возможно, вы – более возвышенный человек, нежели я. Мне же казалось, что это никому не повредит. Впрочем, это – так, к слову. В общем, мы жили вполне нормально до тех пор, пока не родилась Марианна. – Лицо ее посерьезнело. – Мне приходилось выкручиваться в одиночку. К тому времени наша супружеская жизнь уже дала трещину. И тем не менее, что бы ни случалось – болела ли Марианна, возникали ли те или иные проблемы, – со всем мне приходилось справляться своими силами. Девяносто процентов времени Паскаль проводил вне дома. Он вечно куда-то летел на самолетах, торчал в каких-то чертовых блошиных гостиницах на задворках света, куда и дозвониться-то было невозможно. А если дозвониться все же удавалось, оказывалось, что Паскаля нет. Я справлялась со всем этим. Может быть, не всегда очень хорошо, но справлялась. Каждый раз, когда он возвращался из очередной командировки – Афганистана, Кампучии, Мозамбика, – я пыталась объяснить ему. Он никогда не рассказывал мне, с чем ему приходилось сталкиваться в этих местах, он вообще не говорил на эту тему. Понимаете? Он проходил через самые разные ужасы, а я… я ничем не могла ему помочь. Разумеется, я понимала, что нетактично жаловаться на свои – мелкие и незначительные по сравнению со всем этим – проблемы. Я знала, что они кажутся ему жалкими – эдакой мышиной возней. Но совладать с собой я не могла. А отсюда – скандалы, слезы, жалобы и обвинения с моей стороны. Однако в результате ничего не менялось. Он успокаивал меня, а потом уезжал в аэропорт, чтобы успеть на следующий рейс. Через некоторое время…
Элен умолкла и пристально посмотрела на Джини.
– Через некоторое время все это довело меня до белого каления. Я пришла в неописуемую ярость. В тот момент я чувствовала себя настоящей фурией. Наверное, я не бесилась бы так, даже если бы у него была другая женщина – это по крайней мере было бы банально. Но моей соперницей была не женщина, а его работа. Мне показалось, – рот Элен сжался в тонкую линию, – что это перешло все мыслимые границы и стало просто невыносимо. Одно дело – муж, которого не бывает дома, другое – отец, которого не видит дочь. Паскаль, конечно, обожал Марианну и в те редкие часы, которые он проводил дома, нянчился с ней как только мог. Однако он был не в состоянии понять, что одного его чувства недостаточно. Скажите, он изменился?
Вопрос застал Джини врасплох, и лицо ее залила краска.
– Он, конечно, очень переживает разлуку с дочерью, – начала она, – но пытается как-то уравновесить вещи, которые имеют для него первостепенное значение. Даже в Сараево он беспрестанно думал о Марианне. Он постоянно писал ей, звонил. А когда вернется, то собирается…
– Я спрашивала не совсем об этом, и, по-моему, вы меня поняли. – Спокойно проговорила Элен, перебивая Джини. – Задавая свой вопрос, я имела в виду не Марианну, а вас.
Джини опустила глаза.
– У нас нет детей, – тихо сказала она, – поэтому между нами все иначе.
– Разумеется, – кивнула Элен, однако на ее лице отчетливо читалось недоверие. – В конце концов, это меня не касается. Я не собираюсь лезть в ваши дела. Вам известно, когда он вернется из Сараево?
– Точно – нет. Обстановка там меняется каждый день. Но скоро. Может, через пару недель.
– Что ж, надеюсь, он успеет к дню рождения Марианны в январе. Хотелось бы рассчитывать хотя бы на это. Уж эта дата точно не изменится.
– Он вернется даже раньше, – быстро сказала Джини. – К Рождеству он наверняка уже будет здесь.
Элен промолчала. Взглянув ей в лицо, Джини поняла, что она сомневается в точности этого прогноза, и, разумеется, оказалось, что Элен была в этом совершенно права. Паскаль не вернулся к Рождеству. Бывшая жена и впрямь хорошо изучила его.
– Скажу, чтобы принесли счет, – сказала Элен и, повернувшись, сделала знак официанту. – Нет-нет, я заплачу. Я настаиваю! Надеюсь, что мы с вами еще увидимся. Возможно, в Париже в день рождения Марианны. Познакомлю вас с Ральфом. По-моему, подобные отношения гораздо проще, если к ним подходить с большей открытостью. Что нам теперь мешает быть друзьями? – Она замялась, а потом, к великому удивлению Джини, перегнулась через стол и пожала ее руку.
– Вы мне нравитесь, Джини. Я сама этого не ожидала, но клянусь вам: так и есть. Паскаль заслуживает счастья, но, видит Бог, он не сумел найти его со мной. Когда я виделась с ним в последний раз, мне показалось, что он изменился, причем – в лучшую сторону и во всех отношениях. Я не испытываю ни горечи, ни злости, поскольку вижу, насколько ему хорошо с вами. Я рада. Только вот вы…
– Что?
– Дорогая, вы не слишком хорошо выглядите.
– Со мной все в порядке. Просто в Сараево я подхватила какую-то инфекцию, но сейчас уже все прошло.
– Хорошо. – Элен улыбнулась. – Скажите Паскалю, чтобы заботился о вас как следует. А самого его не слишком балуйте. Выдержите небольшую паузу, и он сам позвонит. В моем случае это не срабатывало, но в вашем сработает наверняка. – Она встала. – Мне нужно идти. В четыре часа мой рейс на Париж. Ральф будет меня встречать, так что мне нельзя опоздать на самолет.
Джини вернулась в свою квартиру. Элен не понравилась ей, и Джини не знала, насколько можно верить этой женщине. Не менее двух часов она ходила по комнате, пыталась читать. Телефон не звонил. Через некоторое время, не устояв перед искушением, она пошла в ванную и использовала набор для быстрого определения беременности в домашних условиях, который купила утром. Он был чрезвычайно прост в обращении. Если женщина беременна, лакмусовая полоска должна стать розовой, если нет – голубой.
Реакция занимала пятнадцать минут. Джини села и принялась ждать. Интересно, думалось ей, как бы отреагировал Паскаль, если бы узнал правду, если бы узнал, что Джини всей душой желала, чтобы бумажка порозовела. Что бы ответил он, признайся она в том, что в день, когда они попали под обстрел в госпитале, всем ее существом страстно овладело одно желание: родить от него ребенка. Она по-прежнему была одержима этой мыслью.
Джини закрыла лицо руками. Она не собиралась признаваться в этом. Хотя бы потому, что заранее знала, какой будет его реакция. Один раз она уже увидела ее – в их уродливом желто-коричневом гостиничном номере, когда она сообщила Паскалю о том, что у нее запаздывают месячные. На его лице попеременно появились тревога, волнение и наконец даже что-то вроде страха.
– Дорогая… Но ты, я надеюсь, продолжаешь принимать противозачаточные таблетки? Что же в таком случае?..
– Да, принимаю. Наверное, просто переработала. Устала.
– Ты уверена, Джини? Ты не могла по рассеянности принять таблетку на два-три дня позже срока? Милая, ты выглядишь такой усталой!
– Нет, я все проверила. Не волнуйся, задержка наверняка связана с усталостью. Со мной и раньше такое случалось.
После этого он попытался заключить ее в объятия, а затем стал настаивать на том, чтобы она сходила к врачу и на всякий случай проверилась. Сделав это и убедившись в том, что она не беременна, Джини боялась встречаться с Паскалем взглядом, опасаясь увидеть в них облегчение. Глядя в пол, она тихо спросила:
– А если бы это оказалось правдой? Если бы я действительно забеременела? Что тогда, Паскаль?
– Не знаю, дорогая… – Он обнял ее за плечи. – Ведь мы провели здесь только половину положенного срока. И ты сама так хотела получить эту работу. Твоя карьера значит для тебя очень многое. Ты говорила, что не хочешь иметь детей. Сейчас, когда мы с головой ушли в работу, постоянно в переездах, часто рискуем, такое решение было бы ошибкой.
– Ошибкой?
– Я хочу сказать, что мы не планировали этого, милая. Мы не собирались… А уж совершать нечто подобное в таком пекле, как здесь…
Не в силах говорить, Джини отвернулась. От нее не могла укрыться горячность, с какой он говорил. Джини даже показалось, что в его голосе она уловила нотку раздражения.
Он прав, сказала она себе. Его подход в данном случае отличался прагматизмом и ответственностью. «Он не хочет иметь еще одного ребенка, – думала она. – Он не хочет ребенка от меня».
Боль была очень сильна. Несмотря на всю весомость его доводов, желание иметь ребенка не уходило. Джини по-прежнему хотела родить и даже сейчас, спустя столько времени после отъезда из Боснии, продолжала цепляться за надежду на то, что она беременна. Она помнила тот час и то место, где возникло это желание. В Мостаре. Она видела слишком много погибших детей, и теперь ее тело настойчиво диктовало ей свою волю. Ей хотелось чувствовать, как внутри нее растет ребенок, ей хотелось, чтобы Паскаль стал свидетелем его появления на свет.
Пятнадцать минут, по всей видимости, миновали. Не поднимаясь с края ванны, Джини взяла полоску бумаги и сравнила ее с цветными квадратиками на круглой железной коробочке, напомнившими ей школьные уроки химии. Приговор, который она прочитала, наполнил ее душу отчаянием. Именно этого она одновременно ждала и боялась: бумажная полоска стала голубой.
* * *
Первой из объятий сна выбралась Шарлотта. Зевая и жалуясь на то, что ее разбудили полицейские сирены, она спустилась на кухню, кутаясь в синий теплый халат. Джини поспешно отвела взгляд от большого живота хозяйки дома. Не замечая, как покраснели глаза Джини, Шарлотта шикнула на собак.
– Ничего не понимаю! Макс оставил мне записку. – Она взмахнула зажатым в руке листком бумаги. – Не захотел меня будить, а я спала, как колода, и ничего не слышала. А оказывается, произошел какой-то несчастный случай. Они с Роулендом вчера ночью, после того, как мы легли спать, вызывали полицию. Но почему их до сих пор нет? Где они могут быть? Почему не позвонили?
– Я сейчас приготовлю чай, – поднялась Джини. – Не волнуйся, Шарлотта, ничего серьезного не могло случиться. Они появятся, и все объяснится очень просто. Иначе Макс разбудил бы тебя.
– Нет, не разбудил бы. Он безумно заботлив. Опекает меня и… – Она похлопала себя по животу. – Нашу дочку. Смотри-ка, она снова шевелится. Вот здесь. Потрогай, Джини. Правда, удивительно? Такая маленькая, и такая сильная!
Джини позволила женщине взять свою руку и положить на выпуклый живот. Ее поразило, какой он упругий. Сначала она ничего не чувствовала, но затем ощутила легкую дрожь и отчетливое движение. Как будто какая-то маленькая ручка или ножка пыталась разрушить стеньг своего тесного убежища. Затем все затихло, но вскоре снова началось. Пальцы Джини ощущали, как под ними пробегают волны.
– Она перевернулась, – с улыбкой пояснила Шарлотта. – А теперь немного поспит. Обычное дело.
– Она? – Джини убрала руку. Зависть и страстное желание иметь собственного ребенка с такой силой сдавили ее сердце, что она едва не задохнулась и быстро отвернулась к плите.
– Я верю Роуленду. – Шарлотта радостно засмеялась. – Знаю, что он надо мной подшучивал, и все же верю. Роуленд – такой странный! Я не удивлюсь, если он на самом деле обладает неким волшебным даром. О, чай? Как здорово! Выпью чашечку, а потом оденусь и пойду в магазин. Это у нас – центр всевозможных слухов и сплетен. Если что-то и случилось, там об этом уже знают.
Внезапно Шарлотта умолкла и резко обернулась. Джини, повернув голову, услышала звук торопливых шагов и голос, отчаянно зовущий кого-то. По открытой террасе бежала женщина. Она без стука открыла дверь в кухню. Только когда она начала говорить и Джини услышала знакомый акцент, она узнала в этой белой, как полотно, дрожащей всем телом женщине только недавно так роскошно одетую Сьюзан Лэндис.
– Господи, о Господи, Шарлотта! – сбивчиво начала она. – Ты должна мне помочь. Я звоню, звоню, звоню без конца. Я только что из особняка. Там на каждом шагу – полиция… – Женщина пошатнулась, ухватилась за спинку стула и издала странный гортанный звук. – Помоги мне, пожалуйста! Случилось что-то ужасное. Кассандра мертва, а Майна исчезла. Она такая хорошая, добрая девочка, ей ведь всего пятнадцать! Прошу тебя, Шарлотта! Я пытаюсь объяснить полицейским, что Майна пропала, но они меня словно не слышат.
* * *
В половине десятого утра Роуленд сидел в маленькой, насквозь пропахшей никотином комнате для допросов главного полицейского управления Челтенхэма. Он находился тут уже с половины седьмого, так и не успев ни побриться, ни поесть, ни поспать. Макс, который привез его сюда, сидел в такой же комнатке через стену. Именно он первым опознал тело Кассандры Морли и теперь, вероятно, занимался тем, чем пришлось заниматься Роуленду на протяжении трех часов кряду – вновь и вновь пересказывать события прошлого вечера.
Роуленд дал показания, а затем был вынужден отвечать на бесконечные вопросы: в котором часу, когда, как? Почему он очутился в таком глухом месте в такой поздний час, да еще один? Зачем он двигал труп?
– Потому что я не знал, что она мертва, – отвечал Роуленд. – Она лежала в странной позе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85