Прямо за лесом бушевал пожар; искры пригоршнями взлетали над деревьями, и от этого внизу становилось еще темней. В окопе горько пахло срезанными корнями и завядшей травой, а справа, со стороны танка, — металлом и маслом.
Янек довольно долго пребывал в одиночестве. Он дождался, когда снова появился узкий отвесный серп месяца, с трудом переползавшего между ветвями сосен влево от просеки. Орудия и минометы подавали голоса с флангов и с тыла и делали это как-то лениво, не спеша.
Неожиданно раздавшийся свист и последовавшие сразу за ним взрывы на выкорчеванном участке заставили Янека вздрогнуть. Сразу местах в шести, а то и больше сверкнул огонь, а потом еще раз, уже ближе. Янек смотрел, перепуганный, не зная, что делать, пока телефонист не потянул его сзади за руку на дно окопа. Янек едва успел схватить пулемет и прикрыть дуло ствола, чтобы туда не набилось песку. Снаряды рвались уже рядом, в воздухе жужжали осколки, но вскоре разрывы переместились дальше за окоп, на вершину высоты.
— Вставай. Перенесли огонь, — толкнул его телефонист.
В воздухе стоял резкий запах тротила и гари, где-то в лесу горел мох.
— Смотри, — советский солдат взмахнул рукой над бруствером.
Янек, напрягая зрение, всмотрелся в мрак и там, где месяц уже осветил часть выкорчеванной поляны, заметил маленькие расплывчатые фигурки, которые, быстро передвигаясь, то исчезали, то появлялись снова. Их становилось все больше, и в каждую следующую секунду они все больше приближались.
Янек установил пулемет, выдвинув его вперед, отвел затвор и дослал первый патрон в патронник.
— Не стреляй, — прошептал телефонист.
Янек увидел, что тот, привязав тесемкой и пояском от шлема телефонную трубку к голове, чтобы освободить руки, готовил винтовку к стрельбе.
Артиллерия уже вела огонь по обратному скату высоты, снаряды с резким свистом проносились прямо над окопом. Косу казалось, что он чувствует на лице дуновение ветра от них. Он никак не мог преодолеть страх и каждый раз втягивал голову в плечи.
Слева в глубине леса вспыхнула жаркая перестрелка. Янек улавливал сухие хлопки винтовок, треск автоматов, деловитый перестук «максимов» и захлебывающиеся очереди немецких пулеметов. Гулко бабахнула танковая пушка.
Почти в ту же минуту из лесу, из-за засеки, наискось взметнулась ракета, и яркий, ослепляющий глаза свет залил все вокруг. Янек и телефонист присели на дне окопа, но и здесь их достал мертвенно-бледный свет ракеты.
— Елки-палки! — воскликнул вдруг телефонист. — Это ты? Значит, ехал, ехал и доехал… А где твоя собака? Помнишь, как она кусок от моей шинели оторвала?
— Это ты, Федор? — обрадовался Янек. — Вот это да! — Он смотрел на улыбающегося толстощекого солдата, того самого, с которым еще в Сибири дрался за место в вагоне.
В небе повисла вторая ракета и стала медленно опускаться, а Федор быстро заговорил, словно спешил закончить раньше, чем ракета погаснет.
— Елки-палки! Встретились все-таки, а? Помнишь, как ты меня боднул?.. У меня прямо защемило внутри, как тебя узнал… Наших уже никого тут нет. Командира убило, когда Вислу форсировали, в роте остались только я да старшина. Помнишь, усатый?..
Ракета погасла, и внезапно они услышали грозный низкий рев моторов.
— После поговорим. Сейчас фриц в атаку полезет.
Через минуту уже ничего не было видно, только еще сильнее заревели моторы. Взлетела красная ракета, вершины деревьев на линии горизонта покачнулись, и на освещенную месяцем поляну выползли черные угловатые коробки. Они быстро двинулись вперед, на глазах вырастая ввысь и вширь. Между ними появились силуэты бегущих фигурок в глубоко надвинутых касках.
— Огонь! — скорее произнес, чем крикнул Черноусов.
Пробудился лес. Огоньки выстрелов замигали между деревьями и над бруствером окопа. Янек слушал их грохот, выбирая цель для пулемета, но затем эти звуки пропали, раздался треск коротких очередей, и Янек всем телом ощутил ритмичное подрагивание своего «Дегтярева», похожее на трепетание вытащенной из воды рыбы. Янек видел пламя у дула ствола и красные черточки трассирующих пуль, которыми он сегодня утром старательно набивал магазины. Заметив, что красная нитка пересекла двигающийся силуэт и цель исчезла, он слегка отводил ствол и снова нажимал на спусковой крючок.
За спиной один за другим охнули два миномета, извергнув в небо свист. В верхней точке траектории свист затих, мины как бы замерли на мгновение, потом ринулись к земле, свистя еще более злобно, и треснули, разметав по поляне огненные брызги.
У орудийных стволов немецких танков загорелись язычки пламени. Отрывистые взрывы и свист заполнили просеку; срезанное дерево сначала наклонилось будто неохотно, а потом, падая все быстрее, рухнуло на землю.
Танки немцев продолжали приближаться. Они уже перестали быть бесформенными коробками. Янек видел перископ на лобовой броне. Сжатый в руках пулемет испуганно прострочил и замолк, выпустив последний патрон. Торопливо меняя магазин, Янек подумал: «Почему наши молчат?»
Слева ударила советская пушка, а секундой позже отозвался укрытый в окопе Т—34. На броне немецкого танка, выползавшего на просеку, сверкнули два огонька и погасли. Он продолжал двигаться вперед; но теперь беспрерывно, раз за разом, по нему били по очереди то гвардейцы, то Василий из своей башни. Неизвестно, после какого выстрела над танком взметнулось высокое пламя, заклубилось вверху, накрыло его колпаком из черной сажи. Горючее из разбитого бака брызнуло в стороны, и танк запылал гигантским факелом.
Свет залил всю засеку. Янек и Федор увидели два других танка, повернувших назад, и вприпрыжку убегавших гренадеров. Янек преследовал их огнем, короткими очередями останавливал их бег. В горящем танке начали рваться боеприпасы, башня сорвалась, упала на землю.
Старшина, пробираясь рядом, положил руку на плечо Косу и крикнул:
— Довольно, побереги патроны!
Не задерживаясь, он подбежал к танку и застучал прикладом по броне.
— Назад!
Танк задом выполз из окопа и, ведомый Черноусовым, отошел метров на сто в тыл. Рядом одновременно отходили пехотинцы, помогая артиллеристам тянуть орудие. У самого гребня высоты остановились около окопов и снова заняли позиции.
— Чего мы отступаем? Не понимаю, — спросил Янек у Федора.
— Погоди немного, скоро поймешь.
— Янек! Янек! — услышал он рядом голос Григория.
— Я здесь. Что случилось?
— Ничего. Василий приказал узнать, где ты. Шарик беспокоится, скулит, зубами за ноги хватает. Иди в танк.
— Я тут останусь.
— Я так и думал. Я тебе новые магазины принес. Давай пустые, я набью их, а то нудно мне сидеть без дела и смотреть, как вы деретесь.
Едва Саакашвили исчез в темноте, заговорила немецкая артиллерия. Она вела огонь не по всему лесу, как до этого, отыскивая цели, а сразу обрушила его на передний край. От снарядов оставались глубокие воронки, деревья вырывались с корнями из земли, вершины сосен падали, как срезанные.
Огневой налет длился минут пять, а может, и десять (время в бою бежит неровным шагом), и снова у противоположной стены леса появились танки, снова двинулась за ними цепь гренадеров, поливая перед собой пространство свинцовым дождем. Когда от оставленных гвардейцами окопов их отделяло несколько десятков метров, когда разорвались первые брошенные немцами гранаты, засада ответила огнем с нового места. Снова танкисты и артиллеристы били попеременно, словно молотом по наковальне, и подожгли еще один танк.
Минуту спустя пламя ослепило Янека, близкий разрыв швырнул его на дно окопа. Он поднялся, смахивая с глаз песок. Орудие гвардейцев молчало, слышно было только пушку Семенова. На границе просеки с засекой появился еще один танк с длинным пушечным стволом. Янек увидел его и узнал в нем «пантеру». Короткой очередью он сразил две тени, бежавшие рядом. В то же мгновение на лобовой броне «пантеры» сверкнул огонь и погас. Танк резко повернулся на месте, тут же получил еще один бронебойный снаряд от Василия и замер.
Кос смотрел в ту сторону, ожидая, когда этот танк загорится, но пламя не вспыхнуло. Зато он увидел, как поднялась крышка и из люка быстро выскочил гитлеровец и спрятался за броней. Янек понял, что теперь нужно делать, и прижался щекой к прикладу пулемета. Второй и третий фашисты появились одновременно и тут же упали, прошитые очередью. Четвертый вылез через нижний люк и исчез за пнем, но не выдержал, бросился бежать и упал после выстрела Янека. Пятого Кос не увидел. Может быть, он убежал раньше, а может, остался в танке.
Атака захлебнулась, все утихло. Бойцы снова продвинулись вперед, на прежние позиции; сначала — пехотинцы, потом — танк Василия. Тут же принялись откапывать засыпанные ходы, осторожно оттаскивали нападавшие толстые ветки, чтобы не затрудняли обзор впереди. Трое солдат остались около разбитой пушки, чтобы похоронить артиллеристов.
Месяц торопливо уплывал на запад. Холодные струи воздуха, опускавшиеся сверху, и влажный запах трав подсказывали Янеку, что рассвет близок.
С противоположной стороны засеки простучала очередь, потом где-то намного левей бабахнула танковая пушка, и снова стало тихо. Даже самолеты, казалось, задремали на аэродромах: небо было пустынное и в нем ни одного звука. За бором догорал пожар.
Старшина подошел к Янеку, прислонился спиной к стенке окопа и закурил толстую самокрутку, пряча огонь в руке. Делая затяжку, он наклонял голову, и тогда Кос видел его лицо, освещенное снизу красным светом цигарки.
— А я тебя в темноте и не распознал. Как все-таки мундир меняет человека. Это уже Федя, телефонист, сказал мне, что знакомого встретил. Значит, настоял на своем? Решил попасть на фронт и попал. — Старшина привычным движением руки пригладил усы. — Я тебе говорил, помнишь, чтобы ты во все глаза глядел, как на фронт прибудешь. Гора с горой не сходится, а человек с человеком… Ну а отца еще не нашел?
— Нет, не нашел… О вас я тоже ни у кого не мог спросить. Я ведь даже вашей фамилии не знал.
— Черноусов моя фамилия. Запомнить легко: усы у меня на самом деле светлые, а по фамилии черные. Расскажи-ка о себе, как живешь, как воюешь.
Янек начал рассказывать об экипаже, о бригаде.
Впереди них небо сделалось темно-синим, а сзади хотя и не начало розоветь, но стало понемногу проясняться, приобретать теплые тона. И тут Янек услышал, как люк танка открылся и кто-то спрыгнул на землю. Он пригнул голову и посмотрел — снизу было лучше видно.
— Гражданин поручник, я здесь, — отозвался Янек, узнав по движениям Василия.
— Янек? Где старшина?
— Я здесь.
— Знаете, мне кажется, стоит посмотреть, что в этой «пантере». Может, удастся чем-нибудь воспользоваться.
— Ясно, товарищ поручник. Сейчас скажу нашим, чтобы случайно не постреляли.
— Хорошо… Пойдешь со мной, Янек. Подползем. Я первый, ты за мной следом.
— Я первый. Я лучше это умею в лесу.
— Ну ладно. Только будь осторожен.
Обойдя свой танк, они стали осторожно красться от дерева к дереву. Добравшись до засеки, легли на землю и некоторое время прислушивались.
Подбитый танк неподвижно чернел в каких-нибудь ста метрах впереди них. Видно было высокую корму, разбитую внизу и задранную вверх, часть повернутой башни, а рядом с танком свернувшуюся, как уж, гусеницу. Немного ближе чернели два вырванных из земли пня и воронка от артиллерийского снаряда.
Янек, чуть приподняв голову, внимательно осматривал местность. Он уже решил, как будет ползти через заросли папоротника, минуя воронку слева от деревьев. Он обернулся и подал знак Василию. Поручник кивнул головой: можно продвигаться.
Янек отправился в нелегкий путь. Держа левой рукой за ствол ручной пулемет, он подтянул колено правой ноги под себя, выбросил вперед правую руку, затем медленно перенес на нее всю тяжесть тела и снова повторил то же движение, только теперь поджал под себя левую ногу, вытянул вперед левую руку с оружием, перенес вес тела на левый бок. Таким способом он преодолел полметра из ста.
Он полз медленно, не торопясь, но ритмично и упорно, так, как учил его Ефим Семенович, когда они подкрадывались к выслеженному зверю на склонах горы Кедровой. Янек ощущал поверхность земли всем телом, выбирал места поровнее, избегая прижимать сухие сучья, которых в лесу всегда много и которые всегда ломаются ночью с громким треском, похожим на выстрел. Он старался сильнее прижаться к земле, голову почти не поднимал. Росистые стебельки травы лизали его в щеки своими влажными язычками.
Вдруг низко, почти над самой головой, просвистел рой пуль, застучал сзади по деревьям. Замерев, Янек слушал, как отлетает от стволов высохшая кора.
«Заметили или случайно стреляли?» — тревожно подумал он.
Выждав еще немного, он слегка приподнял голову и осторожно раздвинул перед собой сухой кустик мышиного гороха. Затрещали стручки. И снова все тихо.
«Значит, не заметили. Стреляют, чтобы не дать захватить себя врасплох или чтобы не заснуть», — подумал Янек.
Он почувствовал прикосновение руки Василия к его сапогу — поручник давал ему знак ползти дальше.
«Все в порядке, — подумал Янек, — зверь бы учуял, а человек не такой бдительный».
Он снова пополз, миновал заросли папоротника, затем пни и наконец, уже ощущая капли пота на лбу, оказался в тени танка. Лежа за разбитой, съежившейся гусеницей, он задержался на минуту и двинулся дальше, освобождая место поручнику.
Янек поднял голову, чтобы посмотреть, близко ли Семенов, и по другую сторону стальных звеньев гусеницы, рядом, увидел человека. Он лежал на спине, правая рука неестественно вывернута и придавлена телом, голова прижата к гусенице, светлые волосы рассыпались по металлу. Было достаточно светло, чтобы разглядеть его моложавое лицо, струйку крови, застывшую в уголке губ, и темную полосу, пересекавшую наискось грудь.
Янек вдруг почувствовал, как горячая волна крови прилила к голове, а к горлу подступила тошнота. Это не было мишенью, силуэтом, безликим бегущим гренадером, пойманным на мушку. Это был человек. Человек, одетый в чужой мундир.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113