— Не пугайся, если услышишь выстрел! — сказал индеец. — Я убью коня, который теперь для меня обуза: я не могу освободить его из рук белых людей. Я буду меток, и мой Серый даже не почувствует, что умирает.Харка еще глубже надвинул шляпу и покинул комнату так же спокойно и неслышно, как и вошел.Когда утро сменило ночь, вторую ночь после схватки в лагере, двадцать человек посреди прерии очнулись от своего пьяного сна. Их мучила жажда, но не было воды.Джо Браун, который знал меру выпивке, всю ночь держал дозор. Он не дал и Топу напиться до бесчувствия. Лишь они двое теперь твердо стояли на ногах.— Тихо, — сказал Джо. — Кто это там идет?— Это мой сын, — сказал Матотаупа.Юноша ехал на пегом коне. Он подскакал на галопе, резко остановил коня и соскочил на землю. Он снова был одет как индеец. Вампум был на нем.Выражение его лица было чуть высокомерно и неприязненно, но дышал он спокойно, и по всему этому Матотаупа знал, что подъехавший почувствовал запах алкоголя.— На станцию напал Тачунка Витко? — спросил Матотаупа сына, хотя хотел бы сказать другие, более теплые слова.— Хау.— А потом?— Потом он охотился на бизонов.— Ты его преследовал?— Нет.— Ты не преследовал Тачунку Витко? Почему?С этим почему в Харке вспыхнуло внутреннее сопротивление отцу, нежелание ему больше подчиняться. Харка загнал своего коня, которого очень любил, для того, чтобы предупредить белых, он заманил дакота в ловушку, он убивал воинов дакота, и теперь новая кровавая вражда встала между ним и его племенем. Он не ответил Тачунке Витко, вызывавшему его на единоборство, но не потому, что испугался, а потому, что не хотел действовать на руку белым, покушаясь на великого вождя дакота. Не хотел, хотя Тачунка Витко и оскорбил Матотаупу. Харка не преследовал Тачунку Витко, Харка помог скрыться раненым дакота, Харка далеко отнес убитых воинов, чтобы не дать белым возможности надругаться над мертвыми. Это почему затронуло в Харке самый больной и пока неразрешимый вопрос: ради чего он живет?Он не сразу ответил на вопрос Матотаупы. Отец, может быть, расценил это молчание как нежелание отвечать на вопрос. Он повторил:— Ты не преследовал Тачунку Витко. Почему?Это уже было слишком, и на удар Харка ответил ударом.— Почему? Потому что твою месть я оставляю тебе, Матотаупа. Пусть женские языки не болтают, что сын, который еще не стал воином, мстит за тебя.У Матотаупы перехватило дыхание. Наконец он крикнул с перекошенным лицом на английском языке:— Пошли, мои белые братья. Мы едем к станции! Я ваш разведчик и не оставлю вас, несмотря на то что я хотел бы мстить! Я сказал! Хау!— На станцию! — завопили все. — Там мы отпразднуем нашу победу как следует!Харка не прощаясь поехал прочь.После долгих часов езды вдоль пути группа достигла лагеря. Всадники махали шляпами, и приветствия с обеих сторон были громкими и многословными.Джо Браун не испытывал при этом особого удовольствия. Представив себе в общих чертах, что произошло на станции, он отправился искать Генри.Генри было плохо. Моррис и Длинное Копье ухаживали за ним.— Ему нужен полный покой, — сказал Джо очень тихо, чтобы не потревожить больного. — Если Тачунка Витко бьет, так он бьет. А нам надо подумать о Матотаупе. Я сообщу ему, куда уехал Гарри.Джо вышел. Было уже темно. Гостиничный барак сильно пострадал от огня, хозяин с разрешения начальника лагеря временно обосновался в большой палатке. Все тот же скрипач играл там. Браун остановился у входа поразмыслить.Чья-то тяжелая рука легла на его плечо. Он вздрогнул.— Дружище! — прозвучал зычный голос. — Грезишь о великих временах? Но и сегодняшние не за что ругать.— Ты, Джим?— Так скоро не ждали? А? — Джим, широко расставив ноги, стоял рядом с ним. — Кто же это вашу станцию так разделал?— Дакота.— Человек! И вы так просто их сюда пропустили, имея сотню, а то и больше ружей? Это мне нравится. Что делают Топ и Гарри?— Еще живы.— И это все? Вы что-то стали немногословны, Джо. Во всяком случае, я сейчас иду пить. Завтра будет еще день, мы поговорим с вами.Джим в своих тяжелых кожаных сапогах вошел в палатку, из которой неслись звуки музыки и громкий хохот пьяных. Джо Браун тихими шагами последовал за ним и встал позади в проходе.В палатке за вторым столом сидел Матотаупа, окруженный людьми, которые не жалели льстивых слов, ожидая, что индеец за них заплатит.— Топ! — крикнул Рэд Джим, и его голос перекрыл шум палатки.— Джим! — последовал ответ; Матотаупа встал, его глаза заблестели. — Джим, мой брат!Полотнище у входа в палатку захлопнулось… Джо Браун медленно пошел назад к Моррису и Длинному Копью.— Поздно, — сказал он. — Там Джим.Моррис и Длинное Копье молчали. Это был трудный случай. Потом Моррис поднял голову, посмотрел на Длинное Копье, перевел глаза на Джо и снова на Длинное Копье.— Может быть, не только поздно, но и вообще невозможно. Есть только два человека, с которыми изгнанный из племени Матотаупа мог бы жить вместе. Эти двое — Харка или Джим. Харка ушел. Итак — Джим.— И это смертельный приговор, — заключил Джо. ОХОТА НА ОРЛА Харка ехал к сиксикам, вождем у которых был Горящая Вода. Он считал, что ему потребуется около трех недель, чтобы достичь мест, где их можно отыскать. Когда примерно половина пути была уже позади, он остановился на очередной ночлег в горах у истоков реки Желтых Камней. Облюбовав старое, склонившееся над поляной дерево, он взобрался повыше по его наклонному стволу, завернулся в одеяло из бизоньей шкуры и заснул. Рядом с деревом задремал и мустанг.Когда Харка проснулся, начинало светать. Скоро из ночной тьмы выступили скалы и деревья. Взгляд Харки привлекла кружившая в вышине большая птица. Определив, что это орел, Харка не спускал с него глаз, забыв обо всем на свете. Орел приблизился к поляне и снизился на расстояние выстрела. Харка вынул из кожаного чехла ружье, как вдруг послышался шум на склоне горы. Покатились камни. Харка инстинктивно удержался от выстрела, опасаясь выдать себя.Он бесшумно соскользнул с дерева и стал пробираться по склону к опушке леса, откуда доносился шум.Раздались крики о помощи. Это был голос ребенка. Из лесу показалась бегущая вниз по склону девочка. Издалека донесся охотничий клич индейцев — люди спешили на помощь. Но вот следом за девочкой показался и преследователь — медведь. Это был гризли — опаснейший хищник прерий и Скалистых гор. Он бросился наперерез девочке. Еще несколько прыжков — и он настигнет ее.Харка приложился к ружью и выстрелил. К сожалению, хорошо прицелиться помешали деревья, и пуля лишь ранила зверя в морду. Разъяренный медведь прекратил преследование, поднялся на задние лапы, а передними схватился за простреленную челюсть. Харка отбросил ружье и кинулся к зверю. Ослепленный болью, медведь слишком поздно заметил его и, замахнувшись своей огромной лапой, не успел нанести решающего удара. Харка всадил нож в сердце медведя. Зверь рухнул, когти скользнули по плечу охотника. Гризли дернул лапами, вытянулся и затих. Он был мертв.Харка смотрел на лежащего у ног зверя. Это был первый гризли, которого он уложил собственной рукой. А ведь подобный зверь в поселке на Лошадином ручье когда-то разорвал Оперенную Стрелу — брата Матотаупы… Да, индейцы считали, что уложить гризли — это заслуга не меньшая, чем победа над смелым и опасным врагом.Пока молодой индеец ходил к дереву за мустангом и оставленным там имуществом, к медведю подоспели семеро индейских воинов, сюда же подошли девочка, убегавшая от медведя, и ее мать. Индейцы были вооружены луками. палицами и ножами. Их длинные волосы не были заплетены в косы. У двоих в волосах были орлиные перья. Харка понял, что имеет дело с племенем абсароков — воронов.Возгласами удивления приветствовали индейцы юного охотника. По-видимому, девочка успела обо всем рассказать. Лицо девочки было еще бледно от пережитого страха. Она большими круглыми глазами смотрела на своего спасителя.Мужчины уселись вокруг охотничьей добычи и достали трубки, приготавливаясь закурить как для своего удовольствия, так и в честь убитого гризли. Сел и Харка. Он вынул маленький кожаный мешочек с табаком — настоящим табаком. Он, несомненно, был приятнее и ароматнее, чем табак из листьев ивы, который приходилось курить индейцам с тех пор, как все земли, где мог расти табак, попали в руки белым. Харка предложил абсарокам табаку, и они охотно набили им трубки.Харка не знал языка абсароков, те не знали никакого языка, кроме своего собственного, и разговор завязался на языке жестов. Харка объяснил, кто он такой и куда едет. И тут почувствовал, что правая рука ему не повинуется. Заметил это и один из воинов абсароков с орлиными перьями в волосах. Он посмотрел рану Харки, а потом, резко дернув руку вниз, слегка надавил на плечо. Сустав встал на место. Харка почувствовал, что рукой стало шевелить не так больно. Абсарок улыбнулся ему и, взяв мешочек Харки, еще раз набил свою трубку.Тем временем женщина успела увести девочку и вернулась с несколькими воинами. Привела она и коня с волокушей. Убитого медведя положили на волокушу и повезли в стойбище.Да, Харке сейчас было совершенно ясно, что гораздо разумнее было всадить в медведя вторую пулю, а не соваться под его лапы. Другие же рассматривали его удар как подвиг, как нечто совершенно необыкновенное для такого молодого человека.Жители стойбища абсароков уже знали о происшедшем событии и приготовились встречать своих охотников и победителя гризли. Дети выбежали им навстречу с громкими криками и спешили увидеть своими глазами ужасного хищника. Старейшины и жрец вышли из своих палаток приветствовать победителя гризли. Вождь мирного времени, старый уважаемый человек, пригласил юношу в свою палатку.Уже много лет Харка не заглядывал в поселки индейцев и в палатке, согретой очагом, не был уже много дней. Над огнем клокотало ароматное варево. Жена вождя налила гостю горячего бульона, сняла котел и насадила на вертел окорок лани.Харка не стеснялся как следует поесть: он знал, что и сам теперь в состоянии угостить хозяина особенными деликатесами — медвежьим окороком, медвежьими лапами. Огонь очага распространял приятное тепло. Хозяин на языке жестов дал Харке знать, что по их обычаю предстоит успокоить дух зверя медвежьим танцем и что воины будут его исполнять завтра.Гости ушли. Харке отвели место для сна, и женщины положили тут столько одеял, что он, пожалуй, и не мог бы всеми воспользоваться. Однако и на груде мягких одеял счастливый охотник все же испытывал боль в спине и плече. А медведь так явственно предстал перед ним во сне, что, проснувшись, Харка долго недоумевал, куда же он девался.Далеко за полдень закончилось таинство танца медведя. Изможденные танцоры сбросили медвежьи шкуры. Мертвый гризли, вокруг морды которого уже кружились мухи, считался умиротворенным.И этот убитый медведь значил для жизни Харки гораздо больше, чем вся его унизительная служба у белых строителей железной дороги; он был для него гораздо более почетной добычей, чем какой-нибудь поверженный им за последние годы враг, с которого он снимал скальп.Харку посетили два молодых воина. Они объяснялись на языке жестов, и разговор был коротким. Они хотели отыскать гнездо орла, который недавно появился в этих местах.— Пуля, которую я сберег на медвежьей охоте, найдет орла, — сказал Харка.Несколько дней молодые абсароки вместе с Харкой обследовали окрестности стойбища. По вечерам ели мясо медведя. И каждый день в палатке были гости, которым хотелось отведать необыкновенного угощения.Сам вождь мирного времени вручил Харке ожерелье из когтей и зубов медведя, изготовленное спасенной девочкой и ее матерью. Это был дорогой сердцу воина знак его победы и мужества. С этого дня Харка не снимал ожерелья.Настал день, когда Харка и молодые воины абсароки направились далеко на север, где жители стойбища заметили недавно орла. Накануне похода все трое выкупались, натерли тело медвежьим жиром, посытнее поели и рано улеглись спать, чтобы около полуночи выступить в путь.Вечернее небо раскинулось в своем густо-синем величии над горами и долинами, когда юные охотники покинули палатки и встретились на площадке посредине поселка. Зашевелились кони, завыла где-то собака. Сначала они выбрались к ручью, затем пошли по берегу вниз по его течению, через лес. Местность повышалась, становилась более пересеченной, и им пришлось двигаться медленнее, но все равно это был не шаг, а скорее бег. К утру они вышли из леса, и их встретил холодный, бьющий прямо в лицо ветер. Потом им пришлось карабкаться по крутым скалам на гору. Когда они добрались до вершины, в небе зажглись звезды. Они улеглись и пролежали до рассвета.Взошло солнце, и перед ними открылись широкие просторы. Горы, долины, бескрайняя прерия подергивались легкой дымкой поднимающихся от земли испарений. Нагрелись камни. Много птиц появилось перед глазами индейцев, но орла не было. И только когда солнце уже клонилось к западу и по долинам начал стелиться туман, далеко на севере показались два орла. Они парили большими кругами, постепенно приближаясь. Далеко внизу в прерии виднелось стадо антилоп. Орлы скоро оказались над ними. Потом они один за другим устремились вниз. Слишком поздно их заметили антилопы: каждый из орлов успел захватить добычу. Они медленно поднялись со своей ношей и, уже не кружа, полетели на север.На светлом небе птицы были хорошо различимы, и удалось заметить, где они спустились вниз и скрылись в утесах предгорья.— Рано утром мы будем у «него», — сказал Харка, и спутникам его стало ясно, что речь идет об охоте только на самца, хвостовые перья которого представляли главную ценность.Ночью им снова пришлось пробираться сквозь чащу леса, переправляться через ручьи, пришлось даже обойти гору, которая была как раз на пути к орлиному гнезду.Придерживаясь опушки леса, индейцы добрались до русла ручья, который ранней весной, несомненно, был полноводным и бурным, а сейчас становился мелким и спокойным. Прямо перед ними открылись утесы. Индейцы остановились.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50