— Да, о таком дакота раньше никогда не помышляли.— Они научились этому, Билл.— Возможно, Чарльз. Старый жрец из рода Медведицы, без которого тут, видно, не обошлось, весной, год тому назад, был у нас…— Жрец здесь, жрец — там. Попробуем-ка мы с тобой пробраться вверх по течению и посмотрим, где же кончается участок мертвых рыб.— Сейчас?— Лучше сейчас. Скажем Джо. Может быть, это и не так далеко.Инженер согласился, Билл и Шарлемань отправились в путь. Им обоим, да и Джо с Генри, тоже было нелегко, хоть они и не пили отравленной воды. Все четверо знали, что индейцы нападут если не днем, то ночью. МАТЬ ВОЖДЯ Матотаупа и Фред на чужих конях неслись галопом по ночной прерии. Каждую минуту они могли ждать встречи с врагами, от которых с трудом спаслись. Когда они отъехали достаточно далеко, стало ясно, что из лагеря их никто не преследует. Они остановились на возвышенности, оставили в низинке стреноженных коней, сами же спрятались в траве. Их глаза были острее, а уши более чуткие, чем у Билла и Шарлеманя, и никому не удалось бы подобраться к ним на расстояние выстрела даже в ночной тьме.Стало светать. Фред посмотрел на Матотаупу. «Что дальше?»— говорил его взгляд.— Тачунка Витко вероятнее всего в палатках рода Медведицы, — прошептал Матотаупа. — Я проберусь к палаткам, может быть, мой томагавк и найдет Тачунку Витко, как в прошлое лето моя стрела настигла Старую Антилопу.— Топ, но ведь это же безумство.— Я должен отомстить, а не ты.— Если ты хочешь сказать, что мне не надо идти с тобой, — хорошо. Я буду ждать тебя в блокгаузе Беззубого Бена.— Неужели нет другого места?— Бен — подлец, это я знаю, однако ни тебе, ни мне он ничего не сделает. Но там болтаются люди, у которых можно узнать кое-какие новости.— Как хочешь.— Договорились. Я сейчас же отправляюсь.— Возьми и моего коня.Фред сполз по склону, взял коней и быстрой рысью поскакал на северо-восток. Матотаупа продолжал вести наблюдение. Оружие было при нем — обоюдоострый нож, стальной томагавк, револьвер, двустволка. Костяной лук — подарок вождя сиксиков — он не взял с собой, когда поехал на факторию старого Абрахама. Лук остался в палатках черноногих. Кожаное одеяло и кожаную индейскую одежду Матотаупа потерял вместе с конем. Из провианта у него был только небольшой мешочек с пеммиканом, немного табака. Полотняная рубашка его раздражала. Враги из племени дакота узнали его и в рубашке, — значит, и для маскировки она не годилась. Он с юности привык бороться обнаженным и бросил рубашку.Целый день Матотаупа провел на высотке; он съел щепотку пеммикана, пожевал зернышки трав. С наступлением вечера он поднялся.Днем не было видно ничего подозрительного, и он без особой осторожности бегом направился к знакомому ему летнему лагерю рода Медведицы у Лошадиного ручья.Уже к полуночи Матотаупа рассчитывал достичь палаток рода. Там наконец-то он встретит Тачунку Витко! Хотелось ему, конечно, увидеть мать и свою дочь. Но этому чувству он не позволял разрастаться, ведь возвращение к сиксикам было теперь невозможно, и ему некуда было брать Уинону. Выношенный когда-то план рухнул.Все время прислушиваясь и наблюдая, Матотаупа бежал, петляя между холмами. Солнце закатилось. Взошла луна. И он стал избегать мест, освещенных луной.Дакота был, как и все его соплеменники, хорошим бегуном на большие расстояния. Он бежал равномерно, без остановок, дыхание его не сбивалось. Метнулась мимо сова. Стайка индюшек кучкой лежала на его пути — Матотаупа обошел их, чтобы не вспугнуть: встрепенувшиеся среди ночи петухи могли предупредить врага.Вскоре он узнал очертания небольших холмов у Лошадиного ручья. А вот и долина. Бесшумно струились воды ручья, поблескивая в свете луны. Матотаупа остановился. Пахло водой. Темной лощинкой он скользнул к самому берегу, измученный жаждой, лег на песок и длинными глотками потянул в себя воду. Потом погрузил в нее руки, и ему стало так хорошо, как будто эта вода — близкое живое существо, приветствующее его на родине. Наступила полночь, когда он под прикрытием прибрежного кустарника прополз к окраине лагеря.Палатки стояли здесь, как и ожидал Матотаупа, но, увидев их перед собой, он даже вздрогнул, точно от страха.Типи — круглые кожаные палатки — были бесцветны в свете луны. От них тянулись длинные тени. Матотаупе казалось, что он различает трофейные шесты перед палатками, видит на них знаки военных и охотничьих подвигов. И только свою собственную палатку, палатку, в которой он, военный вождь, жил со своей матерью, с детьми и женой, он еще не мог различить. Она обычно стояла посреди лагеря, и, видимо, ее скрывали другие палатки.Матотаупа знал, где должны располагаться дозорные. Еще будучи вождем, он установил определенный порядок и был уверен, что при соблюдении некоторой осторожности можно пробраться в лагерь незамеченным.Матотаупа медленно, как змея, пробрался по заросшей травой земле, и вот он уже на месте, откуда можно спокойно вести наблюдение.Он залег, так как услышал с юга топот копыт. Матотаупа приник ухом к земле и понял, что скачет всего один всадник. Топот быстро приближался. Человек не таясь подъехал к поселку. Матотаупа оставался в своем укрытии. Скоро всадник оказался неподалеку от Матотаупы, и его озарил слабый свет луны. Это был индеец, дакота, худощавый, как любой молодой воин. Он что-то крикнул, и с высотки к западу от поселка, а также от табуна крикнули в ответ. Значит, выставлено двое дозорных, а на холме, у подножия которого находился Матотаупа, — никого.Как можно быстрее он стал продвигаться по лощинке на высотку. Дозорные, ответившие на крик, все внимание обращали сейчас на всадника. Это был удобный момент для Матотаупы. С возвышенности лагерь был хорошо виден, и можно было рассмотреть все, что там происходит. Всадник направил коня к табуну и только там спрыгнул с него; дозорный позаботился о животном. Молодой всадник поспешил к палаткам. Теперь Матотаупа узнал юношу — это был Четан, друг Харки, вожак союза Красных Перьев. Открылась палатка жреца, стоящая посередине поселка между большой палаткой совета и палаткой вождя, в которой когда-то жил Матотаупа. Да, да, несмотря на слабый свет, Матотаупа различил на соседней палатке большой четырехугольник — символ четырех стран света. Значит, это его палатка. В этой палатке он родился, с этой палаткой он странствовал, перед этой палаткой по-прежнему стоял шест с его охотничьими и военными трофеями.Из палатки жреца появилась тощая фигура старого Хавандшиты. Это он обвинил Матотаупу в предательстве и добился изгнания вождя! Матотаупа справедливо считал его виновником всех своих бед и несчастий, но никогда в его мозгу не возникало мысли отомстить жрецу.Четан почтительно приветствовал жреца. В это время открылась другая палатка, стоящая несколько в стороне, и вышел мужчина, вид которого удивил Матотаупу. Мужчина был среднего роста. Длинные волосы закрывали уши. У него была большая борода. А одежда — кожаные штаны, как у белого охотника прерий, и мокасины, как у индейцев. Видно, он только что оделся и на ходу затягивал ремень. Быстрыми шагами он прошел через лагерь и остановился перед Хавандшитой и Четаном.По-видимому, больше мужчин в лагере не было. Ведь если сообщение Четана очень важно, а это было именно так, потому что сам жрец вышел среди ночи из своей палатки, то, конечно, вышли бы все воины, если бы они были дома.Человек с бородой говорил в тишине ночи так громко, что Матотаупа без труда мог его слышать.— Отравлены? — с ужасом воскликнул бородатый. — Но дети мои, как можно быть такими варварами, такими бессердечными! Люди ведь только выполняли договор, хотели что-то заработать. О, несчастные!Четан ответил ему громче, чем говорил до сих пор:— Том Без Шляпы И Сапог должен сначала подумать, а потом говорить. Эти люди пришли на нашу землю, не спросив нас. Они прогнали бизонов, которыми мы живем, а если мы требуем своего, они стреляют в нас. Если они говорят о нас, то называют нас «проклятыми собаками». Их не беспокоит то, что голод ждет наших женщин и детей. Они хотят нас изгнать, уничтожить. Вот почему мы боремся против них, вот почему убиваем их, не дожидаясь, пока они убьют нас. Том живет в наших палатках, и он должен научиться думать и поступать, как краснокожие люди. Или он снова хочет быть нашим пленником?— Боже спаси! Вы ко мне хорошо относитесь. Я хочу помогать вам в охоте, я хочу, чтобы трудолюбивая вдова Шешока была моей женой. Я даже взял в свою палатку ее сына Шонку. Я хочу оставаться вашим верным другом. Но я же христианин, я молюсь на крест, и если происходит умерщвление людей при помощи яда!.. О, вы должны понять… Я не могу даже сдержать слез. Я всех их знал: и Джо, и Генри, и Билла, и Шарлеманя… Боже мой! Впрочем, петушиный боец Билл — исключение, он лучшего не заслужил. Но юный Генри!..— Ты христианин, Том Без Шляпы И Сапог. Почему ты держишь у себя в палатке изображение человека, распятого на кресте? Зачем ты каждый День стоишь перед этим изображением и разговариваешь с ним? Зачем вы, белые люди, празднуете свою победу над этим человеком на кресте? Что он вам сделал? Он убил ваших воинов? Он заставил голодать ваших женщин и детей?— О всевышний! Нет, нет! Он…— Что же он? — раздался голос Хавандшиты.— Он проповедовал мир и любовь. Он благословил хлеб наш!..— И за это его убили?— Но это не мы.— Кто тогда? Может быть, мы?— Ну что вы, нет! Все это очень сложно. Я так быстро не могу объяснить. Он принес себя нам в жертву, а что такое жертва — вы знаете.— И что же? Вы хотите сохранять любовь и мир? Или нет? — спросил Четан.— Я, конечно, хочу. И, несмотря на это, все время стреляют. Я не могу понять, почему это происходит. Это просто проклятье…— Итак, вы будете продолжать убивать, а мы не должны защищаться?— О боже! Я знаю, что вы правы, конечно, вы правы.— Ну, если ты так думаешь, то я могу тебя успокоить. Джо, Генри, Билл и Шарлемань остались живы. Мы только отняли у них оружие, сняли с них одежды и сказали, чтобы они убирались туда, откуда пришли.— О всемогущий!.. Да это замечательно! Ну а остальные?— Остальных мы застрелили, чтобы они не мучились.Том закрыл лицо руками. Он покинул площадку и вошел в свою типи. Скоро он появился снова и, видимо, пошел сменять дозорного у коней.Старый жрец кивнул Четану и направился с ним к себе. Вероятно, он хотел услышать более подробное сообщение. Пока они шли, он задал юноше еще несколько вопросов, которых Матотаупа не расслышал, но ответ Четана, который говорил громче, чем обычно, он разобрал:— Тачунка Витко и другие воины, — объяснил юноша, — вернутся только к рассвету. Тачунка сразу же направится к своим палаткам, на север, так как борьба с белыми здесь закончена.Хавандшита и Четан скрылись в палатке жреца.Из этого разговора Матотаупа понял, что Шешока и ее сын Шонка, которые жили в палатке Матотаупы после гибели его жены, теперь живут в палатке Тома, Тачунка Витко вернется только к утру и сейчас же уедет.Кто же опекает палатку Матотаупы, кто обеспечивает пищей его семью: мать Унчиду, его дочь Уинону, малыша Харбстену. Об этом никто не говорил. Но перед палаткой Матотаупы все еще стоит шест с его трофеями, и, значит, другой воин туда не вошел. Вероятно, разные семьи заботятся о матери Матотаупы и его детях.И Матотаупа решил пробраться в палатку матери.Это было безумством, но для изгнанника жизнь потеряла цену. Она была для него не более чем пустяковая ставка в игре ради встречи с матерью. А Унчида была необыкновенной женщиной. Спокойная, умная, владеющая тайнами врачевания, — словом, самая уважаемая женщина поселка. И с тех пор как его изгнали старейшины, Матотаупа не смог с ней перемолвиться ни словом.Унчида — это его совесть! Что думает она о нем, своем сыне?Он решил побывать у матери, а утром снова спрятаться и тайно последовать за Тачункой Витко, чтобы заставить навсегда замолчать оскорбивший его язык.Незамеченным он перешел ручей, миновав крайние типи, выпрямился во весь рост и спокойно пошел через площадь к своей палатке, так, как если бы она ему по-прежнему принадлежала.Он открыл ее и вошел.Внутри палатки было темно, слышалось дыхание спящих. Привыкшие к темноте глаза при слабом свете прикрытого очага различили детей и мать.Дети продолжали спать, но мать Матотаупы, сон которой был чуток, проснулась. Она встала, не торопясь набросила на себя кожаное одеяло, спокойно подошла к очагу и слегка пошевелила уголья. Когда она подняла глаза, перед ней стоял Матотаупа.При слабых отблесках огня сын смотрел на мать. Волосы ее стали совсем седыми, хотя она еще не видела и пятидесяти солнц. Она была худа, ее щеки провалились, глаза, казалось, стали еще больше, и в неподвижном взгляде ее виделось глубочайшее горе.— Мать.— Мой сын.Матотаупа не находил слов, хотя знал, что долго оставаться здесь не может. Горло схватила спазма, и мать это почувствовала.— Матотаупа, кого ты искал?— Тебя.— Меня?— Да тебя.— Что ты хотел мне сказать?Только теперь изгнанник сумел найти нужные слова.— Мать, я невиновен. Я никогда и никого не предавал. Я хочу это доказать. Что нужно сделать, чтобы мне поверили?Женщина плотно закуталась в кожаное одеяло. Теперь, видимо, ей было трудно произнести ответ. Ее губы пересохли. Она приоткрыла было рот и снова закрыла. Наконец к ней вернулся голос.— Матотаупа, есть один путь, один-единственный.— Мать, есть путь?!— Один-единственный.— Говори! Говори!— Убей того, кто тебя обманул. Принеси нам скальп Рэда Джима.Матотаупа ужаснулся. Он молчал.— Мой сын, убей! Принеси скальп на собрание старейшин!— Мать! — почти беззвучно, словно выдохнул Матотаупа, но в тишине это прозвучало для женщины воплем отчаяния. — Только не это. Он так же невиновен, как и я, и он стал моим братом.Женщина опустила веки.— Он твой враг, Матотаупа, и он будет твоим убийцей! Убей его и возвращайся!— Я никогда не был предателем, мать! Я не буду предателем и моего белого брата, Рэда Джима.Женщина больше не отвечала. По ее телу прошла дрожь: так дрожит дерево под ударами топора.— Мать…Женщина молчала. Ее руки похолодели, как в ту ночь, когда Матотаупа покинул палатку и Харка последовал за ним.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50