Чтобы хоть как-то достучаться до заклиненных мозгов влюбленной наркоманки-партизанки. Чтобы удержаться, пришлось встать и выйти в коридор. Катька сидела на скамье и дымила сигаретой. Возле нее стояли Олег Армишев и Егор Сонин — молодые ребята, отработавшие в отделе по году.— … только туфли на два метра отлетели!Все расхохотались. Катька захабарила сигарету.— В камере пригодится! А вот еще анекдот…Ледогоров подошел ближе.— Братцы! Шли бы вы работать! И не мешали девушке думать о ее грустной судьбе.— Веселая «соска»! — ухмыльнулся круглоголовый лопоухий Сонин. — Саня! Закончишь, дай мы ее на что-нибудь поколем!— Сам ты сосунок! — неожиданно возмутилась Лукьянова. — Иди давай!— Че-го?! — Сонин угрожающе повернулся.Ледогоров слегка свистнул.— Брэк! Я сказал — займись своими делами!Сонин остыл. Несмотря на свою «быковатость» и накачанные бицепсы, он понимал, что с Ледогоровым у них, во всех смыслах, разные весовые категории. Было странно, что объединяет его с абсолютно иным, изящным во всем, Армишевым.— Пошли, Олежа.Дверь кабинета за ними захлопнулась.— Суки! — заключила Катька и, поймав сердитый взгляд Ледогорова, дернула плечами. — Что я им, проститутка, что ли? «Соску» нашли!— Дурное воспитание, — Ледогоров присел рядом. — Надо тебя в травму свозить. Вдруг сломано чего?Она махнула рукой.— Забей! Заживет. И не так получала. Как там Верка?— Едет в камеру.Она даже в лице изменилась.— Ты чего, сдурел?! Ее нельзя… Она же там не выдержит!Ледогоров прикурил.— Будешь?— У меня хапец остался.— А что я могу сделать? Она его выгораживает. Ствол однозначно зависает на ней.Катька возбужденно заерзала.— Погоди-погоди. Но ты же знаешь, что это не ее?— Знаю! — он тоже повернулся к ней. — Но что толку! Она молчит!Пистолет найден в ее квартире!— Черт! Черт! Идиотка! — Катька нервно выпускала дым. — Ей в тюрьме — звиздец! Она чем думает!Ледогоров ухмыльнулся.— Не головой — это точно! Она втюрилась в этого «гурзошника». Вот и разыгрывает Джульетту.— Дура! — простонала Лукьянова и запустила пальцы в свои волосы. — Я его видела! У него таких как она — на каждом углу. Вот безмозглая! Это на нее похоже — любовь до гроба! Сгинет ведь! А он и не вспомнит!Ледогоров молчал. Дым попал в глаза, которые теперь противно щипало. В закуток заглянул Югов.— Ты чего тут?— Любовное свидание!— Извини.Было тихо и душно. За дверью что-то бубнил в телефон Сонин.—Давай ее сюда! — неожиданно сказала Катька.—Чего?—Не боись. Ради этой дуры побуду «ментовской наседкой». Дай нам поговорить минут десять.Ледогоров пристально взглянул в ее темные глаза.— Да не протыкай ты меня взглядом. Давай, пока я не передумала!В кабинете все было по-прежнему.— Я понимаю ваши чувства, Вера Васильевна, но у меня есть служебные…Ледогоров посочувствовал Полянскому. По себе знал, как тяжело разговаривать, когда нет контакта. Как со стеной.— Серж! Хорэ метать бисер перед свиньями! Следак будет готов через десять минут. Пристегни ее пока в коридоре. Пусть с подругой попрощается.Она не дрогнула лицом.Солнце продолжало заливать кабинет.
* * * Потолок весь испещрен сетью трещин. Хорошо лежать на топчане и смотреть как уплывают вверх призрачные, сизые кольца дыма. Серж раскачивается на стуле. Когда он наклонятся вперед, ножки противно цокают о линолеум.— Думаешь, убедит?— Не знаю.— Ты ей доверяешь?— Не знаю.— Это обнадеживает.— А у нас есть выход?— Согласен.Кто-то идет по коридору. В самом конце хрустит замок.— Артур приехал.— Я счастлив.— Будет доволен. Ствол-то изъяли.— А мы?— Что?— Мы будем этим довольны?— Не смеши.Солнце потихоньку смещается вбок и кажется, что по стене ползет неведомое черное чудовище. Под окном лениво ругаются «пэпээсники».— Думаешь, убедит?— Не знаю.— Ты ей доверяешь?— Не знаю. Жара.—
* * * — … только сказал, что у него проблемы. Рука перевязана. Пистолет положил сразу в комод и больше не брал.— Больше ничего не говорил?— Нет.— А раньше часто пистолет забирал?— Точно не помню. Ну раз пять-шесть. — Муратова мялась. Лицо ее порозовело. — Вы извините. Я просто раньше боялась.Ледогоров улыбнулся.— Не страшно. Вы тоже меня извините. Нервы.— Что вы, что вы. Можно воды?Полянский протянул девушке стакан.— Может, чай или кофе?— Нет, спасибо! Жарко.— Когда он ночевал последний раз?— В воскресенье.— Где он сейчас?— Я адрес не знаю. Могу показать. Мы новую квартиру сняли. Здесь, недалеко, на Саперном переулке.— Серж! Звякни следаку! Скажи, заминка маленькая. Мы сейчас сгоняем — адрес посмотрим.Ледогоров вышел в коридор. Катька сидела на скамье, уронив голову на руки.— Как тебе это удалось?Она подняла на него усталое, какое-то погасшее лицо.— Просто.Он сел.— Как?— Какая разница?— Интересно.— Дай лучше сигарету.Он смотрел, как она выпускает дым через нос.— Я сказала, что он меня трахнул. Несколько раз, когда ее дома не было. И что звал меня в Турцию. Она мне не говорила, но я слышала, что он ей предлагал.Ледогоров усмехнулся.— А по-настоящему?Она отмахнулась.— Ты что? Рехнулся? Она — самый близкий мне человек.— Ну, ты даешь!— А что делать было? Она по-другому бы не поверила. Уже в камеру бы ехала, дуреха. И так заставила жизнью матери поклясться.Ледогоров встал.— Не боишься за мать?— Да пусть сдохнет быстрее, потаскуха!— Спасибо!— Отстань! Не для тебя старалась. Выпускай уже. Водки хочется.У дверей кабинета окликнул Вышегородский.— Как дела?— Работаем.— Нашли что?— Так, по мелочи.— Машина нужна еще?Ледогоров кивнул.— Очень.Артур подумал секунду.— Ладно. И скажи Полянскому, чтобы в Новгород позвонил. Его Чергачева с собаками ищет.Жанна Чергачева работала в ИДН и когда-то Вышегородский сам добивался ее расположения.— Хорошо.В кабинете Серж рассказывал Муратовой какую-то байку. Она вымученно улыбалась, щурясь на бронзовеющее солнце.
* * * — Направо? Налево?— Налево.«Шестера» подскочила на внушительной выбоине в асфальте. Ледогоров затормозил. Выгуливающая пуделя тучная девочка одарила их неприязненным взглядом. Солнце светило, выглядывая из-за края крыш. На маленьком балкончике второго этажа, закатав подол и подставив лицо горячим лучам, сидела средних лет женщина с внешностью домохозяйки.— Следующий дом. Парадная с улицы. Последний этаж. Дверь белого цвета.Муратова на заднем сидении слегка подрагивала. Рядом с ней сидел Мальцев. Никак не могущий дозвониться до Новгорода и нервничающий Полянский остался в отделе. Ледогоров поощрительно улыбнулся.— Не бойся. Машина тонированная — снаружи не видно ничего.Она кивнула.— Я схожу посмотрю и едем обратно.Она снова кивнула.Сразу навалилась жара. Он подумал, что в Питере она именно наваливается. Жмет к земле, забивает легкие и душит липкими потными пальцами. Что поделаешь? Влажность. Болото.В парадной было прохладнее. Тянуло могильной сыростью из булькающего прохудившейся трубой подвала. Стены бледно-зеленого цвета пестрели обычными для Питера надписями: «Зенит-чемпион», «Шнур forever» и т. д. Белая дверь на последнем этаже была одна. Тяжелая, двухстворчатая, но деревянная. Ледогоров записал номер: 43. На чердаке громко возмущались чем-то голуби. Он пошел вниз. Очень хотелось есть. Голова слегка кружилась от недосыпа и сигарет. Губы издевательски пощипывал откуда-то появившийся привкус коньяка. Входная дверь противно скрипнула несмазанной пружиной.Зураб спокойно шел по тротуару, подставляя лицо палящему солнцу. Он был в том же черном пиджаке, черных джинсах и ослепительно белой футболке.Ледогоров не смог отвезти взгляд.Родинка, челка, темные выразительные глаза.Надо было спокойно перейти на другую сторону улицы. Город вдруг стих и стал каким-то далеким и нереальным. Деревянные ноги несли через дорогу.Зураб расслабленно скользнул взглядом по машинам, зацепился за тонированную «шестерку», мимолетно улыбнулся и пошел дальше. Они сближались по противоположным тротуарам. Равнодушное солнце ухмылялось в ослепительной синеве.Ледогоров подумал о Мальцеве, сидящем в машине, о Муратовой, притаившейся с ним, о рации, так и не полученной в дежурке и о сумке-«кенгурушке» со стволом, оставшейся лежать в кабинете. Подумал спокойно. Подумал с досадой. Подумал со злостью. На себя.«Лучше пусть ствол будет у тебя, когда он не нужен, чем в нужный момент его не окажется.»Он сам любил повторять эту фразу. Просто, когда сидишь за столом, рукоятка очень больно врезается в живот. Просто очень спешно собирались. Просто…Зураб прошел мимо парадной. Легко. Не замешкавшись. Словно ничего его с ней не связывало.Солнце жгло лицо, уши, щеки, лоб, шею, руки…Зураб спокойно брел по раскаленному тротуару.До машины было шагов десять. Мальцев смотрел своим невыразительным взглядом.Ледогоров поймал спину Зураба в зеркале стоящей у тротуара «Ауди». Казалось, что на ней висит рюкзак в сто килограмм. Он повернулся и пошел обратно.Солнце жгло лицо, уши, щеки, лоб, шею…Зураб по диагонали перешел дорогу и непринужденно осмотрелся, словно хотел убедиться в отсутствии машин.Их разделяло метров тридцать. Улица была почти безлюдной.Двадцать пять.Солнце жгло лицо, уши, щеки, лоб…Подташнивало. Асфальт сам стелился под ноги.Двадцать.Солнце жгло лицо, уши, щеки…Ноги стали воздушными. Дома по краям дороги парили в жаркой синеве.Пятнадцать.Солнце жгло лицо, уши…Зураб бросил взгляд через плечо и завозился во внутреннем кармане диджака. Капельки пота стекали в глаза, туманя взгляд.Десять.Солнце жгло лицо…Безвольно обвис флаг какого-то консульства. Толстый сержант ковырял бородавку на носу.Пять.Солнце жгло…Зураб не выдержал и обернулся.— Стоять! Милиция!
* * * Вода была теплой и вонючей. Ледогоров еще плеснул себе в лицо и глянул в зеркало. Бывало и хуже. Причем намного. В коридоре столбами вилась пыль. Угрюмый Полянский как всегда сидел на столе.— Ну а дальше?— Дальше я кидаюсь ему на спину, тыкаю пальцем в спину, пытаюсь повалить и кричу: «Зура! Спокойно! Не дергаться!»— А он?— Он. Он падать не хочет. Молчит и пытается освободиться. Я его подсекаю и мы валимся. Причем возимся в метре от постового у консульства. Я ему кричу: «Помоги! Я опер!» А он: «А я откуда знаю!». Этот брыкается как лось, а сержант глазеет и головой качает: «Не могу оставить пост».— Морамой!— Не говори! Хорошо Мальцев издалека увидел, бросил «тачку», бабу и рванул на помощь. Вдвоем еле спеленали.Полянский посмотрел на часы. Ледогоров грустно разглядывал разодранные ниже колена джинсы.— Потом, конечно, начальство из консульства набежало. Не провокация ли? Не политический ли инцидент? Хотел я сказать: «Кому ваша Венгрия нужна!» У тебя когда автобус?Полянский снова посмотрел на часы.— Уже пора двигать. Саня! Ты извини… Кто ж знал… Жанка там на лампочке. Она мать боготворит, а тут инфаркт.Ледогоров махнул рукой.— Ты чего паришься? Езжай спокойно. Все главное мы уже сделали. Вернешься к премии.— Сань…— Отстань! Родные — это святое.Полянский спрыгнул со стола.— Побежал! Еще домой. Артура я предупредил. Надо ж так. Два дня из отпуска и…— Забей! — Ледогоров обнял Полянского. — Ни пуха!— К черту! Береги себя! Да! Чуть не забыл. Антон заезжал — деньги в ящике стола.Хлопнула дверь. Ледогоров остался сидеть на топчане, устало вперившись взглядом в висящую на спинке стула «кенгурушку» со стволом.Солнце жгло…
* * * — Леня! Ты начал?— Да.— Нормально говорит?— Пока да.— Ладно. Я с задержанным в кабинете.— Хорошо.Ледогоров положил трубку.— Вера? — негромко спросил Зураб. Он сидел напротив, положив на колени скованные «браслетами» руки. От их недавней схватки у него остались ссадина на подбородке и надорванный лацкан пиджака.— Какая Вера? — Ледогоров почти искренне вздернул брови. За Зурабом приезжала патрульная машина. Муратову он не видел. Катьку тоже перебазировали на третий этаж, где она ждала подругу у кабинета следователя.Задержанный улыбнулся.— Да ладно. Я и так понял. Больше некому. Так?Он был не похож на других кавказцев. Ни лицом, ни поведением. Ледогоров не ответил и открыл новую пачку «Винстона».— Кури.— Спасибо. Мои, видно, выпали.Курил Зураб длинными, глубокими затяжками, подолгу не выпуская дым. Ледогоров поворошил разложенные на столе документы.— Ну что? Кобалия Зураб Георгиевич, разговор будет?— О чем?— О покушении на Рафика Галустяна.Кобалия пожал плечами.— Не знаю такого.Ледогоров рассмеялся.— Я тебе напомню.Уже порядком помятая фотография легла на крышку стола. В лице Кобалии ничего не изменилось.— Кто это?— Хороший вопрос. Он с тобой сфотографирован.— Мало ли земляков сейчас в Питере. Все подходят…— Давай покюшаем! Давай сфотографируемся! — Ледогоров удачно спародировал Галустяна.Кобалия улыбнулся.— Вы сами все знаете.Ледогоров посмотрел в окно. Лилово-красный диск прятался за густой листвой тополя. Небо приняло фиолетовый оттенок. Как всегда неожиданно поднявшийся ветер нес пыль и мусор. Утомленный город ждал вечера.Позвонил Артур.— Ты чего молчишь?!— А что я, петь должен?— Хорошо бы мне не последнему узнавать о раскрытии огнестрела и изъятии оружия.Ледогоров посмотрел на часы. Шесть. Видимо, Мальцев на «сходке» рассказал.— Я еще работаю.— Работай. Только не забудь справку в главк написать. Я буду на мобильном.— Хорошо. — Ледогоров повесил трубку.«Мог бы и спасибо сказать».Кобалия спокойно смотрел на него.— Командир. Давай договоримся.Ледогоров заулыбался.— Давай!— Сколько ты хочешь?— Миллион. Купюрами по доллару, причем бывшими в употреблении.Кобалия снова улыбнулся.— Понял.Ледогоров посмотрел на него с интересом.— Что ты понял?— Что не за того тебя принял?Ледогоров усмехнулся. Грузин определенно не был похож на остальных своих собратьев, обычно так и не верящих в честность ментов и считающих, что все дело в цене.— Тогда, может, поговорим все-таки.— С удовольствием. О чем? О футболе? О женщинах?— О пистолетах. И о женщинах, которые их хранят. И о тюремных сроках, которые за это положены.Кобалия секунду подумал.— Можно еще сигарету? У меня есть деньги — можно будет еще купить.— Да бери. Отравы не жалко,Ледогоров помог ему прикурить. Зураб выпустил дым.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24