— Что-то ты припозднилась. Куда направляешься? Домой?
Лиз ахнула от неожиданности и обернулась на голос. Впрочем, она тут же оправилась от испуга и даже попробовала рассмеяться. Однако смех ее получился несколько нервозным.
— Да, но сперва мне нужно заглянуть в полицейский участок. А что ты делаешь здесь?
Тут она увидела блеснувшее лезвие.
— Я сожалею, Лиз. Очень сожалею…
Вряд ли у нее было время осознать свою ошибку насчет белой рубашки после того, как холодная сталь вонзилась в ее тело с ужасающей легкостью.
Глава 14
Поначалу Миранда игнорировала взывающий к ней голос. Он был далеким, почти неразличимым, и к тому же она слишком устала, чтобы вникнуть в то, что он пытается ей втолковать. Она не знала, где находится, но ощущала странное умиротворение. У нее не было больше поводов для тревоги и оставалось только желание остаться здесь, в покое, навсегда.
Миранда!
Вместе с последним проблеском угасающего сознания возникло вдруг понимание того, что неизвестное нечто прикасается к ней. Он не чувствовала этого прикосновения, но каким-то образом знала, что оно реально. Даже не будучи в силах о нем думать, Миранда все-таки почему-то отдавала себе отчет в том, что без такого физического контакта она бы не услышала никакого голоса… вообще ничего…
Это вовсе не означало, что она его слышит в действительности. Ее слух не воспринимал звуков, однако она начала понимать, что он ей говорит.
Это было странно, но не более того. Такой вывод вполне ее устраивал. Загадочность ситуации пробудила Миранду от умственной лени и, может быть, лишь чуть-чуть ее заинтересовала. Как же так? Все ее чувства полностью отключены от внешнего мира, и поэтому организм тоже постепенно сворачивает свою деятельность. Впечатление было такое, что сердце уже почти не бьется, легкие не дышат и все другие органы тоже перестали функционировать.
Миранда, послушай! Выслушай меня!
Она не желала его слушать. Она знала, что он опять причинит ей боль. Она знала, что так будет. Он причинит ей боль, а она не хотела повторения того, что было раньше.
Ты должна впустить меня, Миранда.
О, нет. Она не могла его впустить. Его опасно впускать. Потому что он снова сделает ей больно и потому… потому что еще не время. А почему не наступило время? Потому… потому что сначала должно случиться нечто. Вот ответ на вопрос. Кто-то еще должен умереть. Их должно быть пять — пять смертей. Вот в чем суть, вот почему ей надо ждать.
Пожалуйста, Миранда. Пожалуйста, позволь мне войти. Случилось самое плохое. Ты должна впустить меня.
Нет. Она не могла. Она отдалилась от него и погрузилась обратно в успокоительную темноту. Но тут она неожиданно обнаружила в себе какую-то затягивающую вглубь воронку, и это было так болезненно. Она так страстно захотела впустить его, испытать чувство, какое ни разу не испытывала с кем-либо, только с ним. Однако это и пугало ее, ее тяга к нему, ее собственная страсть, разрушающая защитные преграды, подавляющая волю к сопротивлению.
Только бы не поддаться этому наплыву эмоций, успеть оборвать тонкую, как паутина, нить, связывающую ее с чем-то извне… с чем-то… с кем-то…
Миранда, ты умираешь. Разве ты этого не ощущаешь ?
Она не хотела прислушиваться к голосу, потому что, конечно, она не умирала. Она не могла умереть… во всяком случае, сейчас. Ей предстояло еще кое-что сделать… что-то важное. Вот только ничто, казалось, в данный момент не представляло для нее какой-либо важности. Тьма была такой теплой, ласковой, убаюкивающей, а за ее пределами все было исполнено злобы, горя. Тоски. И он требовал, чтобы она вернулась к нему, в этот мир, к нему, который превратил ее жизнь в сплошную боль, в запутанные дебри ядовитых колючих растений, откуда она долго выбиралась, израненная и измученная.
Какое право он имеет еще что-то от нее требовать?
Впусти меня… Черт тебя побери, позволь мне войти!
Она уже почти ушла от него, освободилась, слабая, едва ощутимая ниточка не могла удержать ее. Но затем что-то грубо схватило ее, притянуло обратно к нему. Паучьи сети обволокли Миранду, и каждая клейкая нить при соприкосновении с ней вытягивала из нее энергию, зато доставляя болезненно извращенное наслаждение. Борясь насколько хватало сил, она медленно выходила из кромешной тьмы к брезжушему вдалеке слабому свету.
Сначала Миранда ощутила холод, пронизывающий ее до костей, холод, который, как она знала, был предвестником смерти. Затем ее сердце забилось — сперва его удары были редкими и тяжелыми, как у молота, и сотрясали ее грудную клетку. И наконец воздух ворвался в легкие, мгновенно заполнив их после судорожного вдоха.
Она возвратилась.
Миранде казалось, что ее голова вот-вот взорвется, а каждый нерв, словно вытянутый из тела неведомой жестокой силой, был обнажен и лишен всякой защиты. Она замерзла, она страдала, но зато она могла опять слышать — слышать, как ветер завывает в водосточном желобе, как снежная крупа барабанит по железному карнизу за окном.
Она ощутила под собой мягкий матрас и поняла, что лежит в своей кровати, но в памяти не осталось, как ее переносили из гостиной наверх, в спальню. Она знала, что как только откроет глаза, то увидит его.
— Будь ты проклят, — донеслось до нее собственное бормотание.
— Проклинай меня сколько хочешь, но только не закрывайся как можно дольше.
Миранда ощутила, как его руки погладили, а затем заключили в плотное кольцо ее заледенелое лицо, как его теплый рот прижался к ее рту, и, как бы ей ни хотелось противиться, она все равно постепенно сдавалась. Его тело согревало ее тело, забирало на себя терзающий ее холод, принимало ее страдание, и она все охотнее открывалась ему. Для нее его жадные, долгие, настойчивые поцелуи уже стали так же необходимы и вожделенны, как для наркомана его губительное снадобье.
— Это нечестно, — прошептала она, едва затянувшийся поцелуй прервался.
— Ну и пусть. К черту! Мне все равно.
Миранда заставила свои веки подняться. Она думала, что видела его раньше во всех его обликах, изучила все его настроения, все выражения его лица, все маски, которые он надевал, но таким этот человек предстал перед ней впервые.
— Я тебя не впускала, — прошептала.
— Я знаю.
— Ты обещал, что ты не будешь.
Он вновь закрыл ей рот поцелуем, а затем, оторвавшись от ее губ, произнес холодно:
— Неужели ты думаешь, что я не предприму все меры, чтобы спасти тебя, даже если ты в результате еще сильнее возненавидишь меня?
Миранда осознавала, что он очень скоро убедится в отсутствии в ней ненависти к нему, но все-таки поспорить с ним на эту тему ей захотелось. Способность возражать, упрямиться означала, что жизнь возвращается к ней, а окунуться вновь в темноту — такая перспектива уже не казалась заманчивой. Но какие споры могла вести с ним только что воскресшая из мертвых слабая женщина, когда его горячие руки обхватили и обласкали ее тело, укрытое легким, почти невесомым одеялом, а плотское желание, завладевшее им, передавалось и ей.
Восемь лет растворились без следа в черном омуте прошлого, часовые стрелки стремительно открутились назад чуть ли не со световой скоростью и показали время того летнего вечера, когда двое любовников открыли для себя, что их воссоединение есть чудо блаженства, никем до этого не испытываемое. Не мозг, а их тела первыми вспомнили о тех мгновениях близости.
Они уже когда-то познали друг друга, и новая встреча ничего не добавляла к их знанию, а лишь доказывала, что повторение прошлого прекрасно и надо ценить это прошлое.
Где-то за стенами дома безумствовала пурга, взвывал ветер волчьим воем, но Миранде хотелось тишины — слышать тишину, вкушать тишину, как нечто материальное, и она получала ее, как дар, и ей не мешало дыхание желанного мужчины рядом в ее постели.
Помощник шерифа Грег Уилки больше всего был занят тем, как удержать патрульную машину на скользкой улице и не унизить себя срочным вызовом помощи для вытаскивания ее из наметенных сугробов в половину человеческого роста высотой. Машина виляла из стороны в сторону, и пре-мерзкий, высунувшийся откуда-то из-за ограды упругий сук сбил ему боковое зеркальце. Если бы Грег не остановился и не покинул теплое нутро автомобиля, чтобы устранить досадную неисправность, то никогда бы не заметил, что на подъездной дорожке кофейни Лиз около ее машины, припаркованной там, где обычно, маячит какая-то фигура. Первой мыслью Грега было, что Лиз слишком напрягается в своем бизнесе. И что лучше бы ей закрываться пораньше, а второй — что, дай бог, у ее машины передние ведущие колеса, и она не окажется в сугробе.
Он не особенно обеспокоился, но все-таки, будучи серьезным молодым человеком, рассчитывающим в дальнейшем сделать себе карьеру в полиции, решил проверить, нет ли потребности у столь уважаемой гражданки в какой-либо помощи. Поэтому, проехав до конца своего патрульного маршрута, он развернулся и на обратном пути притормозил у кофейни. Машины Лиз уже там не было. На всякий случай он притормозил возле ее дома. Машину она припарковала идеально, по всем правилам. В доме ласково светились окна.
Удовлетворенный увиденным, Грег Уилки уехал.
В городе было несколько заведений, доставляющих горячую пиццу по телефонным заказам, и одно из них великодушно снабдило аппетитно пахнущим кушаньем дежурящих в участке полицейских как раз за минуту до того, как падающая с неба снежная лавина отрезала их от внешнего мира. А так как помощникам шерифа грядущая ночь не сулила ничего приятного, то никто не отказался от нарушающего диету, вредного ужина. Десять тридцать — не такое уж позднее время.
— Иногда мне моя работа начинает нравиться, — признался Тони, водрузив ноги на стол в комнате заседаний. Он откинулся на спинку стула и поделился этой оценкой с Алексом, который уселся рядом, но поместил на коленях портативный телевизор, передающий не только местные новости, но и получающий программы со спутника. — Где еще можно пощекотать себе нервы, как не на службе в полиции? — продолжил Тони.
— Думаю, что ты прав, — согласился Алекс.
— А это самое главное в жизни. Пощекотать нервы можно разными способами — или музыкой, или в хорошей компании с девочками…
— Не трепись. Дай послушать прогноз.
Как назло, звук в телеприемнике куда-то уплыл.
— А чего его слушать? Мы знаем и так, что на улице снежная буря. И знаем, что рано или поздно буря закончится. Только я не завидую ребятам, которые сейчас патрулируют улицы. Зато мы знаем, что в городе все в порядке, пока мы сидим в тепле.
Алекс взглянул на часы.
— Как давно ушел Бишоп?
— Около часа назад. Он сказал, что позвонит, если будут какие-то проблемы.
— Может быть, из-за бури возникли помехи.
— Да нет. Наши мобильники могут поддерживать связь даже при атомном взрыве. — Тони ощутил на себе изумленный взгляд Алекса и тотчас добавил: — Я шучу, конечно. Но они действительно надежны, раз их делают не по заказу правительства.
— От правительственного служащего я не ожидал таких слов. У тебя странное чувство юмора, Тони, — искренне удивился Алекс.
— А я сам в душе простой коп, а никакой не федеральный агент.
— Коп-телепат? Это что-то новенькое.
Тони ухмыльнулся:
— Неужели Миранда разболтала тебе всю подноготную о нас? Ну и ладно. В конце концов, любая правда рано или поздно выплывет наружу.
— Не буду врать тебе, Тони, был у нас с ней разговор на такую тему. Но тебя он не касался, и не Шарон — она говорила о Бишопе.
— А теперь, значит, тебе любопытно узнать, могу ли я тоже, сидя рядом с тобой, читать твои жалкие мыслишки?
— Ага.
— Ни черта ты не понял! Это не моя среда. Я только собираю эмоции, втягиваю их в себя, как пылесос — пыль, с места происшествия.
— И это помогает тебе понять, что творится в мозгах нашего маньяка?
— Кое в чем помогает. Но я специализируюсь исключительно на живых или недавно умерших существах.
— Ух ты! — воскликнул Алекс и вперил взгляд в экран, где почему-то сквозь помехи замелькали кадры баскетбольного матча.
— Здорово носятся эти попрыгунчики, — громко одобрил увиденное Тони, но Алекса уже не занимало спортивное зрелище. Неожиданно для себя он решил полностью открыться своему собеседнику.
— Рэнди сказала, что не может читать мои мысли, но…
— Ты ей не поверил, и тебе стало неуютно? Как будто тебя вывернули наизнанку и выставили на всеобщее обозрение?
— Вроде бы так.
— Ощущение не из приятных, но тебе не стоит тревожиться. Если Рэнди сказала, что не может, значит, это так. Каждый человек способен читать чужие мысли — по выражению лица, например. Вопрос лишь в том, какова степень проникновения, ясно ли ты различаешь текст, понимаешь его смысл или ухватываешь только общий настрой. Мы с Шарон можем улавливать следы чужих эмоций. Вот, к примеру, ты утерял свои ключи от машины. Мы их нашли на полу в коридоре и сразу почувствовали, что они твои.
— А Бишоп?
— Я думал, что Миранда выложила тебе всю правду о нем.
— Что-то ты плохой телепат, раз считаешь Рэнди болтуньей, — скептически сказал Алекс.
— Интересно, на какой же ступеньке она остановилась? Ну да ладно. — Тони пожал плечами. — Пойдем по лесенке дальше. Продолжу исповедь за нее. Бишоп — осязательный телепат. Более сильный, чем Миранда, но ему требуется непосредственный физический контакт. И он позже вошел в эту сферу, чем она. Некоторые, так сказать, «посвященные» не осознают своих способностей до взрослого возраста, до двадцати лет и даже старше, за отсутствием практики, а вернее, такой экстремальной ситуации, когда их необычный дар был бы востребован. Однако, хоть Бишоп и сильнее в нападении, Миранда оказалась сильнее его в защите, как и эти парни в красно-желтом.
Тони ткнул пальцем в экран. Оказывается, ведя беседу с Алексом, он не переставал следить за игрой.
— Миранда заблокировала всех нас, включая Бишопа. — Тут Тони сделал паузу и улыбнулся. — И ты под ее защитой, Алекс. Даже Бишоп не может тебя вычитывать.
— Рэнди сказала, что ей в обычных обстоятельствах доступна лишь половина людей из тех, с кем она имеет контакт.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42