Ведь ты же ходила в Петькином костюмчике! Помнишь, он тебе сшил? Такой красненький, с брючками! Не делай изумленных глаз, ты все прекрасно помнишь! Правда, ты его не очень любила… Но это из-за Петьки! Что это случилось с нашим А-эм-тэ?
Юлька снова приложила к себе подарок. Здорово вышло! Нарочно не придумаешь! Ей до него расти и расти вверх и в ширину. Особенно вширь.
А может, это девки в магазине так поиздевались над Тарасовым? Мужчина ведь не станет вытаскивать из пакета, не отходя от прилавка, бюстгальтер и проверять на ощупь его номер. Тогда шеф их всех там завтра поубивает… Ух, что будет! А если…
И Юлька задумалась, удивленно вздернув тонкие пшеничные бровки и глядя на тарасовский сюрприз.
Сюрприз в полном смысле этого слова. Настя тоже худая… Тогда… Она быстро выстроила перед собой в ряд всех офисных дам… Кто подойдет?.. Фотомодели сюда не годились: им даже Юлькины вещи великоваты. Но кто же тогда?.. А, ну да… Вот у кого такие пышные формы — все напоказ… Берешь в руки — и маешь вещь…
Неужели она ему нравится?.. Да нет, этого не может быть… Эти единообразные очки… Интересно, она их снимает, когда ложится в постель с мужчиной?.. И что она там видит?.. А что там нужно особенно видеть… Главное — слышать…
Нет, этого не может быть! А почему не может?..
Недаром Юлька ее всегда так ненавидела…
— Киса, — сказала Юлька, — а вдруг нас с тобой навсегда бросили и больше совсем не захотят с нами водиться? Что нам тогда с тобой делать? Ехать к моей добропорядочной мамуле, не допускающей секса до брака, или к такой же праведной тетке? Они тебе подойдут по характеру…
Бланка оторвалась от прыгающих по экрану «нанайцев» и строго глянула на Юльку. «Я тебя предупреждала! — говорил ее взгляд. — Разве можно доверять всем этим проходимцам? Жила бы как я — и никаких тебе забот и хлопот!»
— Да, ты во всем права, — прошептала Юлька. — Чего теперь и казниться… Как нам с тобой тут недавно по «ящику» пели?.. Надеюсь, ты запомнила? «Он умчался в ночь на газонокосилке, от кустов остались .пеньки да опилки, от любви мозги набекрень у дурилки…» Это правильно. Знаешь, что самое страшное в жизни, киса? Привыкнуть к тому, что твой телефон никогда уже больше не зазвонит по воле Артема Тарасова… Нечего на меня зыркать! Тебе неплохо бы научиться рычать! Потому что на каждое «гав!» стоит отвечать вежливым «р-р-р!». Так утверждает президент.
— Мысль справедливая. А все-таки я не в силах понять, что могло ему понравиться в этой мымре… Надо будет у него спросить… Пусть объяснит! Это мне пригодится на будущее… С Новым годом, киса! Становись еще .пушистее и глазастее! Только, пожалуйста, я тебя очень прошу, отвались ты в новом году от этого проклятого телевизора! Так можно испортить себе свои красивые глазки! Ты же не мечтаешь об очках…
Сказала — и осеклась… Об очках мечтал президент… И видимо, давно и всерьез.
— Солнце мое! — говорила соседка Ольга Николаевна Жанне. — Вы заслуживаете куда большего и совсем другой жизни. Но это все придет и наступит немного позже.
Жанна вполне разделяла данную точку зрения и с большим уважением относилась к соседке, свободно владеющей двумя языками, элегантной, седой даме, отдавшей всю жизнь дипломатической службе, но так и не отыскавшей там себе мужа. Рожать для себя Ольга никогда не собиралась. Пусть ныне Ольга Николаевна жила одиноко — она не тосковала от своей пустоватой жизни, потому что целиком и полностью заполнила ее одной собой.
А свое "я", свои душа и сердце — тема неисчерпаемая, до конца дней хватит.
Дипломатическая дама до сих пор еще нет-нет да цепляла мужские взоры: гордой статью, великолепной выправкой и безмерным самолюбованием, от которого пострадал не один преданный поклонник.
Жанна во многом напоминала Ольге Николаевне ее саму, ее молодость, ее неспокойное прошлое, ее юные надежды, исчезнувшие чересчур быстро… Зато они обернулись уверенностью, что Оле дозволено и доступно буквально все.
Однажды тридцатилетняя Ольга случайно подслушала в коридоре МИДа разговор о себе. Впрочем, случайного здесь было мало: она не брезговала иногда тихо постоять под чужими дверьми.
— Есть такой тип женщины — «черная вдова», — сказал приятелю Василий. — Это как раз наша общелюбимая Оленька… Поспит-поспит с мужчиной, удовлетворит свою страсть и похоть, а потом его с наслаждением уничтожит. Берегись, друг! И остальных предупреди.
Василий знал, что говорил. Он недавно вернулся из Аргентины, где его подставила и замарала именно она, Оленька Фалина. Ну да, иначе у нее не складывалось быстро получить желаемое место… А Васенька, добрый и рассеянный, ненавидящий официальные документы и любую бумажную волокиту, врал в этих документах за милую душу четыре раза на дню. И сваливал всю документацию на Ольгу Она посмеивалась и все безмолвно исправляла. До поры до времени. А когда Василий ей надоел и стал поперек горла, случайно молча отчеркнула острым ярко-красным ноготком серьезный ляп в бумаге, подписанной Васькой-раздолбаем, перед лицом посла… Посол стал багровым. Васеньку отозвали в Москву..
Но это еще пустяк, несерьезно… Можно было найти обвинение и покапитальнее, скажем, обвинить в моральном разложении за пределами нашей родины. Хотя, конечно, она сама немаленькая и должна соображать, что мужики кругом семейные и детишками обвешанные. Однако обманул, облапошил, лапшу на уши понавешал, а она, наивная и влюбленная, сдалась и теперь страшно кается, казнится и слезно вымаливает у всех прощения. Именно так Оленька поступила позже совсем с другим мужчиной.
Она имела полное право похвалиться своей стервозностью перед Жанной.
Они провели вместе чудесную новогоднюю ночь.
В квартире соседки, увешанной коврами, даже стены кричали о достатке и настойчиво твердили о заслуженном отдыхе, который ох как надо заслужить!
Квартира соседки назойливо наталкивала Жанну на гаремно-восточные настроения, разнеживала, растапливала и нашептывала что-то хитро-сладкое. Хрусталь, серебро, дорогой фарфор… Яркие толстые свечи на новогоднем столе…
Жанне он показался вульгарным, хотя, конечно, очень дорогим. Все-таки дипломатической даме не хватает чувства меры. Она живет напоказ.
— Жизнь любит, чтобы ее исправляли и корректировали, — заметила соседка. — Она принимает и допускает любые замены. Мне кажется, солнце мое, что вы недостаточно упорны и жестки в достижении своей цели. А эта цель в штанах — простите меня за прямоту! — сдается без боя и капитулирует в первые восемь минут прицельного огня!
Жанна засмеялась:
— У меня уже один когда-то капитулировал. Вы знаете… Что толку-то?.. Теперь стала бояться подобных экспериментов.
Ольга Николаевна поправила оплывающую свечу и картинно оперлась на полную, красивую, продуманно обнаженную руку.
К соседке и по сей день частенько захаживал — Жанна прекрасно знала об этом — немолодой, импозантный господин в дорогих шмотках. Иногда она удивлялась: разве в таком возрасте еще бывает?..
Слегка краснела, поймав себя на этой мысли, отмахивалась от нее, но потом вновь невольно возвращалась к ней. А в каком возрасте все эти страсти-мордасти становятся лишь блаженными, светлыми воспоминаниями? Мать, кажется, успокоилась… Хотя отсюда Жанне не видно. Или это у всех строго индивидуально и очень по-разному?
Ей казалось смешным, что старики — а как их еще назовешь? — по-прежнему хотят целоваться, обниматься, наслаждаться. Старые, размягченные временем, тряпично-дряблые, потные тела, разрисованные синими жилками, притиснувшиеся друг к другу в постели… Фу!. Даже вообразить себе противно…
Жанна брезгливо морщилась. И, конечно, держала свои мысли при себе.
— Вы меня удивляете, — отозвалась соседка. — Эксперименты для того и существуют, чтобы их повторяли. Иногда даже часто. Этого нельзя бояться.
Ах, как они глупы! Вы по молодости даже представить себе не можете, как они глупы!
— Кто — глупы? — не поняла Жанна. — Эксперименты?
— Да нет! — с досадой отозвалась Ольга Николаевна. — Мужчины! Я расскажу вам кое-что интересное, о чем мало кто знает. Лет в двадцать пять я собралась замуж. Он был красив, как татарский хан!
Да-да, с большой примесью татарской крови. И что-то я такое заподозрила, ну, знаете, чужая вера, чужие законы… Мы с ним были знакомы только пару месяцев. Я подумала, что ему не понравится, что я не девушка. В двадцать пять лет! Это просто смешно!
И тем не менее мне захотелось соблюсти все формальности. И поверьте, солнце мое, я его обманула!
Очень легко! Изображала смущение, страх, вопила от боли, ну и так далее… Он потом всю жизнь думал, что именно ему досталась моя девственность! Дурак!
Разницы между девушкой и женщиной он сам не ощущал.
—До него у меня было добрый десяток мужчин… А он кичился своей добычей… Настоящий азиат! Мы с ним разошлись через полтора года. И поверьте, так обмануть можно любого!
Жанна чуточку смутилась, вернула на переносицу большие очки и с любопытством посмотрела на соседку. Однако удовлетворять его не стала: во-первых, выспрашивать о технических деталях и подробностях все-таки неловко, а во-вторых… Во-вторых, Жанне вряд ли понадобится претворять в жизнь сей забавный эксперимент. У нее проштампованный паспорт.
Ольга Николаевна подвигала ближе к Жанне все новые и новые блюда.
— Чтобы разлучить людей, — неожиданно сказала она, — нужно хорошо подставить одного из них. Вам ведь требуется именно это? Придумайте приемлемый вариант. Ненавязчивый, негрубый. Все тонко и легко… Действуйте, солнце мое, а не наблюдайте за происходящим со стороны! Быть сторонним наблюдателем — самое неблагодарное занятие и самая невыгодная позиция…
— Жанна слушала очень внимательно, «Моя вторая мама, — ласково подумала она об Ольге Николаевне. — Мудрая и заботливая. Советующая, как выстроить жизнь правильнее и умнее. Мать не та, что родила, а та, что подсказала, что делать, когда мамкин подол окажется очень далеко…»
— У нас все дамы по нему кипятком писаются.,. — внезапно выдала себя Жанна и, застыдившись, уткнулась носом в тарелку.
— Да? — живо заинтересовалась соседка, — Это говорите многом! Значит, вы не ошиблись и сделали правильный выбор. А кстати, я все никак не соберусь у вас спросить… Почему вы все же разошлись с мужем? Его уход — это дело десятое. Главное не в этом… Меня вы можете не стесняться и не бояться…
«Умная баба, она все правильно угадала, — подумала Жанна. — Сначала душа расстается с душой, сердце отрывается от сердца.., это очень больно.., а потом уже все остальное… Все эти бытовые формальности — они даже лишние, ненужные, они мешают главному — снова попробовать выжить и все-таки спасти свою душу…»
— Я его задавила… — пробормотала Жанна. — Во всяком случае, он так утверждал…
Славкиной любимой фразой была: «Не вяжись!»
— Не вяжись ко мне! — просил он слишком часто.
Но у Жанны прямо язык зудел: то муж не заплатил за квартиру, то не погасил за собой на кухне свет, то не починил сломанный стул… Муж покупал не те вещи, выбирал не те фильмы и даже ходил не той походкой… Жанна требовала постоянных исправлений и обновлений, за которыми Славка явно не поспевал. И не хотел поспевать. И вообще, всякому овощу свое время и свой огород… О чем он, в конце концов, поставил в известность Жанну.
Ольга Николаевна пристально взглянула на молодую соседку.
— Это похоже на правду. Вы на это способны, — сказала она и улыбнулась. — «Я сама была такою триста лет тому назад!» Выпьем за то, чтобы мы всегда побеждали! И вы, и я! Ну для меня это уже, конечно, сейчас не так актуально, а вот для вас имеет первостепенное значение!
И два бокала устремились друг к другу и тихонько радостно звякнули округлостями, как два верных, всепонимающих и всеведающих любовника.
22
Артем снова гнал машину, словно собирался как можно быстрее попасть в мир иной, крикнув этому громкое и отчаянное «Прощай!». На такой скорости Валентина есть и пить не привыкла, а потому, подавившись глотком чая, оставила все попытки закончить обед на потом. Если, конечно, доживет.
— У нас дети'… — попыталась она кротко в который раз напомнить президенту.
— Представь себе, это мне давно хорошо известно! — отрезал он, не отрываясь от белой, напоминающей саван дороги. — Лучше не встревай!
Других попыток вмешаться Валентина делать не стала. Если ей суждено погибнуть вместе с ним в первый день нового года, значит, это обязательно случится. Жаль только… Щеки у нее горели. Жаль только, что они не успели стать близкими друг другу… Лучше бы разбиться после…
Может, стоит донести эту идею до президента? По крайней мере его чуточку развеселить… Валентина ужаснулась своим порочным мыслям, исподтишка взглянула на угрюмого Тарасова и благоразумно решила промолчать.
В небольшом городке шеф немного сбавил скорость, несколько минут попетлял зайцем по заметенным до самых окон первых этажей пустынным улочкам и остановился возле довольно приличного кирпичного дома.
— Все! Приехали! Что ты там твердила, как автоответчик, о погоне в горячей крови? — сказал он и откинулся на спинку сиденья. — Я тебя совсем сегодня запугал… Не сердись…
Он наконец взглянул на Валентину, и глаза его потемнели. Или ей это показалось?..
— — Ты так со мной толком и не поела, — пробурчал он. — Что-то я сегодня все каюсь и каюсь с утра, казнюсь и казнюсь, никак не могу остановиться… Ладно, доешь в доме! Пошли! Лыжи оставь, надеюсь, машину не раскурочат.
Они поднялись на последний этаж, и Тарасов отпер дверь.
— Входи! — он пропустил ее вперед.
Валентина вошла и остановилась. Лицо обжег настоящий мороз. Похоже, что квартирку дней несколько специально вымораживали. Здесь было чуть теплее, чем на улице. Лучше бы они остались в машине…
— Опять!.. — простонал Артем, хлопнув дверью. — Еще одно утро в Арктике!..
— Здесь не работает отопление? — робко спросила Валентина.
— Здесь голова не работает, а не отопление! — в бешенстве гаркнул шеф. — Не раздевайся, замерзнешь! Иди сюда!
Он грубо втолкнул Валентину в комнату и захлопнул настежь распахнутое окно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35