— Куда же ты ее дела?
В артистически низком голосе исполнительного директора прозвучали легкие нотки раздражения на Валину непонятливость.
— Убила и съела! Чтобы всем сразу стало хорошо!
С утра жутко есть хотелось! Не успела позавтракать!
Валя снова засмеялась и пошла к себе. Она вообще не слишком понимала Юлькиного отношения к Петровой, на первый взгляд казавшейся не такой уж стервозной. Ну да, леди неприятная, особого расположения к себе не вызывающая, но не более того.
У Юли к первой помощнице чересчур серьезная, глубинная и не очень объяснимая неприязнь.
Президент закрылся в кабинете и не вызывал к себе никого, даже Юльку. Она растерянно бродила по приемной, кусая губы и пытаясь доискаться причины. Вчера все было так хорошо… Он даже не слишком торопился домой… Что же случилось за те несколько часов, которые они не виделись?
— Юлия Леонидовна, «Пальметта» из Екатеринбурга, — испуганно лепетала Тамара, передавая Юле трубку. — А теперь «Милавица» из Белоруссии…
Юля говорила с фирмами, успевала отвечать на звонки по мобильному и напряженно следила за дверью. Наконец она не выдержала, набросала на поднос кое-какой еды и в наглую вломилась в кабинет.
— Почему так рано?! Еще нет двух! — заорал Тарасов. — У тебя до обеда еще масса дел! И у меня тоже!
Секретарша Тамара побелела от ужаса. Юлька ногой ловко захлопнула за собой дверь.
— Не шуми! Девочку до полусмерти испугаешь! — хладнокровно сказала она, переставляя тарелки на стол. — Есть очень хочется, поэтому я немного пораньше…
— Немного?! — Президент выразительно сунул ей под нос часы.
Едва по морде не заехал… С него станется!..
— А секретарша вообще на страхи не имеет морального права! Она обязана белозубо сиять с утра до вечера, превратив улыбку в профессию! Циферблат видишь? Это, по-твоему, немного?!
Монолог дался ему с большим трудом.
— Ну ошибся человек, перепутал… С кем не бывает! — миролюбиво продолжала Юля и намазала большой кусок хлеба маслом. — На пожуй и успокойся!
Чего зря глотку драть! Вот тебе еще колбаса!
У конкурентов серьезные проблемы с растаможкой…
Тарасов взглянул на нее и взял бутерброд:
— А у нас?
Юлька хихикнула:
— У нас все чисто, шеф! Я сама этим занимаюсь!
Дома поругался?
Она понимала: он никогда не уйдет к ней, никогда не бросит жену, дочь, своего дорогостоящего тестя… И ждала этого каждую секунду: когда же он уйдет к ней, когда, наконец, оставит своих жену, дочь, драгоценного тестя?!. Она была слишком молода, чтобы не верить, не ждать и не надеяться.
Артем хлебнул кофе и скривился:
— Что за гадость ты мне суешь раньше времени?
— Это никакая не гадость, — серьезно объяснила Юля. — Я решила поменять сорт кофе. Ну, видно, прокололась чуток…
— У тебя сегодня исключительно экспериментальный день, — буркнул президент. — И что же еще день грядущий мне готовит? То есть мой исполнительный директор?
Юлька подняла на него синие глаза.
— Я люблю тебя… — сказала она и привычно погладила себя по плечу. — У меня, кроме тебя, никого нет…
Юля умница, Юля хорошая, Юля лапочка… Необыкновенно низкий, красивый, артистически поставленный голос… Девочка с площади Белорусского вокзала… Милый синеглазик…
Что он мог ответить?.. Вчера одна, сегодня другая…
Такие разные, но обе такие ему необходимые… Необходимые по-разному… И без обеих ему не выжить…
— Я иногда спрашиваю себя, — медленно сказал Артем, задохнувшись на букве "с", — как же зовут мою жену? И отвечаю сам себе: ее зовут Юлия Леонидовна. А Настя? Настя — это недоразумение… Но связавшее меня на всю жизнь по рукам и ногам…
— Ты сам себя связал! — дерзко заявила Юля.
— Да, видимо, так… А теперь…
— А теперь тебе придется решать! — снова отчаянно выпалила Юлька. — Ты, на мой взгляд, все-таки мужчина! Придумай что-нибудь!
Президент угрюмо смотрел в стол. Да, давно пора разруливать ситуацию… Но как?..
Юлька выхватила из кармана пронзительно заверещавший сотовый.
— Юлия Леонидовна, вас просит «Кристи»… — робко сообщила Тамара. — Дать им номер вашего мобильника?
— Не надо! Они мне потом житья не дадут! Я сейчас подойду к городскому! Попроси минуту подождать!
Юлька сунула телефон в карман и вылетела из кабинета.
— Что с тобой? — с тревогой спросила Валентина. — У тебя опять болит голова?
— Верхнее давление сомкнулось с нижним! — пробормотала Юля. — И стало одним большим общим давлением! Не выдерживаю его тяжести!
Валентина усадила Юлю в кресло и попросила молоденьких менеджеров срочно приготовить кофе и поискать тонометр. Вдруг найдется у кого-нибудь из соседских фирм-арендаторов?
Юлька выпила цитрамон, закрыла глаза и привалилась затылком к спинке кресла. Она не хотела ни думать, ни двигаться, ни работать.
"Домой… — думала Юля. — Только домой… К кисе Бланке… Зарыться в нее носом и забыть обо всем… А потом позвонить маме в Дрезден… Или отцу во Флориду… И сказать, что завтра же вылетаю…
Если сумею купить билет… Или тете Гале в Милан…
Кому же лучше позвонить?.."
Она в который раз запуталась, махнула рукой, попросила Валю ее подменить и поехала домой честно болеть. На самом деле она в своей жизни старалась болеть поменьше и пореже. Но ведь надо когда-то начинать…
Частник никак не ловился, и Юлька с досадой плюнула и потащилась к столбу, равнодушно слабо мерцающему большой буквой "М". В метро она ездила нечасто, к ее услугам была машина президента или такси, и сейчас ей было непривычно и противно втискиваться в дышащую жаром и раздражением толпу. Пахло бомжами и потом. Иногда вдруг доносилось слабое дуновение духов, но тотчас обессиленно таяло в тяжелом вагонном угаре.
Юлька с тоской вспомнила о навязчивой и явно бесполезной ежедневной рекламе дезодорантов, забилась в угол и всю дорогу до дома пыталась уговорить свою голову перестать болеть. Голова слушалась плохо, — наверное, нужно выпить вторую таблетку и лечь спать, отключив все телефоны… Но все ее планы рухнули.
Едва она разделась, вымыла руки и подбросила Бланке «Вискаса», заверещал сотовый. Юля раздраженно, не взглянув на него, нажала клавишу соединения.
— Кнопка, — услышала она родной, низкий, запнувшийся на букве "к" голос. — Кнопка, куда же ты вдруг исчезла? Ни слова мне не сказала… Ты действительно заболела? Это правда? Но ведь я не могу без тебя, ты же знаешь… Меня уже совершенно замучила дама из фирмы «Черемушки». Я оказался не в курсе ее проблем. Петрова куда-то сгинула… У нас что, внезапная эпидемия гриппа? Я жду тебя завтра! Или нет, лучше я приеду… Часа через два… Идет?
— Идет… — сказала Юля, положила мобильник на стол и включила себе чайник, а Бланке — телевизор.
Киса радостно бросилась смотреть криминальные новости. Только мелькнул красивый длинный хвост, уходящий в потолок прямой дымовой стрелой.
Хозяйка неподвижно, изредка поглаживая себя по плечам и ничего не слыша, сидела на кухне. Юля, синеглазик с площади Белорусского вокзала… Умница, хорошая девочка…
12
Настя вызвала такси и поехала с Сашкой к родителям. Она часто туда ездила, чтобы подбросить матери Саньку дня на два-три. Бабушка и дед радовались внучке и раньше втайне надеялись, что эти свободные от ребенка дни необходимы Насте для ее сложного и малопонятного им мужа. Они заблуждались. Ни ей, ни Артему никакие освобождения от ребенка не требовались. Их общие ночи закончились. Тарасов, патологически скучающий без своей Кляксы, оставшись наедине с женой, из последних сил старался скрывать свое раздражение. Настя рядом с мужем ощущала себя одинокой.
Но родителей никто ни в чем не разубеждал. Зачем? Настино лицо говорило красноречивее всего, и мать становилась все грустнее и грустнее, а отец с возрастающей день ото дня ненавистью произносил имя зятя.
К городу вплотную придвинулась пока еще нестойкая зима, намекнув о себе первым, тотчас расползшимся в грязь, раскисшим снегом, новыми травмами пешеходов, авариями на проспектах и радостным, быстро разгулявшимся ветром.
В такси, медленно проползающем метр за метром, Сашка вытерла носом все стекло, пользуясь безразличием матери, и радостно лепетала про снежную бабу. Настя автоматически кивала, почти не вслушиваясь в детские восторги.
— Папа обещал мне слепить бабу! — доложила дочка, неразлучная с отцом.
Да, он ее обязательно слепит… И даже не одну…
— А еще он купит мне лыжи, и мы будем кататься!
Папа меня научит! Мама, а ты тоже умеешь бегать на лыжах?
— Что? — с трудом выбралась из своей задумчивости Настя. — На лыжах? Да, умею… Но не так хорошо, как папа!
— Тогда мы с тобой будем учиться вместе! — сказала Сашка.
Лучше бы они поехали на метро… Скорее бы добрались. Настя посмотрела в окно: их со всех сторон зажали заляпанные грязью по самую крышу машины с обезумевшими водителями, которые уже давно куда-то опоздали. Пробки в городе стали его главной отличительной особенностью.
Настя вздохнула: они обречены то стоять, то едва-едва тащиться в этой снеговой жиже еще не меньше часа. Но теперь никуда не денешься… Это безнадежно… Не брести же ей сейчас с ребенком до ближайшей станции метро… А главное — зачем ей понадобилось навещать родителей? Каждый ее визит туда — новая боль. Было нестерпимо видеть страдающие, соболезнующие глаза матери, уверенной в невыносимой тяжести дочкиной жизни и смотрящей на Сашку как на сиротку при живом отце. Было ужасно читать в отцовском взгляде: а я ведь предупреждал тебя, дочка! Но ты не пожелала слушать! Вот теперь… А что теперь?!
Ей хотелось заорать им в лицо, чтобы они раз и навсегда оставили свои сострадания и сопереживания, отвели эти горькие, тоскующие по ее несчастной, загубленной жизни глаза! Она, в конце концов, еще не покойница! И не нужно над ней рыдать и ее оплакивать! Она не нуждается в этом непрерывном сочувствии и жалости! Они ей донельзя противны, просто невыносимы!
Настя боялась, что все это закончится когда-нибудь грандиозным скандалом, да еще при Сашке.
Она не хотела ссор и разладов, боялась их, а поэтому, незаслуженно обижая родителей и каждый раз раскаиваясь, оставляла Сашку и торопилась поскорее исчезнуть с глаз долой.
— Папу не дождешься? — с привычной грустью справлялась мать. — Он так скучает без тебя… Ой боже, Настенька!.. Как же ты плохо выглядишь… Что-нибудь случилось?.. Хотя с таким мужем даже если и ничего не случается…
Настя отрицательно качала головой. Нет, она не дождется отца… Зачем? Ей и так плохо… Вот только домой ехать тоже не хочется…
Настя поцеловала Сашку, уже радостно прилепившуюся к бабушке, пообещала приехать за дочкой через два дня и вышла под мокрый снег. Он быстро залепил ей волосы, выбивавшиеся из-под капюшона, налип на куртку и брюки. Настя стояла в раздумье: куда деваться? Похоже, ей больше нет на этой земле места… И вообще, у нее никого нет… Ни родителей, с которыми невозможно разговаривать, ни мужа… Даже Сашка больше привязана к отцу и ни за что так просто с ним не расстанется.
По лбу текли холодные капли, совсем недавно кокетливо порхавшие в воздухе изящными, ажурными снежинками. Вспоминая о прошлом, они возмущались непредсказуемостью судьбы и быстротечностью жизни и злились за несправедливость по отношению к ним. Поэтому им доставляло особое наслаждение морозить и пачкать щеки, размачивать прически и смывать тушь с ресниц и век.
Но это только начало… Зима еще возьмет свое и в марте бросит вымотанных, измочаленных холодами и темнотой, хилых горожан в ледяные руки анемии и депрессии… Но Настя как раз любила зиму, пронзающую легкие остывшим воздухом и создающую тебя словно заново. Она поплотнее натянула на лоб капюшон и подняла руку. Остановился частник.
— Куда поедем? — спросил он, распахивая дверь.
— На «Юго-Западную», недалеко от метро.
— Садитесь! — кивнул водитель. — Цены знаете?
Настя кивнула, и машина медленно потащилась в обратном направлении.
Через пять минут они уже встали. Водитель открыл окно и закурил.
— Не мешает? — спросил он Настю.
Она равнодушно пожала плечами.
— Это как минимум на полчаса, — прикинул водитель на глаз их ближайшее будущее. — Поставить Россию на ноги теперь уже ни за что никому не удастся. Сплошные колеса… В самом широком смысле этого слова. Вы не торопитесь?
— Нет, мне все равно, — сказала Настя. — Хоть час!
Уж лучше сидеть в машине, чем слоняться из угла в угол в пустой квартире и оплакивать свою неудавшуюся жизнь…
Водитель внимательно посмотрел на Настю. Он не походил на обычного бомбилу, хотя, вероятно, извозом промышлял нередко. Да сейчас многие так живут… Хорошо и со вкусом одетый, с маленькой узкой бородкой и темными волосами по плечам, он напоминал художника или поэта, испытывающего временные финансовые затруднения.
Из стоящего рядом «Рено» рванулась громкая, дикая музыка, отдаленно напоминающая африканскую. Водитель поморщился и поднял стекло.
— Вам не душно?
Настя снова передернула плечами. Ей не хотелось отвечать, двигаться, чувствовать… Идеальный вариант — просто сесть где-нибудь в укромном, обязательно темном уголке и замолчать на веки вечные. И не видеть никого, и не слышать, и ничего не знать, и не думать ни о чем… И не нужны ей никакие дети, мужья и родители… Ей вообще отныне больше никто не нужен… Надоели…
Мокрый снег прилипал к стеклу назойливым спутником, от которого теперь не отвязаться до самой весны. Он знал свою немалую будущую силу и радовался в предвкушении долгого полновластия.
Я еще и в мае идти буду! — грозился он. И может, даже в июне… А что?.. Запросто…
— По-моему, вам нужен врач, — неожиданно сказал водитель.
Как все обожают лезть не в свое дело!..
— С чего вы взяли? — пробормотала Настя, сняла с пальца перстень и рассеянно повертела его в руке. — Вы психиатр?
— Нет, рентгенолог, — сказал бородатый.
— Одно и то же… — буркнула Настя. — Просвечиваете человека насквозь… Только с помощью техники.
У меня просто начинается грипп. А мы тут неудачно застряли… Рискуете от меня заразиться… Подрабатываете?
Водитель усмехнулся:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35