Но никак не забывалось.
Потому что каждая ночь была точной копией предыдущей, подтверждающей одно: постель — это страшное пыточное место, куда можно попасть только по большой дурости и полной неопытности.
До Артема у Насти не было ни одного мужчины.
И она по наивности считала это своим большим несомненным достоинством. Она рассчитывала на любовь и умудренность Артема. И просчиталась во всем… Ладно, опыт, в конце концов, дело наживное. Но любовь… Она не приобретается, не хранится до поры до времени в тайниках и не передается по наследству.
Первая ночь с Артемом стала для Насти тяжким испытанием. И выплеснуть свое отчаяние на других она не могла. Было стыдно… Ну как расскажешь о таком даже матери?.. Близких подруг у Насти не водилось. Все ее знакомые по школе и по институту, прознав о ее великом отце, мгновенно резко делились на две категории. Одни начинали заискивать, рабски смотреть в рот, что было противно до отчаяния, а вторые начинали ее отчаянно ненавидеть. Поэтому Настя жила одиноко и печально, хотя, как это ни странно, улыбчато и приветливо. И люди вокруг думали: «А что ей не смеяться, дочке такого человека? Кому еще, как не ей, радоваться жизни?» Она ежедневно подтверждала эти мысли.
В ту их первую ночь боль разорвала ее на части, невыносимая, тяжкая, нескончаемая боль… Ей казалось, что боль не кончится никогда… И эта первая проклятая брачная ночь станет для нее последней, потому что после этого уже ничего невозможно…
Они с Артемом выдержали все нормы и традиции прошлого, дождались свадьбы-трафаретки, белого платья и черного костюма, идиотических воплей страдающих от горечи гостей, машины с лентами… Дотерпели до свадьбы… Зачем?! Может быть, стоило все понять и открыть для себя значительно раньше?..
До Насти Артем путался с несколькими подружками из родного солнечного города — так, ничего особенного, просто выпустить пар… Она знала об этом. Но Артем сроду не задумывался над тем, как надо вести себя с другими — неумелыми, испуганными, идущими по первопутку… Не все ли равно, какая разница… Да и потом, если она тоже хочет — значит, все сложится само собой. Не сложилось… Он это тоже прекрасно понял, но каждый раз думал — самое сложное уже позади, теперь все будет иначе…
Но все повторялось с маниакальной, издевательской последовательностью…
Пытаясь изменить ситуацию, он натаскал из магазинов книг по сексуальной патологии и разных литературных сексопособий. Не решившись принести их домой, Тарасов не нашел ничего лучшего, как спрятать их у себя в шкафу в служебном кабинете.
Значительно позже их случайно обнаружила вездесущая, любопытная Юлька, вечно сующая свой нос куда не просят, подивилась, хихикнула, но любимому ни слова о своем открытии не сказала, решив, что это тоже все ради нее. Ведь они постановили когда-то вместе учиться…
Учиться… Потому что Артем давно попал в бесконечный тупик… Настя так билась под ним в первую ночь, прикусывая от боли губы, не в силах даже целоваться и ответить хотя бы одному его несмелому движению, что сразу немного испугала его. Хотя особого значения он этому не придал. В общем, нормальное дело, естественное… Но прошло два дня, три, миновала неделя, другая, а Настины глаза не менялись, в них продолжал жить страх, большой, всесильный, насмехающийся над ними и захвативший в свои руки их общую судьбу.
Настя его боялась. Она боялась приближающейся темноты, горящего ночника и расстеленной широкой супружеской кровати. Настя была готова на что угодно, даже на смерть, только бы не ложиться рядом с Артемом каждую ночь…
— Мужик! — с презрением и ненавистью говорила о зяте мама.
Но кто же когда-то внушил несмышленой Насте — или она прочитала где-то об этом? — что как раз эти самые простые мужики — деревень деревенью! — оказываются часто великолепными любовниками. Она все время возвращалась к этой мысли. Тарасов к их числу явно не принадлежал. И вся любовь к нему Насти, вся ее увлеченность им размылась болью, которую он ей неизменно причинял.
Не может быть, чтобы это всегда было так больно!
Так не бывает! Это должно пройти! Иначе люди никогда не занимались бы этим и не писали бы об этом, и не произносили бы так много слов" на поверку оказывающихся лишними! — думала Настя.
Но ничего не менялось. Или почти ничего. Не помогли и книги, накупленные Тарасовым. Пустые слова, для человеческой жизни бесполезные, ни ему, ни Насте не подходящие, ненужные. А была ли она вообще, их взаимная любовь, напоминавшая скоротечную чахотку, в которую они оба так запросто поверили и тотчас разуверились?
И Артем со страхом понял, что не только Настя, но — самое страшное! — он сам ничего не умеет, что всему в жизни нужно учиться, все необходимо постигать, если ты собираешься жить в ней человеком, а не братцем Иванушкой, норовящим напиться из ближайшей лужицы-копытца и стать козленочком.
А козленочек неизбежно превращается в козла. Его выводило из себя его собственное бессилие — не то пресловутое, которое запросто загнать в угол с помощью какой-нибудь там виагры или клиники «Андролог». Это все пустяки, детские игрушки. Он был бессилен сделать из Насти настоящую женщину… Не на примитивном физиологическом уровне. Это ерунда, на это способен и дебил. Физиология здесь ни при чем. У них не было ни душевной, ни духовной близости, а без этого путь к счастью заказан.
Настя боялась его. И хотя боли ее почти перестали мучить, страх оказался другом верным и преданным. Чересчур.
Она по-прежнему пугалась его резкости, тяжести его тела, его неловких, неуклюжих, грубоватых движений — он постоянно то больно зажимал ей руку, то оставлял синяк на плече и засос на губах… Такая любовь Настю нисколько не вдохновляла. Да разве она вообще должна быть такой? И Настя надумала сходить к врачу в платную.
Морщинистая старушка, как гофрированная, навсегда смятая временем ткань, которую уже никогда не разгладить никаким утюгом, встретила Настю приветливо.
— Деточка, — сказала она, — это у тебя просто все такое узенькое в организме. Ты посмотри, какие у тебя ручки! Ты же астеник от природы! Значит, нужно потихоньку растягивать. Можно зеркалом. Но пусть лучше это делает муж. Понемножку, осторожно… Вам нужно привыкать друг к другу. Семья — это всегда две шестеренки, которые прежде свободно крутились себе в свое удовольствие в разные стороны. А в семье им приходится притираться друг к другу. В любом смысле. Москва не сразу строилась…
Москва — да, она, конечно, не сразу… Только ее мгновенного появления никто и не ждал. А Тарасову подавай все сразу — полное совпадение настроений и желаний, абсолютное единение тел и мыслей… Всякие отклонения от нормы им не приветствуются. А кто определил, какой она должна быть, эта самая норма?!
Старушка улыбнулась и ласково оглядела Настю.
И вдруг проницательно спросила:
— Да вы любите ли друг друга? Ведь эти проблемы — на самом деле ерунда! Они часто решаются очень просто, когда есть настоящее желание. Я всю жизнь занимаюсь физиологией. И чем больше я ею занимаюсь, чем лучше я ее знаю, тем больше понимаю, как мало порой от нее зависит. Иногда рожают женщины, которые никогда, по всем законам природы, родить не могут. И неожиданно выживают младенцы, которым было предначертано погибнуть.
Верно, подумала Настя.
* * *
За несколько лет до ее рождения у родителей появились мальчишки-близнецы, которым удалось прожить всего три недели. У матери Насти давно нашли тяжелый пиелонефрит, и врачи рожать ей вторично запретили. Они и в первый раз были против. Михаил, с трудом переживший смерть двоих детей и еле выходивший после родов жену, которая приходила в себя больше года, молчаливо согласился с медицинским приговором. Ничего, живут и без малышей… Что же теперь делать…
Он возил Женю по великим урологам, кормил лекарствами и отпаивал травами. Только его любимая Женька думала совсем иначе.
Когда она объявила мужу о своей новой беременности — как это вышло-то?! — он думал, что инфаркта ему уже благополучно не миновать.
— Я буду рожать! — заявила Женя.
Ее дикое упрямство не могли сломить даже лучшие врачи Европы. Последний консультирующий Женю знаменитый российский гинеколог сказал Михаилу:
— Все бесполезно! Бывают случаи, когда слова мертвы. Это тот самый! Пусть рожает… Мы постараемся сделать все возможное.
Но сначала медикам предстояло сделать все возможное, чтобы Михаил вообще дожил до родов… Он был уверен, что не дотянет. Но выдержал эти самые страшные для него месяцы ради своей Женьки, любимой и баламутной, легкомысленной и бесшабашной.
В глубине души он приготовился снова услышать страшное известие о гибели ребенка или опять двоих, а еще — и жены…
Женька ходила с гордым видом, вздернутым носом и пузом вперед.
— Пришел живот на ножках! — шутил Михаил.
Жена была очень худая, до конца еще не оклемавшаяся после гибели близнецов. Огромный живот с трудом таскали две ножки-щепочки, грозившие сломаться в любой момент. Михаил смотрел на Женьку с жалостью и тоской: он давно попрощался с ней навсегда, со страхом считал дни до родов и ясно видел перед собой гроб с меловой, неподвижной женой…
Родилась вполне здоровая девочка. Женю выписали домой через две недели с удовлетворительными анализами. Она смотрела взором победительницы. Врачи разводили руками и покачивали головами в замешательстве и глубокомысленном недоумении.
Михаил назвал дочку Анастасией, что значит — «Воскресение»… Болезнь матери она не унаследовала.
* * *
— И в отношениях двоих главное все равно лишь одно — любовь, — продолжала старушка-докторша. — Что ей там какая-то физиология? Так как же, деточка?.. Может, ты просто ошиблась? Это бывает, и, к сожалению, нередко. Но свои ошибки нужно как можно скорее исправлять!..
Насте стало жарко. Она заметалась, не зная, что сказать. Ей казалось, что они любили… Ей это только казалось?.. Она не любит Артема? А он — ее? Попытаться с ним поговорить? О чем?! Какими словами?! Исправлять?! Но как?! Как это делается?! Да Настя даже боялась думать об этом!
И Тарасовы продолжали замыкаться, отстраняться друг от друга, пугаться малейших прикосновений… Не успев еще толком ничего понять и узнать друг о друге, они уже оказались разделены многокилометровой дистанцией, преодолеть которую под силу лишь очень выносливому и опытному бегуну.
Может быть, сумей они тогда поговорить друг с другом, что-нибудь и изменилось бы в их жизни… Может быть… Но они не сумели.
Старенькая докторша никаких проблем не решила.
А потом Настя поняла, что беременна. Родилась Сашка. И болели швы… И плакал по ночам ребенок… И им обоим вообще стала по фигу эта неведомая пресловутая любовь…
Да, она всегда его ревновала. Потому что не продержится молодой, здоровый мужик несколько лет без бабы! Он без нее не обойдется! И все равно будет искать и найдет то, что ему надо… Каждый получает то, чего упорно добивается… А Настя сама ничего не может, не умеет — она так ждала когда-то помощи от Артема, так на нее надеялась…
Через год после рождения Сашки они, конечно, сделали неловкую попытку вернуться к постельным отношениям. И оба в отчаянии поняли, что почти ничего не изменилось. Они мучились друг с другом и друг без друга… Так тянулись несколько лет.
А потом… Потом в один жаркий летний день Настя вдруг почувствовала на себе его руки — только это были совсем не его руки, нет! Она перепутала! Ее массировали, разминали и гладили пальцы другого человека… И она все поняла и обо всем догадалась…
Она много лет жила с этой догадкой, которая в тот день превратилась в твердую уверенность — сбросила свою лягушачью шкурку и обернулась дивной царевной Лебедью… Жанной? В сущности, это не имело никакого значения.
У каждого мужика свои царевны.
И некоторые из них совершенно случайно отыскиваются в самом конце дотла сгорающего лета посреди площади Белорусского вокзала. И падают тебе под ноги первым, слегка зажелтевшим листом юной осени…
17
— Если вы меня, конечно, помните… — сказала Настя Игорю Сергеевичу. — Вы меня подвозили несколько дней назад. На «Юго-Западную»…
— Я узнал вас по голосу, — спокойно отозвался бородатый доктор. — Он у вас очень запоминающийся.
Да, Артем Тарасов умел выбирать голоса. Этого не отнимешь…
И Настя замолчала. Она абсолютно не представляла, зачем позвонила и что собиралась сказать и сделать. Просто ее одиночество перешагнуло через какую-то последнюю границу, и его тяжесть стала Насте не по силам.
— Вы заболели? — пришел на помощь Игорь.
— Нет.., то есть да… Я не знаю… — запуталась Настя.
— Да вы и тогда показались мне не совсем здоровой, — хмыкнул врач. — Вам нужно проконсультироваться?
— Да, — твердо сказала Настя и почувствовала, что у нее и впрямь стремительно растет температура.
— Вы можете приехать ко мне домой. Я консультирую и здесь. Так даже удобнее, — флегматично сказал Игорь. — Адрес у вас на визитке.
В шесть вам удобно?
— У-гу… — невразумительно выразила свое согласие Настя, положила трубку и быстренько приложила к горящим щекам холодные ладони.
Потом она внимательно осмотрела себя в зеркале. Зрелище не из приятных… Немедленно крем, самомассаж, уложить волосы… Что еще?.. Настя задумалась… Да она совсем прибабахнутая! Какой массаж?! Правильно говорит Артем: у нее плоховато с головой! А как же Сашка?! Куда она денет дочь?! Не надо было торопиться привозить ее от мамы… День-два все равно ничего не решают. Ей не вовремя захотелось обрадовать Артема… Обошелся бы, ничего бы с ним не случилось!.. Везти Сашу назад? Глупо… А куда же еще?! Не брать же ее с собой… И Настя придумала.
— Сашунь! — крикнула она дочери в комнату. — Ты ведь всегда мечтала поехать к папе на работу!
— Да! А что, можно поехать?
Сашка вышла из детской, прижимая к себе куклу и глядя на мать с надеждой.
— Вот пообедаем и поедем! — сказала Настя. — Ты там побудешь с папой до конца рабочего дня и вместе с ним вернешься домой.
— Ура! — закричала Саша и повисла на матери.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35