Так, двигаясь взад-вперед и переходя от рассказа к молчанию, от болтовни к секрету, от веселых шуток — к воспоминаниям о похождениях отца, за которым он шпионил, от веселой пирушки на дне рождения у приятеля к тайным интимным играм с его маленькой сестрой, Эрон достиг состояния, когда форма секретов стала настолько определенной, что они практически перестали быть секретами. Тени негде спрятаться на сильном солнце. Мир тайн раскрылся. Эрон внезапно рассмеялся, его охватило радостное возбуждение: странная игра с вопросами, похожими на качающуюся стрелку метронома, открыла перед ним психологическую вселенную, где секреты больше не были невидимыми. Ему представился утопический мир, бесконечно далекий от мрачных гандерийских табу, где люди могли говорить обо всем, что чувствовали и видели. Насколько лучше была бы такая Галактика! Вот как ему хотелось бы построить свою жизнь! Но что думает об этом его старший наставник? Ведь это единственный человек, который выслушивал и понимал его. Эрону вдруг страстно захотелось убедить его в своей правоте, и он пустился в многословные объяснения, размахивая руками.
Пришелец внимательно слушал, не говоря ни слова. Наконец на лице его появилась высокомерная улыбка.
— Подумай об этом сам, паренек. Я могу лишь сделать одно довольно циничное замечание.
— Так ты не поможешь мне? Ну да, я и забыл — ты ведь всего лишь еще один ретроград со старомодными идеями!
— Все равно, выслушай мой совет. Тебя никто не заставляет ему следовать.
— И не последую, не надейся!
— Но выслушаешь?
— Может быть.
— Твоя беда в том, что ты все слишком упрощаешь. Не самый страшный грех во вселенной — новое всегда наивно и просто. Даже жизнь на планете появляется сперва в простейшей форме, и может выжить лишь в благоприятной парниковой среде. На Ньюхадре жизнь погибала пять раз, прежде чем окончательно пустила корни. Ты когда-нибудь играл в шахматы?
— Да, да, знаю, — раздраженно махнул рукой Эрон. — Сначала они кажутся сложными, а потом все оказывается совсем просто. Достаточно правильно построить нападение и защиту, и твой король останется цел. Если оба игрока знают алгоритм, всегда получается ничья. Шахматы мне надоели уже в шесть лет.
— Вот именно. Хорошо, когда все просто, но только если не слишком. Давай рассмотрим понятие секрета рационально, добавив туда немного сложности — для пользы дела. На чем основаны секреты, что делает их возможными?
— Замки и сейфы.
Наставник-тиран никак не отреагировал, и Эрон понял, что его шутливый ответ здесь неуместен. От вопроса, похоже, нельзя было уйти, и он настроил пам на причинно-следственный поиск.
Что делает секреты возможными?
— Способность обмениваться информацией? — предположил он.
— Ну… пожалуй. — Учитель кивнул, но не слишком довольно. — Понятно, что без этого в секретах просто нет необходимости. Но зачем кому-то, если он может общаться, держать информацию в секрете? Мне нужен мотив.
— Потому что этот кто-то совсем спятил и хочет усложнить свою жизнь!
Кровожадный монстр ухмыльнулся и сделал наконец долгожданный выпад.
— А давай предположим, малыш, что некий симпатичный повеса увел девушку у злобного великана, который любит резать глотки мелким людишкам, которые его раздражают. Неужели наш повеса не захочет держать свою связь в секрете?
— Я надеюсь, ты еще не наточил нож? Или уже точишь?
— Я не очень злобный великан.
Эрон решил не развивать тему.
— А если воспитание и всеобщая любовь смягчили сердце всем злобным великанам? Тогда ничего скрывать и не нужно.
— Ну, ладно, пойду тебе навстречу. Пусть мы волшебным образом перенеслись в твою возвышенную и добрую вселенную, где никто ничего не скрывает. В таком открытом обществе никто не будет думать о последствиях своей болтовни. Кто станет копаться в психологии и переживать, что его слова больно ранят кого-то? Кто станет разбираться, не окажет ли новая научная информация разрушительное воздействие? Во всей галактике будет править единая догма: любая информация есть благо и должна свободно распространяться независимо от последствий.
— Так оно и есть! — воскликнул Эрон.
— А так ли это? Смотря для кого. Помнишь, прошлой весной, в замке правителя, мы с тобой отдыхали от занятий и играли в карты? Ты тогда сидел с совершенно непроницаемым лицом, скрывая от меня, что у тебя в руках Топор Милосердия, Топор и Камень, Палач и Варвар. — Мурек рассмеялся. — И ты, плут, до конца хранил свой секрет и потом убил все мои сильные карты!
— Так ты хочешь, чтобы я хранил секреты? — возмущенно воскликнул Эрон. — Я делаю это всю жизнь! Ненавижу их!
— Ни то, ни другое. Твоя идеальная галактика, свободная от секретов, — лишь «белая» версия другой, «черной» галактики, где ни о чем думать тоже не нужно, потому что там, наоборот, все является секретом! Если любая информация опасна и должна скрываться, независимо от последствий, то в обществе правит безумие. Это социальный порядок для ленивых. Даже машина, совсем лишенная памяти, будет неизменно принимать в таком обществе абсолютно правильное решение: молчать при любых обстоятельствах. Опять-таки слишком просто. Такая «черная» галактика превратится в сообщество животных!
— Значит, мне следует раскрывать секреты и в то же время хранить их! — саркастически заметил Эрон, разводя руками. — Напоминает известную пьесу об императоре Стейнисе Осторожном, я нашел ее в моей «Краткой истории». Там в самом начале императору присылают медный ларец, в котором находится что-то страшно важное для всей Империи. Он поднимает ларец к звездам и произносит: «Сказать или не сказать?» Потом в ходе пьесы гибнет его флот, убивают министров, жена кончает жизнь самоубийством, враги ликуют, а он до самого конца своего правления так и не может решить, что ему делать.
— Стейнису Осторожному не хватало рассудительности.
Эрон нервно поправил шлем. Кольца датчиков на его пальцах регистрировали сопротивление кожи.
— Ригон говорил мне, что молодые люди умнее стариков. Значит, я умнее тебя? Наверное, он дурачил меня.
— Вот именно. Как бы мы, молодые, ни пыжились, по части рассудительности старики дадут нам сто очков вперед. Юноша размахивает мечом направо и налево, не разбираясь. Мастер, конечно, может показать ему некоторые приемы, но научить по-настоящему, как и когда ударить, способен только опыт. Предположим, ты нашел истину где-нибудь под камнем, и никто больше ее не знает. Станешь ты говорить о ней или промолчишь? Здесь нужна именно рассудительность, нужна мудрость. А возможно, ты выставишь на свет лишь ее кусочек, а остальное спрячешь? И какая часть истины может быть использована против тебя? Только мудрость способна дать ответ. Под давлением обстоятельств ты можешь солгать. Ложь будет иметь последствия. Какие? Будет это ложь во благо или во зло? Все очень и очень непросто. Выбалтывать же все и всегда из принципа — ложная простота, так же как если ты все и всегда держишь в секрете.
— Ладно, хватит пережевывать! Я хочу делать дело, а не выслушивать твои бесконечные лекции. Мы уже на месте?
Эрон показал на стекло кабины, по-прежнему молочно-белое.
— Если ты делаешь дело, — язвительно произнес наставник, — то не мешает знать, как его делать правильно.
— Когда я стану психоисториком, то буду знать!
Мурек улыбнулся:
— И сохранишь при этом рассудительность двенадцатилетнего?
— Вопрос с подвохом, — уклончиво сказал Эрон. Взглянув на слепые окна кабины и фото ребенка на приборной доске, он наклонил голову и прислушался. — Мы начали делать круги. Я чувствую это и без пама.
— Мы уже на месте, но не сядем, пока я не дам команду.
— Я что, еще не успокоился?
— Уже почти. Послушай меня, Эрон. Когда отказывают правила, все, что у тебя остается, — умение рассуждать. Ничто не убьет тебя быстрее, чем комбинация неверных правил и отсутствия рассудительности. Заметь, ни одно правило не может быть применимо к любым ситуациям. Это относится и к правилам насчет секретности. — Он взглянул на экран физиодетектора. — Как ты себя чувствуешь?
Эрон прислушался к своим эмоциям.
— Отлично. Я только что вынес суждение двенадцатилетнего: ты не злобный великан. Извини, что я приударил за Немией.
— Значит, у тебя есть правило, которое указывает, когда надо извиняться? — криво усмехнулся Мурек.
— Ну как, я достаточно спокоен?
— Судя по прибору, успокаиваешься.
— Значит, мы можем садиться?
— Погоди, есть еще один, последний момент. Мы много говорили о секретах, и ты сильно облегчил свою совесть. Очень хорошо. Это было необходимо для успеха операции. — Мурек дал команду на посадку. — Но я еще хочу задать тебе головоломную задачку, чтобы ты подумал над ней по дороге в Азинию и там, в ее древних стенах. Она как раз на тему секретов и рассудительности.
— Ты никогда не упустишь случая завершить лекцию какой-нибудь задачкой! Может, попробуешь хоть иногда без этого обходиться, чтобы больше походить на нормального человека?
— В то время как ты перестанешь быть человеком, превратившись в психоисторика…
Эрон дружески пихнул его:
— Ладно, давай! За тобой последний выстрел. Еще один я выдержу.
— Психоисторики дают обет служить человечеству. Они клянутся, что сохранят в тайне свои методы предсказания будущего, и при том исходят из того, что эти методы, будучи обнародованы, потеряют силу и наступит всеобщий хаос, так?
— Да, верно.
— Вот пример: если преступник знает, что на месте преступления будет полиция, то он совершит преступление в другом месте, а полиция, зная, что он знает… в общем, все очень запутывается. — Мурек повернулся, снял с Эрона шлем и датчики и посмотрел ученику прямо в глаза. — Есть одно очень неприятное побочное следствие этой «благородной» клятвы хранить тайну: сообщество психоисториков представляет собой элиту такую же самовластную, как старый императорский двор, а мы, как низшие существа, зависим от их милости, на которую никак не можем повлиять. Но — и это очень большое «но» — обет хранить тайну ты должен будешь принять до того, как станешь психоисториком и будешь знать достаточно, чтобы принять сознательное решение, и потому твоя клятва будет вынужденной, а не добровольной.
— А ты хочешь, чтобы я не торопился и принял решение потом?
— Это не мое дело, я только веду машину.
Мурек нажал что-то, и стекло кабины вновь стало прозрачным. Они пикировали прямо в узкую горную долину. Эрон едва успел оглянуться вокруг, как аэрокар уже приземлился и вкатился в ангар.
— Но они не примут меня, если я откажусь давать клятву!
— Скорее всего нет.
— Я могу сделать вид…
— В этом нет необходимости. Любой обет можно потом, по зрелом рассуждении, пересмотреть — если, конечно, ты к тому времени не станешь рабом принятых правил.
Колпак кабины открылся. Перед ними на полосатом черно-желтом полу ангара стоял Ригон. На его татуированном лице играла сияющая улыбка. Протянув руку, он помог мальчику спуститься.
— Где мы? — спросил Эрон, нетерпеливо оглядываясь и пытаясь что-то рассмотреть, пока высокие двери ангара окончательно не захлопнулись.
— Тебе это знать ни к чему, — ответил Мурек, провожая его по боковому коридору к шахте левитатора. — Необходимый секрет, — усмехнулся он.
Поднявшись наверх, все трое сняли одежду и прошли сквозь очищающий барьер, после чего их тела обволокли специальные стерильные костюмы. Операционная была освещена тусклым красным светом — более высокие частоты могли повредить чувствительные квантронные компоненты. Усадив Эрона в кресло, с него осторожно сняли пам, затем подключили мозг мальчика к единой информационной сети, объединявшей все приборы в комнате. Никто не произнес ни слова — впечатление было, что эту процедуру он проходил ежедневно. Ригой надел огромные рабочие очки. Что касается Мурека, то он, по-видимому, присутствовал лишь для того, чтобы присматривать за своим беспомощным учеником. Как и прежде, с Немией, Эрон заметил, что его ощущения, более не контролировавшиеся памом, резко обострились, хотя на этот раз, в отсутствие эротического возбуждения, он был гораздо спокойней. Контуры машин казались слишком резкими, цвета — слишком насыщенными, движения роботов, которые передвигали и поворачивали его странно чужой пам, — слишком отточенно-угловатыми. Показания на экранах приборов, о назначении которых он теперь не мог и догадываться, были наполнены таинственным мистическим значением.
Ригон все работал и работал за своим пультом. Иногда он что-то делал руками, иногда — отдавал команды и наблюдал за автоматическими операциями. Время тянулось бесконечно, терпеть и ждать было настоящей пыткой, но Эрон стойко переносил испытание. В его сознании царило странное спокойствие.
Наконец Ригон поднял очки на лоб и улыбнулся.
— Ну вот, все в порядке, это было легко, теперь — самая трудная часть. Держись, парень, смотри, не намочи штаны!
Он снова надвинул очки, которые делали его похожим на тролля, и тут же вернулся к работе. Эрону захотелось встать и посмотреть, но он не мог.
— Пусть работает, — сказал Мурек.
Прошел еще час. Эрон не спал, но в его сознании проносились странные животные фантазии, похожие на сны. Их причудливые повороты завораживали, хотя без пама он не мог их даже запомнить.
После того как пам снова подключили, мальчика перенесли в элегантно обставленную комнату отдыха. Там были хрустальные люстры, развлекательные панели, мягкие кровати и кушетки. На стенах висели изысканные живые картины с регулируемой скоростью движения. Но всего этого Эрон даже не заметил — он лихорадочно искал свои новые возможности и… ничего не находил. Он задавал сам себе трудные вопросы, но ответов не было. Это было ужасно! Операция провалилась!
Однако Ригон выглядел спокойным и довольным. Мурек сразу начал колдовать над кухонным автоматом, пока не получил какой-то густой алкогольный напиток, похожий на сироп, который принялся пить большими глотками. Совсем не похоже на него. Прямо на глазах наставник превращался совсем в другую личность:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92