А получалось все наоборот.
— Я буду счастлива принять твоих друзей, Алекс, — торопливо сказала она, — Просто не уверена, что им доставит большое удовольствие мое общество. Я знаю, есть люди, которым не очень правится словосочетание «графиня-американка».
Алекс смотрел, словно громом пораженный. Потом криво усмехнулся.
— Кому это не нравится?.. Кто это смеет относиться к тебе не так, как того требует наше имя? Да их к рассвету не будет в городе!
Эвелин судорожно вздохнула, не понимая, шутит он или говорит серьезно.
— Боже упаси, Алекс, я не хочу им мстить. Просто хочу, чтобы ты признал этот факт. От этого никуда не денешься… Я иностранка и чужая для этих людей. Не знаю, какие надежды ты возлагаешь на обед, просто не хочу все испортить своим присутствием. Подумай над этим.
Алекс раздраженно отмахнулся.
— Ты опять пытаешься меня защищать. Если они такие дураки, что их волнует твое происхождение, тогда мне не нужна их поддержка! Эвелин, я же не идиот…
— Ну, если мои попытки помочь тебе заставляют чувствовать себя идиотом, тогда я и пытаться не буду. Где уж глупой женщине вмешиваться в дела высокоумных мужчин! — Эвелин уже не сдерживала себя. — Дай мне список, я позабочусь о меню и оденусь как подобает, а остальное можешь решать сам!
— Эвелин, ты из любого пустяка способна раздуть проблему, которая сведет с ума! Можешь как угодно высоко ценить свой ум, но свои проблемы я буду решать своим умом!.. У меня и так хватает дел без того, чтобы упражняться с тобой в острословии…
— Ты!.. Ты просто неблагодарная свинья!
Подхватив юбки, Эвелин с высоко поднятой головой выскочила из комнаты. Но, захлопнув за собой дверь, остановилась в отчаянии. Порыв воздуха колыхнул пламя в канделябрах по всему коридору. Что делать дальше, она не знала.
Дверь гостиной распахнулась, и Алекс крикнул ей в спину:
— Неблагодарный хам! Это больше подходит… Этот неблагодарный хам и не подумает являться к тебе в постель, пока ты в ней окончательно не замерзнешь!..
Эвелин уже шла к лестнице, но обернулась и громко отозвалась:
— Я замерзну тогда, когда в аду погаснут все огни, Хэмптон!..
— Прекрасно, тогда и времени терять не буду!
И, грохнув дверью, удалился.
Эвелин застыла посреди лестницы, будто ее внезапно оставили последние силы, и разрыдалась.
Ничего не получится! Она никогда не осмелится сказать ему! Все события последних дней сплелись в такой запутанный клубок, что она не могла понять, за что браться в первую очередь и как нужно действовать. Все, что она ни говорила, вызывало у него раздражение. Хорошо если все заканчивалось постелью — это немного сближало их. Там он, несмотря на все свои проблемы и тяжелые мысли, все же хоть немного любил ее. И влечение их друг к другу с обострением отношений не только не ослабевало, но даже возрастало. Это было похоже на жизнь на краю вулкана. Но вставить в эти натянутые до предела отношения что-то иное, пусть даже проблемы его собственной дочери, не было никакой возможности.
Обед прошел на удивление гладко. Стол вызвал у всех восхищение, обслуживание было на высоте, да и компания сама по себе собралась приятная. После обеда дамы удалились в гостиную, предоставив мужчинам обсуждать вопросы политики. Многие из женщин уже бывали в этом доме, поэтому сразу завязался непринужденный разговор. Эвелин старательно отвечала на все вопросы о том, как живут люди за океаном.
После того как гости разошлись и они наконец добрались до спальни, Алекс подошел к ней сзади и взял за плечи. Эвелин замерла, но он всего лишь принялся вытаскивать заколки из ее прически. Тогда она стала поворачивать голову, чтобы ему было удобнее.
— Ну, и как прошла ваша дискуссия? — осведомился он как бы невзначай.
— Легко, — отозвалась она и тряхнула головой, от чего волосы рассыпались по плечам. Алекс, держа ее за плечи, притянул к себе и стал целовать в ухо, проводя губами по краю ушной раковины. — Мы говорили в основном о голодающих детях. Ты и не знаешь ничего об этом, правда?
Его пальцы опустились к низкому вырезу халата, и все мысли Эвелин разом куда-то разбежались. Ответить ему было нечего. А его ладонь уже скользнула под тонкую ткань, нежно обхватила ее грудь.
— Мы тоже обсуждали эту тему…
— Голодающие дети?.. Вы тоже говорили о них? — спросила она прерывающимся голосом.
Рука его нашла то, что искала, и в груди у Эвелин родилась теплая, мучительно-сладостная волна. Голова пошла кругом. Алекс улыбнулся, когда она приникла к нему.
— А вы сомневались, миледи? Конечно, в связи с отменой Почтового закона. Мы собираемся в ближайшие дни поставить это на голосование… Но какая связь между голодающими детьми и Почтовым законом?
— А ты сам не понимаешь? — Эвелин попыталась высвободиться, но он держал крепко и еще ухитрялся при этом развязывать все, что было в пределах досягаемости. — Этот закон сократил торговлю, разрушил всю нашу экономику. Мы ведь не сельские жители. Живем в основном в городах, не выращиваем себе пищу, а вынуждены покупать ее. Когда нет денег, то, соответственно, нет и еды. И дети голодают.
Лиф платья соскользнул с ее плеч, и Эвелин ощутила, как пальцы Алекса стали расшнуровывать корсет. Однако, как бы не придавая этому значения, оба продолжали разговаривать.
— Но я даже не упоминал об этом. Как ты думаешь, это само пришло им в голову?
— Каждый разумный человек должен предвидеть результат своих действий, — едко отозвалась Эвелин. Завязки корсета были распущены, и теперь он каждую секунду мог соскользнуть вниз. Она глубоко вздохнула, когда пальцы Алекса коснулись ее живота.
— А мне показалось, — шептал он ей в ухо, — что тут не обошлось без их жен. И как это могло произойти, ума не приложу. Откуда эти добропорядочные леди могли узнать о голодающих детях в колониях?
— Я тоже понятия не имею, — пожала плечами Эвелин. Корсет вместе с юбкой свалился на пол, и она, сделав шаг назад, прижалась к Алексу.
— Зато я начинаю догадываться. — Он приподнял ее и повернул к себе. Не отпуская, отодвинул ногой ворох одежды и заглянул в фиолетовые глаза. — Опять тут не обошлось без вас, миледи. И что мне за это с вами сделать?
Она глубокомысленно нахмурила лоб и принялась расстегивать пуговицы у него на рубашке.
— Мы это еще обсудим… Я вообще-то старалась помочь, а не вмешивалась… А насчет наказания… Мы можем тотчас лечь вот в эту постель, и делайте со мной все, что хотите. Или можем подождать, вы поблагодарите меня, я расцелую вас в ответ, а потом мы ляжем в эту постель и займемся тем же самым… Или…
Алекс, как ни старался, не мог удержаться от смеха. И когда тот вырвался у него из груди, Эвелин уже лежала на кровати, придавленная весом мужа.
— Тогда отбросим всякие преамбулы, — говорил он сквозь смех, покрывая поцелуями ее грудь, — и перейдем к главной части… Ну-ка, ноги чуть пошире. Придется напомнить тебе, кто тут хозяин…
— Это никогда и не подвергалось сомнению, — беззаботно отозвалась она, обхватывая ногами его бедра. — Во-первых, ты просто крупнее, чем я.
Когда он стал покусывать ее ухо, Эвелин захихикала и подалась ему навстречу. И хотя нижняя юбка еще была на ней, прикосновения его бедер и волнообразные движения торса возбуждали точно так же, как если бы между ними не было никакой одежды. Она стала делать ритмичные движения ему навстречу, стараясь следить за его шумным дыханием.
Он, конечно, больше и сильнее. Но существовали одна или две вещи, в которых они всегда будут равны. Эвелин вспомнились вдруг слова Дейдры, и она улыбнулась, пряча лицо.
Когда он приподнял ее бедра, раздвинул шире ей ноги и сделал мощный толчок, Эвелин, задрожав, вскрикнула от охватившего ее восторга… Они были равны. Но пусть всегда остаются некоторые моменты, когда он будет главным.
Немного позже, когда они лежали в объятиях друг друга, Эвелин решила, что настал момент открыть свою тайну. Алекс уже засыпал, лицо его выглядело таким умиротворенным, что Эвелин было жаль беспокоить его. Но она и так столько ждать. Кроме того, мистер Фарнли сообщил, что девочка уже в пути.
Она погрузила пальцы в густую темную поросль у пего на груди и поцеловала в плечо.
— Алекс? Ты спишь?..
— Да.
Он устроил ее поудобнее у своего бока и стал поглаживать грудь.
— Хорошо. Тогда я не буду рассказывать тебе, что мистер Фарнли нашел твою дочь…
Алекс не шевельнулся, только пальцы продолжали делать круговые движения вокруг напрягшегося соска. Эвелин подумала, что он не расслышал, но переспросить боялась.
— Ее приемный отец умер, и местный викарий опасается, что ее могут обмануть нечистоплотные юристы. Отец оставил ей всю землю… Алекс?
Эвелин поняла только, что теперь Алекс, стиснув руками ее плечи, держит над собой. Вырываться было бесполезно, оставалось только смотреть в его темные от гнева глаза.
— Какой еще отец?.. Эвелин, что ты делаешь?! Я тебя просил ворошить мою жизнь?.. Я хоть раз говорил: «Эвелин, стань моей женой и можешь копаться в моем прошлом, лезть во все мои дела…» Говорил я?..
Он не встряхивал ее, но пальцы, словно железные клещи, впились в руки, и этого было вполне достаточно. Лицо его исказилось от ярости… и от боли. Эвелин умудрилась одной рукой упереться ему в грудь, другой стала нежно гладить щеку.
— Кричи на меня, если так надо. Ругай меня… Может, мне и не стоило в это влезать. Но я слишком люблю тебя, чтобы позволить тебе так страдать из-за того, что давно минуло… Я знаю, что тебе вообще не нужна жена, что я должна быть покорной и благодарной за все, что ты сделал для меня. Но я не могу. Не могу быть меньшим, чем я есть на самом деле. Точно так же, как и ты. И я знаю, что такой человек, как ты, не способен наказывать ребенка за грехи его родителей…
— Тебе не кажется, что ты слишком много знаешь?
Алекс ослабил хватку и, подобрав рассыпавшиеся по своей груди волосы жены, пристроил голову Эвелин у себя на плече. Потом она стала тихо и нежно целовать его: в подбородок, в шею, везде, до чего могла дотянуться. Он крепко сжал ее и поглаживал спину, не давая опять прорваться тому, что клокотало внутри. С тех пор как он впервые положил глаз на эту ведьму, она не переставала изобретать все новые и новые средства мучить его. Как легко было до нее! А теперь она разворошила, вывернула наизнанку всю его жизнь! Выставила на всеобщее обозрение все самое потаенное. Но что теперь — плакать, если уж так случилось?
— С ней все в порядке? — спросил он хриплым полушепотом. Теплые слезинки закапали на его плечо, и Эвелин едва заметно кивнула.
— Мистеру Фарнли доложили, что у нее все хорошо. Говорят, она очень похожа на тебя. Очень умная, уже закончила местную школу… Мистер Фарнли считает, что ее нужно послать учиться дальше.
— Неужели? — мрачно отозвался Алекс. — А сама она хочет этого?.. Как ее зовут?
Эвелин поняла, что гроза миновала, и украдкой улыбнулась.
— Об этом ты спросишь у мистера Фарнли. Алекс, я очень беспокоилась о ней. Я знаю, каково это — остаться одной и самой отвечать за все… А она еще так молода. Кругом шныряет столько грязных проныр, готовых из-за денег сломать девушке жизнь.
— Значит, этот старый козел оставил ей всю свою землю? Не знаю — от большого ума или от глупости. Он ведь знал, что ребенок не его. — Алекс вздохнул и почесал голову. — Но я не могу сейчас поехать туда. Сейчас нужно закончить то, что мы заварили в парламенте. А пока до этих твердолобых тори что-то дойдет…
— Я понимаю, — шепнула Эвелин, прижимаясь к нему. — И за это люблю тебя еще больше. Видишь, какая я неправильная? Люблю тебя именно за твою противоречивость… Мистер Фарнли сказал, что викарий и его жена уже все объявили девочке. И она решила, что ей на самом деле лучше на некоторое время покинуть ферму. Так что она уже на пути сюда…
— О господи! — простонал он и лежал некоторое время, зажмурив глаза. — И что я ей скажу? «Здравствуй, доченька! Где ты была все эти годы?» Ты сама-то себе все это как представляешь? Это невозможно…
— Нет в жизни ничего невозможного, — твердо ответила она, соскальзывая с него и укладываясь на собственную подушку. — Придется пройти и через это. Она уже не ребенок, и вопросы у нее к тебе будут наверняка нелегкие. Насколько я знаю Хэмптонов, особо теплых чувств она к тебе не испытывает. Тебе еще придется пережить немало неприятных минут.
Алекс взял ее за руку.
— Сильный характер — благо. Люди уважают силу…
— Люди — глупцы… Самая большая сила на земле — любовь. Только любящий человек готов на все. Но любовь — такая сила, с которой далеко не всякий может справиться. Тогда она легко превращается в злобу, в ярость. На это способен и младенец. А вот любить по-настоящему…
— Угу. И как ты собираешься объяснить все это четырнадцатилетнему ребенку, который только что узнал, что его отец — вовсе не его отец, а настоящий его отец — самовлюбленный ублюдок, который знать о ней не хотел все эти годы?
— Очень спокойно. С любовью.
Алекс фыркнул, перекатился на живот и погрузил лицо в душистый водопад ее волос.
— Расскажи мне все это опять. Расскажи, каким сильным я должен быть, чтобы справиться с гневом и не задушить тебя во сне. Только спокойно и с любовью…
Эвелин негромко рассмеялась и нежно обняла его.
— Я люблю тебя, и можешь задушить меня хоть сейчас. Если у тебя хватит на это сил.
Глава 32
Экипаж подъехал к крыльцу после обеда, когда Алекса не было дома. Дейдра, которой Эвелин все рассказала, вышла вместе с ней в холл.
— Не волнуйся, ты все сделала правильно, — говорила она, сжимая руку Эвелин. — Давай не будем стоять как истуканы, а спустимся и встретим их. Думаю, поездка была не из легких.
— Может, послать за Алексом? Я знаю, что он очень хочет видеть ее, хотя и боится. Посоветуй, я сейчас ничего не могу сообразить.
Дейдра с улыбкой посмотрела на юную родственницу. Со времени приезда в Лондон Эвелин сильно изменилась внешне, приобрела много новых привычек. Ее длинные волосы были теперь завиты и искусно уложены, а элегантное платье из светлосерого атласа мало напоминало те, которые она привезла из Бостона. Никто и подумать не мог, что всего несколько месяцев назад она приехала из колоний.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53