Может, соберу компанию в карты перекинуться…
До Алекса не сразу дошло, потом он нахмурился.
— Еще один пассажир? Понятия не имею. Спросите у Оливера — наверное, кто-то из его старых дружков.
Граф кивнул и удалился, прикрыв за собой дверь. Только тогда Алекс вспомнил, что до сих пор держит Эвелин за талию.
И тут же возникла мысль, что она будет делать, если прямо сейчас повалить ее на кровать и задрать юбку. Горячая волна прокатилась по телу, растеклась мучительной тяжестью к низу живота. Но Алекс знал, что сейчас об этом лучше не думать, и торопливо отпустил Эвелин.
— Будем распаковывать вещи и попробуем устроиться? Путешествие предстоит долгое. Ты, кстати, играешь в карты?
Эвелин не сразу поняла и отозвалась глуховатым от пережитого волнения голосом:
— Не пробовала, но постараюсь научиться. Ты будешь меня учить?
Думая о долгих часах, которые им предстояло провести наедине, Алекс кивнул. Правда, учитель, который только и думает, как бы затянуть ученицу в постель, никуда не годится. Но, по крайней мере, руки будут заняты. Со вздохом он принялся распаковывать свой сундук.
Таинственный пассажир так и не появился к обеду, но все, занятые своими мыслями, даже не вспомнили о нем.
Граф пожаловался на озноб и сразу ушел к себе, не став искать партнеров для игры. Аманда, узнав, что Джейкоб твердо вознамерился спать в матросском кубрике, вначале ужаснулась, потом, смирившись, передала его на попечение капитана Оливера и его офицеров, которые обещали обо всем позаботиться, и, прочитав им вдоволь нотаций по поводу воспитания детей, удалилась.
Алекс тоже увел Эвелин в каюту — не оставлять же ее в компании офицеров! Потом, оставив ее стелить постель, натянул плащ и вышел на палубу, надеясь, что ледяной ветер немного остудит то, что все жарче разгоралось внутри.
Капитан Оливер был не самым лучшим собеседником, но не молчать же, стоя вдвоем на мостике. Однако уже через несколько минут односложные ответы Оливера увели мысли Алекса совсем в другом направлении.
Он подошел к ограждению и стал смотреть на обложенное тяжелыми облаками небо. Он, призванный, по праву рождения, вести праздную жизнь джентльмена, в конце концов был вынужден зарабатывать свой хлеб собственными руками и научился находить в этом радость. Многие осуждали его за подобное занятие, не совсем подобающее джентльмену, но его не интересовало чужое мнение. Постепенно начал понимать, что бояться в жизни нужно только суда своей совести. Но получалось так, что чем хуже он о себе думал, тем хуже, в итоге, вел себя. Грэнвилл дал ему возможность вырваться из порочного круга, но Алекс принял помощь без особой благодарности. И только стоя сейчас на палубе, чувствуя, как она уходит из-под ног, осознавая, что он отвечает не только за жизни всех людей на корабле, но и за то, чтобы дело, которым он заставил их заниматься, могло прокормить их, Алекс понял, насколько его прежняя жизнь отличалась от нынешней.
И только в личном плане все оставалось без изменений. Практически лишенный родительской любви, он не умел строить отношения с людьми, не знал, как помириться с кузиной, которую едва не погубил… Только графа он мог назвать своим другом. И теперь, похоже, вновь возвращался к одиночеству, которое уже не раз ставило его на край гибели. Лондон — это не Бостон. Там слава распутника и банкрота закрепилась за Алексом прочно. Привычное ко всему высшее общество, правда, терпело его, а прочие просто побаивались. Он не знал, как угодить тем и другим, да и не очень к этому стремился. Собутыльников и друзей по пьяным приключениям у него хватало. Хватало и знакомых, но эти знакомства никогда не вели к прочным отношениям. Поэтому Бостон в каком-то отношении явился для него открытием. Мир, где человека оценивали не по слухам, а по поступкам. Колонисты — грубоватые и недоверчивые люди, но он сумел заслужить их доверие. Смог бы он достичь того же самого в Лондоне, если бы даже очень постарался?
Думая о женщине, которая ждала его внизу, Алекс был готов сам не зная на что. Понимал только, что не сможет удержать ее долго, если не изменит своих привычек. Она не из тех, кто безропотно сидит и ждет, пока муж вернется из борделя. Она привыкла к тесному кругу родственников и друзей, которые ценили ее личные качества, уважали ее независимость. А что он мог ей предложить? Круг пустых бутылок из-под бренди?.. Ему предстояло найти замену ее привычному окружению, сделать ее счастливой.
И вдруг осознав, что бесконечная череда мыслей лезет ему в голову потому, что он боится и не хочет потерять Эвелин, Алекс глубоко засунул руки в карманы дождевика и, подняв лицо вверх, стал смотреть в небо, разыскивая на нем хотя бы смутный след луны… Лунные мечты. Он выругался про себя. Он уже знал, какими они могли быть обманчивыми и иллюзорными.
Если он за всю жизнь так и не смог понять себя, то как он мог разобраться в ее сердце?
Эвелин, не дождавшись его, заснула от усталости. Стараясь двигаться осторожно, чтобы не потревожить ее, он снял бриджи, рубашку и, укрывшись отдельным одеялом, прилег на краю кровати. Будет нелегко провести так все свадебное путешествие, но сегодня он пришел для себя к нескольким выводам. Главный из них заключался в том, что он не хотел ни в чем, даже в самом малом, принуждать эту женщину к чему бы то ни было.
Он знал, что мог бы опять обольстить ее, сделать так, что ни о каком разводе не шло бы речи. Знал, что мог привязать ее к себе на всю жизнь рождением ребенка. Но впервые в жизни он поклялся, что все это произойдет только по ее воле. Сейчас она считалась его женой только по названию. Но если он хотел, чтобы она стала его настоящей женой, для этого нужно очень постараться. И впереди было достаточно времени, чтобы решить, хочет он этого на самом деле или нет. Закрыв глаза, он постарался заснуть.
Когда Эвелин проснулась на следующее утро, Алекса уже не было рядом. Постаравшись выбросить все связанное с ним из головы, она быстро встала и оделась. Видимо, он решил до конца разыгрывать из себя джентльмена, и ей ничего не оставалось, как изображать леди.
В столовой она нашла только лорда Грэнвилла и мать. Граф сообщил, что Алекс решил показать Джейкобу корабль. Сам он выглядел бледным и частенько покашливал. Эвелин сразу сказала, чтобы граф обратил внимание на свой кашель, в чем ее горячо поддержала Аманда. Вдвоем они убедили его отправиться к себе в каюту, выпить рому и полежать под теплым одеялом. Там, под их неусыпным надзором, он и заснул.
А женщины, в тревоге от предстоящей встречи с Лондоном, достали швейные принадлежности и начали колдовать над своими нарядами. Это давало им возможность не без пользы провести время, а заодно и вдоволь наговориться, а то в последние, наполненные суматохой недели было не до того.
Когда Алекс вернулся и нашел их уютно устроившимися в углу кают-компании, он повернулся, чтобы выйти и не мешать им, но Эвелин его окликнула. С улыбкой она протянула ему моток яркой пряжи.
— Займись и ты чем-нибудь полезным, дорогой муженек. Если мне приходится проводить время, как настоящей леди, за рукоделием, то твоя прямая обязанность — развлекать нас.
Что ж, бывают на земле занятия и похуже, подумал он, со вздохом усаживаясь на стул. Сам он, в здравом уме, раньше никогда бы не занялся чем-либо подобным, но теперь, ради того, чтобы наладить отношения с Эвелин, стоило попробовать.
Два дня спустя, когда студеный северный ветер выморозил весь такелаж, за обеденным столом наконец появился таинственный пассажир. Гораздо больше озабоченный отношениями с Эвелин и здоровьем графа, Алекс как-то не обратил внимания, когда капитан сказал ему, что взял пассажира в свободную каюту. Но когда в час обеда к столу вышел Томас Хэндерсон, у Алекса возникла необходимость произнести про себя такую тираду, что самому стало стыдно.
Адвокат вежливо поклонился дамам, зато Алексу едва кивнул.
— Прошу прощения, мой желудок не совсем безропотно переносит качку, но я все же решил объявиться. Простите, что не сделал этого раньше. Надеюсь, остальные чувствуют себя лучше, чем я?
Эвелин едва коснулась протянутой руки адвоката. Но, взглянув на хмуро усмехнувшегося Алекса, вдруг испытала неожиданную радость. Теперь она, посредством симпатичного законника, сможет заставить Хэмптона немного ревновать. И решив не упускать момент, предложила Томасу место рядом с собой.
— Вы не говорили, что собираетесь в Англию, Томас. Что заставило вас присоединиться к нам?
Она так мило улыбнулась адвокату, что была тотчас вознаграждена яростным взглядом Алекса.
— У меня есть там кое-какие вложения, за ними нужно приглядывать. Кроме того, я хотел обсудить с некоторыми своими друзьями ваше дело, может быть, добиться его пересмотра. Не могу смириться с той несправедливостью, с которой обошлись с вами.
— Мой кузен и я сможем сами справиться с этим, Хэндерсон, — мрачно отозвался Алекс, поднимаясь со стула и подходя к ним. — Но с вашими друзьями, точно, стоит поговорить, чтобы они не чесали языки по поводу Эвелин.
Он сел рядом с Эвелин, с другой стороны, и, обняв ее за плечи, наклонился к незваному гостю. Не желая с самого начала быть яблоком раздора, Эвелин поспешила сменить тему.
— Как себя чувствует граф, Алекс? Он выйдет к обеду?
Хэмптон еще больше нахмурился.
— Его немного знобит, он сказал, что лучше останется у себя. Боюсь, он простудился в нетопленом губернаторском замке. Там было чертовски холодно.
— А сейчас в его каюте тепло? Туда нужно поставить жаровню.
— Уже поставили. Сейчас он спит. Думаю, ничего серьезного. Если мы привезем его домой больного, графиня снимет с меня голову. Они женаты почти пять лет, а до сих пор ведут себя как новобрачные.
Алекс продолжал с теплотой говорить о графе, но Эвелин расслышала в его голосе тревожные нотки и подняла на него глаза. Она понимала Алекса: граф был практически всей его семьей, но сейчас в его голосе звучали и другие опасения. Атекс не раз говорил, что граф проживет еще сто лет и им нечего беспокоиться о титулах и поместьях, но сейчас до него, похоже, вдруг дошло, что Эверетт тоже смертен.
А что если они вдруг прибудут в Лондон уже как граф и графиня Грэнвилл?
Глава 24
К концу первой недели плавания самые мрачные предчувствия Алекса стали подтверждаться. Холодная, промозглая погода ухудшала состояние графа, он почти не вставал с постели. Алекс приказал повесить в каюте графа гамак и спал теперь там. Аманда и Эвелин по очереди дежурили возле больного.
Граф был терпеливым пациентом, но не любил болеть. Он стоически переносил все процедуры в надежде поскорее выздороветь, но болезнь, похоже, крепко вцепилась в него и не желала отпускать.
Однажды вечером, на второй неделе плавания, Алекс, зайдя в каюту графа, нашел его в горячечном бреду. Он сразу велел разыскать Эвелин и Аманду.
— Эта жаровня ни черта не помогает. Нужно перенести его… Эвелин только кивнула.
— Да, нужно перенести его в нашу каюту. Там мы сможем лучше ухаживать за ним, а главное — там не так сыро.
Алекс понимал, что иного она и не могла сказать, но все-таки усмехнулся про себя, подумав, с какой поспешностью она отказалась от их брачного ложа, которым они ни разу не воспользовались. Хрупкая надежда на это, возникшая у него в начале путешествия, с болезнью графа рассыпалась в прах. А он еще надеялся, что у него впереди целые годы, чтобы убедить ее, что графиней быть не так уж страшно… Теперь же, видя страх в ее глазах, Алекс понимал, что никаких лет впереди нет.
Граф был слишком слаб, чтобы протестовать. Приходя в себя, он постоянно просил пить, но в сознание приходил все реже. Хэмптон, если не сидел возле постели больного, постоянно расхаживал по палубе. Он не мог смириться и ненавидел себя за свою беспомощность перед чем-то неосязаемым и неотвратимым, что называется судьбой. Единственным утешением его были внимание и участие Эвелин. Она словно забыла о прежних раздорах и готова была по первому слову исполнить все, о чем он просил. Постоянное беспокойство о больном не оставляло ни времени, ни сил для мыслей о себе. Они чувствовали, что перед лицом вечной, неодолимой силы должны держаться подле друг друга, стать единым целым.
Беспокоил Алекса только вид лощеного адвоката, постоянно торчавшего в кают-компании. Вот и сейчас он мило беседовал с его женой. Вид его, и тем более общество, казалось, были вовсе не неприятны Эвелин. Даже изможденность от постоянного недосыпания исчезала с ее лица, когда она видела Хэндерсона. А уж о чем они могли болтать целыми часами, иногда весело пересмеиваясь, Алекс понять не мог. Тем более что у него язык отнимался, когда они оставались вдвоем, и все мысли разбегались врассыпную. Он подумывал порой, не спровадить ли наглого стряпчего невзначай за борт.
Хэндерсон, конечно, замечал угрюмые взгляды Алекса, но не обращал на них внимания. Вот и сейчас, проводив ироничной усмешкой Хэмптона, набросившего на плечи плащ и отправившегося на палубу, он опять принялся беззаботно болтать с Эвелин. Хотя думал при этом о вещах очень серьезных. Ему во что бы то ни стало и как можно скорее необходимо добраться до проклятого пакета. Но пока Хэндерсон не мог и предположить, где он находится. Разве что воспользоваться напряженностью между новоиспеченными супругами, видимую невооруженным глазом, и внушить Эвелин желание самой докопаться до содержимого пакета. А если еще и совратить молодую супругу под носом самонадеянного Хэмптона! Тем более что иногда ему казалось, что она сама не прочь… по крайней мере — позлить супруга. Лучшего и желать трудно.
Мысли Эвелин сейча были очень далеко от контрабандистов и всего прочего, с ними связанного. Когда за Алексом захлопнулась дверь, сердце у нее екнуло. Да, она хотела пробудить его ревность болтовней с Хэндерсоном, но добилась, похоже, обратного. Алекс все больше замыкался в себе. Теперь он, видимо, окончательно решил развестись. Эта мысль вовсе не радовала Эвелин. Она все больше убеждалась, что не хочет никакого развода. Представить не могла, что никогда больше не будет его рук, поцелуев, объятий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53