Дрожащими неловкими пальцами капитан постарался придать одежде Джессики пристойный вид. Внутренне граф проклинал себя, как только мог, стараясь понять, как могло дойти до такого, как он мог настолько забыться. Если даже принять во внимание пожар и шок от близкой опасности, его поведение недопустимо и безумно. Ситон снова и снова повторял себе это, но смысл слов ускользал, и сознание оставалось смятенным, зыбким и туманным, как наполненные жаром и дымом помещения горящего дома.
Единственное, что он ощущал всем существом: между ними произошло нечто огромное, важное, большее, чем просто украденные ласки. Отныне все должно измениться, ничто не могло быть как прежде. Но что же это?
— Мэттью, они идут сюда. Твой отец и леди Бейнбридж… герцог… леди Каролина!.. — Последнее имя девушка произнесла едва слышно и вдруг побледнела как мел. Еще оставалось время на тo, чтобы успокоить ее, сказать какие-то ничего не значащие слова: что ее вины здесь нет, что все образуется, что ничего страшного, в общем, не случилось. Но все происходило слишком быстро, а граф чувствовал себя сомнамбулой, едва способной двигаться. Что же все-таки случилось между ними сегодня?
— Мэттью! Слава Богу! — раздался громкий возглас маркиза. — Мы уже не чаяли увидеть вас обоих!
Мэттью еще раз оглядел одежду Джессики, а заодно и свою, чтобы убедиться, что ничто не наводит на подозрения. Капитан не стал вскакивать на ноги, зная, что это будет выглядеть неестественно.
— Мы и сами не надеялись выбраться, — сказал он, осторожно усаживая Джессику спиной к дереву и поднимаясь. — Честно говоря, я бы и врагу не пожелал подобной переделки. К счастью, кровля не рухнула, пока мы по ней бежали.
Маркиз был очень бледен. При виде растрепанной, покрытом сажей воспитанницы он всплеснул руками:
— Моя ненаглядная девочка! Как ты себя чувствуешь?
Джессика посмотрела на него и вдруг расплакалась.
Мэттью внутренне съежился от чувства глубочайшего раскаяния. Как он мог так бессовестно воспользоваться ситуацией? Девушка вне себя от потрясения, едва не погибла, а он?
— У Джессики сильное растяжение лодыжки, — объяснил капитан, предварительно прокашлявшись, чтобы голос ненароком не сорвался. — Кроме того, она наглоталась дыма, но в остальном все в порядке.
Синие глаза, полные слез, повернулись в его сторону.
— Мы нигде не могли найти вас, милорд, и я подумала, что вы уже отошли ко сну. Если бы это было так, вы могли проснуться слишком поздно для бегстза, и поэтому я… я…
— Я и в самом деле был в своей комнате, когда начался пожар, но сразу же стал спускаться вниз. На втором этаже меня остановили крики тех, кого огонь отрезал от лестницы, и я помог им найти черный ход. Когда я покинул дом, то встретил отца и леди Бейнбридж. От них и узнал, что вы вернулись, мисс Фокс… что вы решили найти меня.
Он говорил, но так и не мог осознать поступка Джессики. Насколько тот был невероятен, непостижим!
— Мисс Фокс, вы самая смелая и самоотверженная женщина из всех, кого я знаю! — воскликнул герцог Милтон, выходя вперед и опускаясь на корточки перед Джессикой. Он нашел се руку и сжал в своих, глядя с таким восхищением, что Мэттью невольно нахмурился. — Я даже думаю, что вы храбрее всех женщин в мире!
— О да! — холодно вставила леди Каролина, стоявшая в некотором отдачснии. — Мы все так думаем.
Мэттью бросилось в глаза, что на се костюме нет ни морщинки, а на лице и руках — ни пятнышка. Очевидно, Каролина покинула дом одной из первых. Ситон невольно задался вопросом, приходила ли в голову его будущей невесте мысль о его безопасности.
— Что ж, все хорошо, что хорошо кончается, — провозгласила леди Бейнбридж.
Графиня успела лишиться своего громадного парика, костюм ее порвался в нескольких местах, причем в одном так основательно, что подол волочился по земле, открывая в прорехе деревянный каркас, на который был натянут.
Маркиз выглядел также небезупречно. Его лицо и руки были в саже, седые волосы свисали сосульками. Даже герцог перепачкался и изрядно промочил одежду во время попыток залить огонь.
— Очень жаль, но особняк отвоевать не удалось, — сокрушенно заметил маркиз. — Мы приложили массу стараний, но все понапрасну. Конюшня, однако, не пострадала, наши лошади и карета в полном порядке. Думаю, самое время собрать слуг и отправляться домой.
Герцог тем временем помогал Джессике подняться, поддерживая за талию. Мэттью обратил внимание, что девушка охотно опирается на его руку.
— Согласен, лорд Белмор, наиболее разумно сейчас всем нам вернуться в Лондон. — Обращаясь к маркизу, герцог не сводил с Джессики восхищенного взгляда, как если бы не в силах был его отвести. — Мисс Фокс необходим отдых и помощь доктора.
— Я говорил о Бслморе, милорд, — мягко поправил маркиз. — Мой сын, как вы знаете, в скором времени возвращается на корабль, а нам с Джессикой достаточно волнений на ближайшее время.
Девушка глянула на Мэттью и тотчас отвела глаза. Ее бледные щеки порозовели.
— Да… я полагаю, мне лучше вернуться домой.
— Конечно, конечно! — воскликнул герцог, галантно помогая Джессике повернуться в нужном направлении. — Милорд, с вашего разрешения я нанесу в Белмор визит, как только мисс Фокс оправится от пережитого.
Мэттью испытал знакомое стеснение в груди и приказал себе успокоиться. Намерения герцога самые благородные, а вот его собственные… в этом граф не был уверен. Возможно, если у него будет время разобраться в сумятице чувств, порожденных грозившей Джессике опасностью, он наконец поймет, чего хочет от жизни.
— Разумеется, ваша милость, — послышался любезный ответ маркиза, — мы будем рады видеть вас в Белморе, но пока я хотел бы скорее пуститься в путь.
Отец странно посмотрел на Мэттью, словно хотел прочесть его мысли.
Тот ограничился кивком в знак согласия. Капитан думал о том, что нужно как можно скорее оказаться подальше от Бенэм-вуда, где с ним случилось нечто особенное, чего он не мог пока осмыслить. А осмыслить необходимо. Граф никогда не действовал скоропалительно, особенно в поворотные моменты жизни. Мэттью дал себе слово, что не бросит на Джессику ни одного взгляда, который мог бы выдать его смятение, и направился к конюшне.
Глава 11
Джессика медленно шла, направляясь к полузаброшенной оранжерее в самом дальнем углу сада. Лодыжка, поврежденная во время пожара в Бенэмвудс, давно зажила, и теперь можно проводить в одиночестве все свободное от занятий время. Долгие часы девушка пропалывала, рыхлила почву, намереваясь посадить какие-нибудь экзотические растения… но, в сущности, просто заменяя работой праздность, во время которой мысли упорно возвращались к Мэттью.
Минуло три недели с тех пор, как он покинул Бслмор. Сборы заняли несколько часов, и, как только закончились, капитан немедленно выехал в Портсмут. Маркиз пытался убедить его повременить, отдохнуть от лондонской жизни хоть один день, но граф остался непреклонен.
Всю дорогу от Бенэмвуда Мэттью был холоден и отчужден сверх меры. Ни о пожаре, ни о том, что случилось между ними после, он с Джессикой не заговаривал. Только однажды, перед самым отъездом, Ситон позволил соскользнуть маске, которую так упорно носил.
Они стояли тогда у парадных дверей. Все было готово. Грум держал в поводу лошадь, к седлу которой приторочили небольшой дорожный баул Мэттью. Церемонно и почтительно пожав маркизу руку, Мэттью вдруг обнял старика с нескрываемым теплом (редкое проявление чувств).
— Береги себя, отец!
— Ты тоже, мой мальчик. Я буду молиться за тебя. Мэттью кивнул. Потом, повернувшись к Джессике, приподнял ее лицо за подбородок и несколько секунд смотрел в глаза.
— А тебе я вот что скажу, моя прекрасная простолюдинка. Если ты еще хоть раз посмеешь так рисковать собой — все равно, ради меня или кого-то другого, — то, клянусь, тебе придется предстать перед еще большей опасностью — моим гневом.
Ласковый свет в его глазах померк, словно и не бывало. Повернувшись к лошади, нанятой в Портсмуте для поездки домой, капитан принял поводья, вскочил в седло и поскакал прочь.
За то короткое время, что он оставался в Белморе, Мэттью не объяснился с Джессикой насчет случившегося на пожаре и не рассыпался, по обыкновению, в извинениях за свое поведение. Это могло означать, что граф ни о чем не жалеет, а могло — что винит во всем ее одну. Она ведь была обязана положить конец вольностям, как, без сомнения, поступила бы любая настоящая леди.
Например, Каролина Уинстон.
Когда Джессика позволяла себе вспоминать, ее мучило чувство стыда за собственное непристойное поведение. Ведь ей даже в голову не пришло, что можно протестовать против поцелуев Мэттью. Вдвоем они пережили большую опасность, могли умереть. В таких случаях жизнь и все, что она несет с собой, кажется более драгоценным. Потому и любовь вспыхнула сильнее чем прежде.
Любовь. До сих пор Джессика не произносила этого слова даже мысленно, но в сердце своем с самого начала знала, что происходит. Девушка любила Мэттью Ситона с того самого дня, когда увидела впервые. Но это не извиняло того, что они себе позволили.
Мэттью принадлежал другой. Ее, Джессику, капитан лишь страстно желал, не скрывая этого ни от себя, ни от нее. Будь она настоящей леди, то сумела бы обуздать вожделение. Деликатная, невинная натура заставила бы ее лишиться чувств при первом же прикосновении губ к обнаженной груди, и уж тем более когда руки графа двинулись вверх по бедрам.
Настоящую леди все это ужаснуло бы и шокировало… По саду пронесся ветерок, всколыхнув ветви деревьев, качнув цветущие розовые кусты. Джессика ощутила внезапный озноб и горько усмехнулась, думая: что мать, что дочь! В те минуты, когда Мэттью набросился на нее с безумными, бесстыдными ласками, она чувствовала только ответное желание.
Но Джессика ни о чем не жалела! В ту ночь он был совсем иным, чопорный лорд Стрикланд, одновременно и нежный, и яростно требовательный. Мэттью явно боялся потерять ее. В те мичуты легко было поверить, что она ему небезразлична, но почему же тогда граф ничего не сказал, почему не признался, что начал чувствовать к ней нечто большее, чем страсть?
Его молчание означало, что капитан по-прежнему намерен связать свою жизнь с леди Каролиной.
Как только приходила эта горькая мысль, Джессика вспоминала слова, сказанные Мэттью во время вальса: «Джереми — человек благородный. Кроме того, он богат и влиятелен. Если попросит вашей руки, стоит соглашаться не раздумывая». Сердце щемило при мысли, что граф готов без протеста отдать ее другому.
Что до герцога Милтона, тот выждал приличествующие две недели и явился в Белмор с визитом. Джереми попросил папу Реджи включить его в число претендентов на руку Джессики, потом с галантностью, в розарии, сделал ей предложение.
Она ответила уклончиво, умоляя не. требовать решения сразу, ссылаясь на то, что еще не до конца прошел шок от ужасного пожара в Бенэмвуде. На просьбу дать ей немного времени герцог ответил пылкими заверениями, рассыпался в похвалах ее красоте и бесстрашию, ее манерам и необычному, интригующему кругу интересов. Джереми заявил, что горит желанием поскорее сделать ее герцогиней, что во всем свете нет никого, кто был бы более достоин имени Милтонов. Слово «любовь» не присутствовало в его речах, но пылкость, нежность и восхищение говорили сами за себя. Становилось ясно, что отказ нанесет ему жестокий удар.
Несколько странным казалось Джессике поведение папы Реджи. Если вспомнить, что в Лондоне он и графиня Бейнб-ридж только и говорили что о возможном союзе с герцогом, теперь маркиз вдруг стал необычно сдержан на этот счет. К тому же на другое утро после визита Реджинальд Ситон не спустился к завтраку. Его приковал к постели очередной приступ подагры, и Джессика забыла обо всем, кроме состояния здоровья своего благодетеля. Несколько оправившись, маркиз заговорил наконец о предложении герцога. Он подробно разобрал положительные стороны такого союза, подчеркнув, как важны будут для Джессики богатство и влияние мужа. Девушка в ответ улыбалась и кивала, внутренне борясь с тоской.
Сейчас, срывая с ближайшего куста едва распустившийся бутон розы, она спросила себя, как долго маркиз согласится ждать, прежде чем вынудит ее принять предложение герцога.
— Что видно?
Дэнни Фокс отмахнулся, сосредоточенно разглядывая сестру через решетку ограды. Когда Конни потеребил его за рукав, он повернулся с ухмылкой на лице.
— Видно сестричку.
— Ага! Говорил я тебе, что она вечно тут бродит.
— И ты был прав, Конни-бой. Что мне интересно — так это почему девчонка так шустро сбежала из Лондона.
Впрочем, удивляться было нечему. Сестричка, разумеется, осталась бы в столице, швыряя направо и налево золотишко маркиза (как сделал бы сам Дэнни), если бы некстати не случился тот чертов пожар. До сих пор в городе ходили леденящие кровь рассказы об ужасной ночи в Бенэмвуде, о гибели в огне двух слуг графа Пиксринга и о сгоревшем дотла особняке, где сокровищ было видимо-невидимо. Не меньше судачили о безрассудной смелости Джессики Фокс.
Куда бы Дэнни ни зашел, в каком бы трактире ни оказался, везде его встречала история о пожаре в имении Пикеринга и о женщине, бросившейся в огонь, чтобы спасти дальнего родственника. Газета «Морнинг пост» даже поместила статью в одном из номеров, о чем Дэнни узнал, когда нашел обрывок в переулке. Ни он, ни Конни читать не умели, но как пишется фамилия Фокс, он знал и потому попросил прочесть статью одного спившегося грамотея.
— Садовник уже ушел, — забубнил Конни, перебивая ход его мыслей, — а сеструха твоя, слышь, стоит там одна-одинешенька.
— Очень даже кстати. — Дэнни поднялся и начал выбираться из куста, в котором приятели сидели в засаде. — Пойду-ка потолкую с ней, покуда рядом никто не слоняется.
Джессика рассеянно повернулась на звук шагов и окаменела, увидев перед собой сводного брата.
— Дэнни, как ты здесь оказался?
— «Как ты здесь оказался?» Ничего себе, доброе слово для братишки, с которым невесть сколько не виделась!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63