— Она — сирена, которая своим пением соблазнила короля на бесчестие, — сказал Бруно.Кейт не понимала метафор, ей было скучно от старых легенд. Когда она говорила об Анне Болейн, глаза ее сверкали, и я знала, что она воображала себя на ее месте. Как бы она была рада этому! Все смотрят на нее, и Кейт наслаждается всеобщим восхищением и завистью. Драгоценности и лесть доставляют ей удовольствие и плевала она на всех, кто ее ненавидит.— А истинная королева, — настаивал Бруно, — ругает своих фрейлин, когда они проклинают Анну Болейн. «Молитесь на нее, — говорит она. — Оплакивайте ее, ибо придет время, когда ей будут нужны ваши молитвы».— Ей не будут нужны их молитвы, — воскликнула Кейт. — Она — истинная королева, хотя многие и говорят обратное.— Как она может быть королевой, если у нас уже есть королева?— То, что говоришь ты, похоже на измену, Святое Дитя, — насмешливо сказала Кейт. — Осторожнее, а то я донесу на тебя.— Неужели ты сделаешь это? — спросил Бруно, пристально глядя на Кейт. Она хитро улыбнулась ему:— Ты не веришь, что я могу сделать это? Ничего я тебе не скажу. Догадайся сам.— Ну, поскольку мы не уверены, мы не будем говорить с тобой о таких вещах, — отважилась сказать я.— Попридержи язык, глупое дитя, — так Кейт называла меня, когда сердилась в противоположность Бруно, который был Святое Дитя. Этими словами она выражала свое раздражение или желание поиздеваться. — Ты ничего от меня не скроешь.— Мы не хотим, чтобы на нас донесли, — сказала я.— Он-то в безопасности, — указала она пальцем на Бруно. — Если кто-нибудь попытается причинить ему вред, вся округа вооружится. Кроме того, ему достаточно сделать чудо.— Невинные младенцы были убиты, — возразила я.— Это детский разговор, — с важным видом произнес Бруно. — Если Кейт хочет донести, пусть доносит. Ее не выпустят на свободу, потому что она тоже говорила с нами, к тому же осведомителей редко выпускают на свободу.Кейт молчала, а он продолжал:— Королева проводит свои дни в молитвах и вышивании. Она делает великолепное покрывало на алтарь во славу Господа.— Вам могут нравиться святые, а мне они не нравятся, — сказала Кейт. — Они все старые и некрасивые, поэтому они и святые. , — Это не правда, — ответила я.— Не пытайся быть умной, глупое дитя. — Но она была задета, поэтому сказала, что мы должны возвратиться домой, а то нас хватятся и будут искать. И что будет, если нас найдут? Тогда они обнаружат дверь, и это перестанет быть тайной, а наши встречи прекратятся.Эта мысль привела всех нас в ужас.
Наступил май, были разосланы официальные объявления о предстоящей коронации. Королева Анна Болейн из Гринвича отправится в Тауэр, затем после кратковременного пребывания там поедет в Вестминстерское аббатство. Это будет зрелище, которое редко кто видел раньше.Кейт теряла терпение от нашего, как она выражалась, несветского образа жизни. «Предстоит коронация — это же важнее, чем свадьба», — говорила она. Множество народу соберется на улицах и на берегу реки, чтобы посмотреть на новую королеву, проплывающую мимо. А согласно мнению некоторых, это могли быть похороны!Я сказала, что из-за этой коронации уже было несколько похорон.— Теперь это не имеет значения. Я собираюсь увидеть коронацию.— Отец не захочет, — сказала я. Она прищурила глаза:— Это предательство не идти на коронацию женщины, которую избрал король.Предательство! Это слово все чаще приводило народ в трепет.В тот чудесный майский день, когда начинались торжества по поводу коронации Анны Болейн, Кейт пришла в орешник, где сидела я на своем любимом месте под деревом и читала. Глаза ее сияли от возбуждения.— Вставай, пойдем со мной, — сказала она.— Зачем? — недоуменно спросила я.— Не задавай вопросов. Пойдем.Я, как всегда, последовала за ней; окольным путем, через вишневый сад, она вывела меня к нашей пристани, где стояла барка, а в ней сидел сконфуженный Том Скиллен.— Том повезет нас к Гринвичу, — сказала Кейт.— А мой отец дал разрешение?Том хотел что-то сказать, но Кейт остановила его:— Нечего беспокоиться. Все в порядке. Никто не умеет лучше управлять лодкой, чем Том.Она пихнула меня в лодку, Том улыбнулся мне, все еще сконфуженно. Я подумала, что действительно все было в порядке, потому что Том Не стал бы никуда везти нас без разрешения отца.Он стал энергично грести, и мы поплыли вниз по реке; очень скоро я узнала причину возбужденного состояния Кейт. Мы направлялись к Гринвичу, и река все больше заполнялась судами. Я тоже пришла в волнение, увидев все это. Там была большая барка, в которой сидел лорд-мэр в малиновом, массивная золотая цепь украшала грудь; у всех приглашенных и представителей гильдий были свои лодки. Над рекой гремела музыка, с небольших лодок доносились разговоры и смех. Вдалеке слышны были выстрелы салюта.— Скоро мы увидим королеву, — прошептала Кейт. — Это начало коронационных торжеств.— Мы на самом деле увидим ее?— Поэтому мы и здесь, — ответила Кейт с преувеличенным терпением.И мы ее увидели. Благодаря искусной гребле Тома мы подплыли так близко к дворцу, что могли видеть, как новая королева в сопровождении красивых девушек садилась в свою барку. Она была одета в золотые одежды и выглядела необычайно привлекательной… не красивой, может быть, но более элегантной, чем все, кого я видела до сих пор; ее огромные темные глаза сияли, как драгоценности, украшающие ее.Кейт не могла отвести от нее глаз.— Говорят, она ведьма, — прошептала она.— Может быть, — ответила я.— Она — самая обворожительная женщина из всех, кого я видела! Если бы я была на ее месте…Кейт вскинула голову; я знала, что она воображала себя сидящей в той барке, направляющейся в Тауэр, где ее ожидает король.Барка королевы проплыла мимо; идущая рядом лодка неожиданно налетела на нас, и поднявшаяся волна окатила меня с головы до ног. Кейт расхохоталась.— Нам лучше вернуться, — нервно сказал Том.— Ну уж нет! — воскликнула Кейт.— Барка королевы уплыла.— Я скажу, когда нам возвращаться, — резко заметила Кейт.Я была удивлена, что Том ведет себя так смирно. Раньше я этого за ним не замечала.Но до Кейт, кажется, вдруг дошло, что без королевы все будет скучным, и она снизошла:— Ну, хорошо, теперь мы возвращаемся. Я дрожала, несмотря на теплую погоду.— Мы могли увидеть ее и с нашей пристани.— Мы не смогли бы увидеть королеву так близко, — ответила Кейт, — а я хотела увидеть ее вблизи.— Удивительно, как нам разрешили поехать, — заметила я.— Я разрешила, — резко ответила Кейт.— Ты хочешь сказать, что мои родители не знают, что мы на реке?Тому было не по себе.— Кто сказал, что Тому можно везти нас на лодке в такой день?— Я сказала. — Говоря это, Кейт смотрела на Тома. Меня удивило, что она имела такую власть над ним.
Когда мы вышли из лодки, матушка поспешила из дома; увидев мое промокшее платье, она подняла большой шум. Я дрожала! Где я была? На реке! В такой день! О чем думал Том? Том чесал затылок:— Видите ли, госпожа, — сказал он, — я думал, что ничего страшного…Матушка ничего не сказала, но меня быстренько увели в спальню, чтобы снять мокрую одежду и дать выпить поссета .Кейт пришла ко мне рассказать, что Тома допрашивали, но он только сказал, что молодые барышни хотели поехать и он подумал, что ничего плохого не случится, если он их покатает.— Разве ты не сказала им, что сама заставила Тома сделать это?— Значит, ты знаешь, что я заставила его?— Я не могла понять, почему он нас повез. Он же на самом деле не хотел.— Ты права, Дамаск. Он не хотел. Но он не посмел сделать иначе, когда я приказала.— Ты говоришь так, будто он — твоя собственность.— Вот чего я пожелала бы… владеть людьми. Я хотела бы быть королем или королевой, чтобы все боялись ослушаться меня.— Это говорит о дурном характере.— А кому нужны добренькие? Они что, командуют людьми? Заставляют ли они бояться себя?— Почему ты хочешь, чтобы тебя боялись?— Тогда они будут делать то, что я хочу.— Как бедный Том.— Как Том, — сказала Кейт. Она помолчала в нерешительности, но ей так не терпелось показать мне свой ум, что она выпалила:— Я слышала, как однажды утром он выходил из спальни Кезаи. Он не хотел бы, чтобы кто-нибудь узнал об этом, правда? И Кезая тоже. Так что, если они не хотят, чтобы я сказала кому-нибудь, пусть делают то, что говорю я.Я уставилась на нее в недоумении.— Я не верю, — сказала я.— Что они спят вместе или что я их раскрыла?— Ни тому, ни другому.— Ну и продолжай учить свою латынь и греческий Это все, что ты умеешь делать. Ничего ты не знаешь., вообще ничего. Я тебе вот еще что скажу Мы увидим коронацию. У нас будет окно на службе у твоего отца.— Отец не захочет, чтобы мы видели это.— О да, но он сделает. И я скажу тебе, почему Это я заставила его.— Не хочешь ли ты сказать мне, что и мой отец не смеет перечить тебе?— В этом не смеет. Видишь ли, я сказала: «Дядя, почему ты не хочешь, чтобы мы увидели коронацию? Потому что ты не веришь, что эта королева истинная»?»Вид у меня был абсолютно невинный., никто не мог бы лучше притворяться. Он побледнел, потому что вокруг были слуги. Понимаешь, я знала, что теперь он не посмеет не пустить нас, потому что если бы стало известно, что он не позволяет своей семье увидеть коронацию, люди решили бы, что он изменник и — Ты злая, Кейт.— Чтобы получить то, что хочешь, — ответила Кейт, — надо заставить, чтобы люди боялись не дать тебе этого.
Она была права. Мы видели, как процессия проходила по городу Отец и матушка взяли нас с собой, мы сидели у верхнего окна на его службе, выходящего на улицу, посыпанную гравием, как все улицы, идущие от Тауэра до Лондонских ворот перед зданием Темпла. Вдоль улицы шли ограды, чтобы лошади не причинили вреда людям, отец работал на Грейсчеч-стрит, и из окна было хорошо видно праздничное убранство домов из темно-красной ткани, бархата и золотой парчи.Что это было за зрелище! Собралась вся знать. Присутствовал французский посол в сопровождении слуг, одетых в голубой бархат, прибыли архиепископы, тогда впервые я увидела Кранмера, архиепископа Кентерберийского, у него был очень угрюмый вид. Были герцоги и графы, самые знатные люди государства и церкви. И, наконец, я увидела ту, на ком было сосредоточено внимание всех, — новую королеву. Она возлежала на паланкине, задрапированном золотой тканью, тисненной серебром; паланкин поддерживали две верховые лошади, которых вели ее лакеи. Королева была великолепна: черные длинные волосы ниспадали из-под украшенной рубинами шапочки и рассыпались по плечам, как шелковый капюшон. Ее платье и верхняя одежда были из серебряной ткани, отороченной горностаем. Она выглядела истинной владычицей, лежа в паланкине, четверо красивых мужчин держали над ней золотой балдахин.Я не могла забыть ее; думаю, и Кейт тоже. Она смотрела на королеву, будто в оцепенении, и я была уверена, что в мыслях своих она была той молодой женщиной в паланкине, направляющейся в Аббатство для коронации, это она была той женщиной, которой король пожелал оказать честь, и, чтобы добиться этого, многих людей отправили на плаху. На улице у фонтана, из которого вместо обычной воды било вино, показывали великолепные мистерии, но я знала: после того, как прошел королевский кортеж, Кейт уже ничего больше не интересовало.Служащие моего отца присоединились к нам, чтобы подкрепиться, и там я впервые увидела Саймона Кейсмана — ему тогда было двадцать с небольшим.Отец представил:— Дамаск, это Саймон Кейсман, он скоро будет жить у нас. Он учится на юриста и немного поживет с нами.Раньше у нас уже жил молодой человек, но он не произвел на меня никакого впечатления, и я почти не замечала его. Он, кажется, жил у нас года три. Я была еще очень маленькой. Это было в порядке вещей: люди, занимающие такое положение, как мой отец, обычно брали к себе в семью тех, чьими наставниками они были.Саймон Кейсман поклонился. Потом Кейт вышла вперед. Кейт всегда стремилась произвести впечатление, и я увидела, что ей это удается. Я не могла определить, какое впечатление на меня произвел Саймон Кейсман. В одном я была уверена — он отличался от того молодого человека, чьего имени я даже не помнила.Саймон Кейсман спросил Кейт, каково ее впечатление от процессии, и она выразила свой восторг по этому поводу. Я заметила, что отец был каким-то грустным, поэтому сама я не стала очень уж восхищаться, хотя так же, как и Кейт, была в восторге от сверкающего зрелища.Надо было подождать, пока толпы схлынут и мы сможем дойти до нашей барки. Отец по-прежнему был печален и молчалив.Когда мы пришли домой, я сказала Кейт:— Интересно, о чем думала королева лежа там, в паланкине?— О чем она могла думать, кроме своей короны и власти, которую она принесет ей?
В сентябре того же года везде царило большое оживление, так как новая королева должна была разрешиться от бремени. Все ждали мальчика. Король пытался заставить народ поверить в то, что это и есть единственная причина, заставившая его взять другую жену. В конце концов, королева Екатерина уже родила ему дочь, леди Марию.— Будет большая радость, — сказал мне отец во время одной из наших прогулок к берегу реки, — но если королеве не удастся…— Отец, она родит сына. И тогда мы все будем танцевать в большом зале. Придут актеры, будут звонить колокола, будет салют.— Дорогое мое дитя, — сказал он, — будем молиться, чтобы так оно и вышло.Я была тронута тем, что он, чьи симпатии были на стороне бедной королевы Екатерины, мог теперь жалеть королеву Анну Болейн.— Бедняжка, — сказал он.— Многие пострадали из-за нее, отец, — ответила я.— Да, конечно, — грустно заметил он. — Многие потеряли головы из-за нее. Кто знает, может быть, она очутится в подобном положении?— Но она же возлюбленная короля.— Другие тоже были, дитя мое, и что сталось с ними, когда король перестал любить их? Многие уже покоятся в своих могилах. Когда придет мое время, я бы хотел лежать на кладбище Аббатства. Я говорил об этом с братом Иоаном. Он считает, что это можно устроить.— Отец, я запрещаю тебе говорить о смерти! И все это началось с разговора о рождении! Он печально улыбнулся:— Есть связь, дорогое дитя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49