Люди стали задумываться о том, что за чудовище сидит на троне. Теперь это был уже не красивый золотоволосый юноша, который тридцатью годами раньше был так романтически влюблен в свою первую жену-испанку, а тучный обрюзгший мужчина с багровым лицом, плотно сжатым ртом, с глазами-щелочками и гноящимися язвами на ноге. Когда король ехал по Лондону, люди опускали глаза, но, тем не менее, кричали: «Долгих лет королю!».Они знали, что, каким бы он ни был, он их всемогущий покровитель.Мой ребенок должен был появиться на свет в июне. Чем больше становился мой живот, тем сильнее меня охватывало нетерпение. Один из работников, который, как я подозревала, в прежние времена помогал брату Амброузу, разбил для меня за домом аббата маленький садик. Матушка давала советы по уходу за ним и посылала растения. Я все больше и больше привязывалась к своему садику. Я любила сидеть в нем с шитьем и наблюдать за игрой Хани. Ей было уже больше двух лет, и она стала очаровательным ребенком. Я рассказала ей, что скоро у нее будет братик или сестричка, и она постоянно спрашивала, когда же он появится.Каждый раз, когда я встречалась с матушкой, она обязательно что-то советовала мне. Она стала часто навещать Аббатство. Мне хотелось знать, заметила ли она, что некоторые наши работники раньше были монахами, и рассказала ли она об этом Саймону. Я помнила о книге, которую видела в ее комнате. Если Саймон увлекался новой религией, то он мог навредить нам. Кроме того, я чувствовала, что он не простит мне отказа выйти за него замуж и того, что у меня есть Аббатство и Бруно. Но поскольку Саймон сам нарушал королевские законы, то был вынужден вести себя очень осторожно.Однако матушка ничего странного не замечала. Ее интересовало только, как я ношу ребенка, и она настаивала на том, чтобы при первых признаках приближающихся родов я отправила посыльного в Кейсман-корт. Она тотчас же пошлет за повитухой и придет сама. Дело было только в том, не ошиблись ли мы при вычислении сроков. Если мы посчитали правильно, то повитуха будет в Аббатстве за несколько дней до предполагаемого события.Стоял апрель — до появления на свет моего малыша было еще два месяца, когда я почувствовала, что Бруно изменился. Он стал рассеянным. Иногда я говорила с ним, а он не отвечал.Я спросила его:— Бруно, вся эта перестройка, должно быть, стоит очень много денег. Может быть, ты обеспокоен расходами?Он удивленно посмотрел на меня:— С чего ты взяла?— Ты выглядишь озабоченным. Он нахмурился:— Возможно, я беспокоюсь из-за тебя.— Из-за меня? Но я чувствую себя хорошо.— Нелегко носить ребенка.— Тебе не следует бояться. Все будет хорошо.— Я буду рад, когда родится наш сын — Мне страшно, когда ты так говоришь: «Наш сын». А что, если у нас будет дочь?— Мой первенец должен быть сыном. Так и будет! — сказал он с пророческим видом. Я поверила ему.Время от времени Бруно удавалось убедить меня в том, что он обладает особым знанием.Я улыбнулась, чтобы угодить ему. Будет ли ребенок сыном или дочкой, я все равно буду любить его. Но если Бруно так страстно хочет сына, что же, я тоже буду надеяться на это.— Я рада, что не надо беспокоиться о деньгах. Ты, должно быть, очень богат. Я знаю, что поместье пока не дает больших доходов.— Я прошу, Дамаск, предоставь это мне.— Мне не следует тревожиться, но, возможно, нам следует отложить строительство некоторых из этих зданий до тех пор, пока ферма и мельница не начнут приносить доходы.Он рассмеялся и глаза его засверкали фанатичным блеском.— Не сомневайся, я сделаю все, что наметил. Он подошел и поцеловал меня в лоб.— Что касается тебя, то все, чего я хочу, — это сына.— Потерпи немного, — ответила я.Несколько ночей спустя я неожиданно проснулась и обнаружила, что Бруно нет рядом.Было уже за полночь, и я подумала, не пошел ли он в скрипторий. Он часто бывал там с Валерианом. Я решила, что он может просматривать там счета. В голове у меня глубоко засела мысль, что он беспокоится из-за денег.Я встала с постели и тихонько прошла в комнату Хани. Она мирно спала. Тогда я вернулась в нашу общую с Бруно спальню и, подойдя к окну, выглянула наружу. В скрипторий света не было, значит, Бруно там нет.Я устроилась на сиденье у окна и стала смотреть на крытые аркады, на серые стены, на всю ту часть Аббатства, которую могла разглядеть. Я подумала о том, не сидел ли здесь, на этом самом месте, в бессонные ночи старый аббат, глядя на свои владения.Я взглянула на высокую церковь. За ней был виден первый из рыбных прудов. Серебряный лунный свет падал на воду.Ребенок шевельнулся во мне, и я обрадованно положила на живот руку, успокаивая его.— Теперь скоро; мой маленький, — прошептала я, и не было еще ребенка, которого ждали бы с такой радостью.Я мечтала о ребенке, но отказывалась думать о нем как о мальчике, хотя знала, что Бруно ждет именно сына. В нашем доме не было никого, кто бы с благоговейным страхом и почтением не ждал появления моего ребенка. Я хорошо понимала, что чувствовала королева Анна Болейн, когда носила свое дитя. Для нее было так важно родить именно мальчика. Мне хотелось знать, что она почувствовала, когда родилась дочка, — Елизавета. И позже, когда она разрешилась мертвым мальчиком!Неожиданно мои размышления были прерваны. В лунном свете я ясно видела фигуру, пересекавшую луг. Капюшон на голове скрывал лицо. Это был призрак, который я видела, навещая могилу отца.Я встала, держа руки на животе, как будто для того, чтобы успокоить ребенка. Фигура двигалась от подземных галерей в сторону скриптория.Неожиданно она повернулась и посмотрела на монастырские спальни. В это время капюшон упал с головы, и я увидела лицо Бруно.Он торопливо накинул капюшон и направился к скрипторию. Вскоре я увидела там свет.Я вернулась в постель. Я была озадачена. Я бы поняла, если бы он посреди ночи отправился в скрипторий, чтобы что-нибудь уточнить. Но откуда он шел и почему был одет, как монах? Теперь я была уверена, что Бруно и есть тот призрак, который, по общему мнению, обитает в Аббатстве.Я лежала в постели, размышляя. Должно быть, я заснула, потому что, когда я проснулась, пора было вставать и Бруно был рядом со мною.Я приняла неожиданное решение ничего не говорить Бруно о том, что я видела, и само это указывало, что отношения между нами изменились.Менее чем через неделю Бруно вошел в мою гостиную, где я читала Хани, и сказал, что должен кое-что сообщить.— Дамаск, я должен на короткое время уехать.— Уехать? — воскликнула я. — Но куда?— Мне нужно съездить на континент.— Зачем?Легкое раздражение исказило его лицо.— По делу.— По делу Аббатства?— Ты же понимаешь, что чем быстрее мы переустроим Аббатство, тем лучше, — назидательно сказал Бруно.— Я заметила, — отвечала я, — что с каждым днем оно все больше походит на прежнюю общину.— Что ты знаешь о прежней общине, Дамаск? Ты здесь никогда не была. Ты видела все только снаружи.— Здесь есть несколько старых монахов, — ответила я, — и они смотрят на тебя как на нового аббата.— Они смотрят на меня как на своего хозяина, коим я и являюсь. Я дал этим людям работу, как дал бы ее любому.— Разница в том, что они работали здесь и раньше. Они возделывали землю, пекли хлеб и ловили рыбу… и жили своей уединенной жизнью. В чем отличие между тем, что они делают теперь, и тем, что они делали раньше?— Разница значительна, — ответил Бруно чуточку нетерпеливо. — Тогда здесь был монашеский орден, нечто такое, о чем ты не имеешь никакого понятия. Теперь здесь помещичий дом. У него есть монастырские черты, потому что прежде здесь было Аббатство. Я очень прошу тебя не вмешиваться в то, что тебя не касается.— Я всегда говорю то, что думаю, и буду это делать и дальше, — Я разволновалась и беспокоилась о том, что это может быть плохо для ребенка, поэтому робко продолжила:— Ты сказал мне, что собираешься за границу.— Да, и я не знаю, сколько буду отсутствовать. Может быть, несколько недель, может быть, больше.— Куда ты едешь, Бруно?— Во Францию, возможно, во Фландрию. Тебе не о чем беспокоиться. У нас полно слуг.— За себя я не беспокоюсь, — ответила я. — Речь не об этом. Зачем ты едешь?— Есть дела, которыми я должен заняться.— Дела Аббатства?Моя настойчивость явно вызывала у него раздражение.— Моя дорогая Дамаск, приведение усадьбы в порядок — дело дорогостоящее. Если мы хотим его продолжить, мы должны подумать о прибыли. Например, есть корнеплоды, широко известные на континенте, очень вкусные и полезные. Они называются морковь и турнепс. Я узнаю, как их выращивать, и, возможно, привезу немного с собой. В Голландии выращивают хмель для производства пива. Для того чтобы разобраться со всем этим, мне надо поехать самому на континент.Это казалось разумным, но я вспомнила о его ночной прогулке и задумалась о том, зачем ему понадобилось рядиться в одежды монаха. Должно быть, он хотел, чтобы его приняли за безликий призрак. Это означало, что он не только не хотел быть узнанным теми, кто его увидит, но и хотел напугать увидевших его.Я была заинтригована. Если бы со мной не было Хани, я бы не смогла сдержать свое любопытство и попросила объяснений. Но момент был неподходящим.Позже я размышляла об этом. Чем больше я узнавала Бруно, тем яснее понимала, что не знаю его. Временами он казался мне незнакомым человеком. Он дал понять, что его возмущает мое любопытство, и отношения между нами ухудшались.Через несколько дней он уехал.В один из дней во время отсутствия Бруно в Аббатство приехал Руперт. Я позвала слугу взять у него лошадь, провела Руперта в комнату на верхнем этаже и послала за вином. Вошла Хани. Руперт подхватил ее и покачал на руках. Они тотчас же подружились.— Все ли хорошо? — обеспокоенно спросил он меня. Я ответила, что все в порядке. Он отведал приготовленного Юджином вина и сказал, что оно отличное. Я рассказала ему, что Юджин поступил к нам на службу после того, как покинул Кейсман-корт.— Ну вот, как будто Аббатство возродилось, — сказал Руперт.— Все совсем по-иному, — быстро возразила я. — Это просто поместье, но, поскольку у нас много зданий и много земель, мы должны их использовать. Мы собираемся привести в порядок ферму. Нам это действительно необходимо, потому что мы хотим, чтобы имение приносило доход.Руперт выразил желание объехать наши земли, и я ответила, что буду сопровождать его.Я поинтересовалась, как его успехи, и он рассказал мне, что доволен своим владением. У него милый, хотя и небольшой дом. Все это подарил ему муж его сестры, которая, скорее всего, и выпросила ему это поместье.— Конечно, усадьба не такая большая, как Кейсман-корт или аббатство Святого Бруно, но она хорошо мне служит.Он задумчиво посмотрел на меня, и я весело сказала:— Руперт, тебе следует жениться.— Я не против, — ответил он.— У тебя хорошие слуги?— Конечно. Они мне преданы.— Тогда, вероятно, это не так срочно. Но ты ведь хотел бы иметь детей. Из тебя получился бы хороший отец… и хороший муж тоже, я в этом не сомневаюсь.— Я думаю, — ответил он, пристально глядя на меня, — что я до конца своей жизни останусь холостяком.Я не могла встретиться с ним взглядом. Я понимала, что он намекает на то, что, поскольку я отклонила его предложение, он не женится ни на ком другом.Он изменит свое решение, пообещала я себе. Когда он станет старше, то женится. Я хотела этого. Мне очень нравился Руперт, а поскольку мне предстояло счастье иметь своих детей, я хотела, чтобы и он познал его.После того как он отведал испеченного Клементом пирога с пижмой, я взобралась на лошадь и мы вместе поехали осматривать земли нашего поместья.— В Аббатстве всюду хорошая земля, — сказал Руперт, — через несколько лет ваше имение будет процветать.Я рассказала ему, что Бруно отправился на континент за столовыми корнеплодами, которые можно выращивать в Англии. Он тоже слышал о них и сказал, что надеется развести их у себя. Теперь англичане наслаждаются блюдом под названием «салат», которое популярно на континенте уже несколько лет. Королева Екатерина Арагонская очень любила салаты и всегда посылала за овощами для них в Голландию. Теперь мы сможем выращивать их здесь, и если следующая жена короля полюбит салат, то приготовить его можно будет из овощей, выращенных на английских огородах.Когда мы убедились, что нас не могут подслушать, Руперт подъехал поближе ко мне и тихо произнес:— Я немного обеспокоен, Дамаск.— Что так? — спросила я.— Это все из-за того, что сказал Саймон Кейсман.— Я всегда не доверяла ему. Что он сказал?— Он зовет твоего мужа аббатом и говорит, что между нынешним Аббатством и тем, что было десять лет назад, разница небольшая.— Что он имеет в виду?— Как я понимаю, некоторые монахи вернулись.— Они работают на ферме, на мельнице и по хозяйству.— Это может быть опасно, Дамаск.— Мы не делаем ничего противозаконного.— Я уверен, что не делаете, но из-за того, что некоторые монахи вернулись и работают здесь, пошли слухи.— Но мы не делаем ничего дурного, — настаивала я.— Вы должны не только придерживаться королевских законов, но все в округе должны знать, что вы их соблюдаете. Мне не нравится то, что говорит Саймон Кейсман.— Он зол, потому что сам хотел получить Аббатство.— Дамаск, в любое время, когда я тебе понадоблюсь, я буду рядом.— Спасибо, Руперт. Ты всегда был добр ко мне. После его отъезда я продолжала думать о нем. Если бы я любила его, а не Бруно, жизнь могла бы быть много проще. Но зачастую мы поступаем неблагоразумно, ведь любовь и благоразумие не сочетаются.— Я не жалею, — уверяла я себя. Но мне было приятно знать, что у меня есть верный друг.Наконец-то наступил июнь. Бруно вернулся с континента. Он не много рассказывал о своей поездке, а я оказалась не слишком любопытной, так как приближались роды.Матушка приходила почти каждый день. Когда она была удовлетворена моим состоянием и у нее не было никаких причин для беспокойства, она обращала свое внимание на маленький садик, который устроил для меня Джеймс. Ему было лет тридцать. Я никогда не спрашивала, был ли он монахом или мирянином, работавшим в общине. Я чувствовала, что лучше не проявлять любопытства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49