– Я никогда не думал, что ты согласишься это сделать. Тем более после всех моих дурацких историй в прошлом…
– Забудь об этом, – оборвал его Филипп, не желая вспоминать многочисленные неприятные ситуации, в которые попадал Лоренс за долгие годы. – Считай возвращение домой началом с чистой страницы, а для этого что может быть лучше, чем благотворительная деятельность семьи? Приходи завтра в «Хоторн шиппинг» к моему секретарю мистеру Фортескью. Я дам ему указание подготовить досье всех благотворительных мероприятий, спонсируемых нами в этом светском сезоне. Первым в списке, конечно, значится майский бал, средства от которого пойдут на лондонские сиротские дома.
– Я завтра же схожу к мистеру Фортескью.
– Отлично. А теперь, поскольку времени уже седьмой час, нам лучше переодеться к ужину.
– Ты прав. – Лоренс направился к двери, но остановился. – Послушай, Филипп. Значит, завтра с самого утра ты поговоришь с Гейнсборо, не так ли?
– Поговорю с Гейнсборо? – переспросил Филипп, делая вид, что не понимает, о чем идет речь. Он подошел к камину и, взяв кочергу, стал шевелить горячие угли. – О чем?
– О Марии, конечно! Разве не он по-прежнему управляет делами в «Миллбери»?
– Да. Но я обычно предоставляю ему полную свободу действий в вопросах, касающихся арендаторов, – сказал Филипп. – Хотя бывают исключения, потому что, когда речь шла о выселении одного конкретного арендатора, он действовал в приказном порядке. – При этой мысли в нем, кажется, заговорила совесть, но он усилием воли заставил ее замолчать.
– И все же, – сказал Лоренс, вторгаясь в его размышления, – в данном случае ты должен вмешаться. Гейнсборо почему-то пришло в голову, что у Марии плохая репутация, ты обязан поправить его и позаботиться о том, чтобы Мария осталась.
Филипп вздохнул, понимая, что придется сказать правду. Положив на место кочергу, он повернулся:
– Я едва ли могу позволить ей остаться, поскольку инициатором ее выселения был я.
– Что? – воскликнул Лоренс. – Ты знал об этом? Ты решил ее выселить?
– Да. – Филипп сложил руки и, прислонившись спиной к каминной полке, встретился взглядом с братом. – Очевидно, она не сказала тебе о моей роли в этой истории.
– Разве она скажет? Мария не из болтливых, и ты это знаешь. – Сбитый с толку Лоренс наморщил лоб. – Но зачем, скажи на милость, потребовалось тебе ее выселять? Тем более на основе ее якобы плохой репутации? Зачем ты решил сделать с ней такое?
– И ты еще спрашиваешь меня об этом после всего, что произошло между вами?
– Ты имеешь в виду, когда мы задумали сбежать в Гретна-Грин, а ты остановил нас? – Лоренс с удивлением рассмеялся. – Значит, в этом все дело? Но все это было так давно! Мы были тогда молодые и глупые и сейчас, оглядываясь назад, я понимаю, что ты был абсолютно прав, когда вмешался. Но какое значение имеет это теперь?
Филиппу вспомнилось, как совсем недавно Лоренс держал за руку Марию, и понял, что это имеет немалое значение. Он любил брата, но отлично знал его слабости. Хорошенькие девушки, особенно попавшие в беду, могут сделать с ним все, что захотят. А Мария умела играть роль маленькой женщины, попавшей в беду, очень убедительно. И нечего ему придираться к ее стратегии, потому что, судя по всему, она действовала успешно.
– Она совсем одна в целом мире, – напомнил ему Лоренс и нахмурился. – Как ты можешь быть таким бессердечным?
– Я не бессердечный, – обиделся Филипп, услышав такое обвинение.
– Нет, бессердечный. Видел бы ты ее лицо, когда она рассказывала мне об этой булочной. Она была такой счастливой. Она вся светилась, словно свечка. А ты намерен вышвырнуть ее вон. Это жестоко, Филипп, и я не могу позволить тебе сделать это. Ты знаешь, что однажды я ее предал, я не сделаю этого еще раз. И тебе тоже не позволю это сделать. Эта булочная значит для нее все.
– Я не запрещаю ей иметь эту проклятую булочную! – заорал в ответ Филипп, ощутив неожиданно желание оправдаться. – Просто я не хочу, чтобы ее булочная была на той улице, где живем мы.
– И все это из-за глупой истории с побегом, – продолжал Лоренс, игнорируя все сказанное Филиппом. – Я никогда не знал, что в твоем характере есть такая черта.
– Не понимаю, что ты имеешь в виду, – теряя терпение, сказал Филипп.
– Я никогда не думал, что ты можешь быть мстительным.
– Дело совсем не в мстительности. Дело в том…
«Дело в том, что ты становишься полным болваном, как только на горизонте появляется хорошенькое маленькое создание в юбке».
Слова эти были готовы сорваться с языка, но он заставил себя придержать язык. Не станет он говорить обидные вещи человеку, которого любит больше всех на свете. Он стиснул зубы и отвернулся к зеркалу, делая вид, что поправляет галстук.
– Дело совсем не в мстительности.
– Тогда в чем? В том, что ты мне не доверяешь?
Филипп не ответил, и Лоренс пересек комнату и остановился рядом с ним.
– В этом дело, не так ли? Ты мне не доверяешь. Значит, ты не веришь, что я буду вести себя так, как положено джентльмену.
– Нет, – возразил Филипп. – Я не уверен, что она будет вести себя как леди.
– Иногда я совсем не понимаю тебя, Филипп. Ведь мы говорим о Марии. Она не какая-нибудь нахальная интриганка, которая ждет счастливого случая.
– Ты так думаешь? – спросил Филипп, встретившись с братом взглядом в зеркале.
– Да нет же, пропади все пропадом, и ты это знаешь не хуже, чем я. Мы знали ее почти всю жизнь. В детстве мы играли вместе. Мы проводили много времени в кухне ее отца, помнишь? Ты учил ее играть в шахматы. Я учил ее танцевать. Мы помогали ей научиться французскому языку. Ты показал ей, как следует правильно замахиваться крикетной битой. Не верю, что ты все это забыл.
Филиппу вспомнилась маленькая девочка с белокурыми косичками, которая не умела отбить крикетной битой мяч, чтобы защитить себя. Она стояла на лужайке, сердито смотрела на хохотавших над ней ребятишек и делала вид, что ей наплевать на их смех. Он также вспомнил тот момент, когда ей впервые удалось отбить мяч и она одарила его лучезарной улыбкой за то, что показал ей, как это делается.
– Это было очень давно, – сказал он и вновь принялся поправлять свой галстук. – Когда мы были детьми, все было по-другому.
Лоренс даже не обратил внимания на его слова.
– А помнишь, как мы устроили спектакль для ее отца и других слуг? Вот было весело! Мы поставили тогда пьесу о пиратах. Она сделала повязку на глаз, надела на голову шлем и пела о генерал-майоре. Ты тогда аккомпанировал ей на фортепьяно, но так хохотал, что свалился с табурета.
– Да, я это помню, но…
– А когда тебе исполнилось двенадцать и у тебя была инфлюэнца? Отец тогда находился в Кейн-Холле и приказал не баловать тебя, как девчонку. Кто тогда бегал к тебе в детскую из кухни с бульоном, тостами и чаем?
– Ради Бога, Лоренс… – пробормотал Филипп.
– Она была тогда совсем крошка, но таскала эти тяжелые подносы четыре марша вверх по лестнице три раза в день, хотя ее могли сурово наказать за это. Она делала это ради тебя. И как ты отплатил ей? Ты ее оклеветал и вышвырнул на улицу! Это недостойно тебя, Филипп, джентльмены так не поступают…
– Ладно! – заорал Филипп, выведенный из себя всеми этими обвинениями. – Пусть остается!
Лоренс хлопнул его по спине:
– Вот это разумное решение. Пойду скажу ей.
– Нет, – остановил его Филипп. – Это должен сделать я. Вот переоденусь и схожу к ней. Тебе тоже следует переодеться. Если только, конечно, не хочешь появиться в «Савое» во фланелевом костюме.
Его брат взглянул на свой желтовато-коричневый пиджак и такие же брюки.
– Наверное, следует переодеться, – усмехнулся он. – Меня просто туда не пустят. Вот была бы сенсация!
– Это также произвело бы большое впечатление на Синтию, только не то, на которое мужчине хочется надеяться. Нам следует поторапливаться, если не хотим опоздать.
– Разве опоздание – смертный грех? – спросил Лоренс и, не получив ответа, изобразил тяжелый вздох. – Я хотел было тебя поддразнить, но ты, как всегда, невозмутим. Ладно, я тебя прощаю, поскольку ты согласился восстановить справедливость по отношению к Марии, – сказал Лоренс и, сунув руки в карманы, вышел из комнаты.
Ловко этой девчонке удается вить веревки из Лоренса, подумал Филипп. Но через Лоренса она своего добилась. Так, может быть, это из него ловко вьют веревки?
Мария вернулась в магазин через служебный вход. Бросив ключи на ближайшую к двери длинную деревянную конторку, она сняла шляпку и перчатки и заметила комок теста, оставленный на рабочем столе. Она решила убрать грязь, а потом приступить к упаковке вещей.
Она надеялась сначала, что Лоренсу удастся убедить брата не выселять ее, но после того как она увидела выражение лица Филиппа в гостиной, надежда на то, что ее план увенчается успехом, исчезла. Филипп в отличие от Лоренса не был добрым и отзывчивым, и демонстрация женской беспомощности на него не производила впечатления.
Ну что ж, она играла и проиграла. Мария положила перчатки рядом с ключом, повесила шляпку на крючок в стене возле двери и пересекла кухню. Соскоблив с посыпанной мукой поверхности рабочего стола комок теста, она отнесла его в судомойню вместе с испачканным краской фартуком. Выбросив все это в мусорное ведро, она надела свежий фартук и, взяв метелку и совок, стала сметать с поверхности остатки муки, но вдруг остановилась, оперевшись спиной на конторку.
«Все-таки все это крайне несправедливо, – подумала она, окинув взглядом поблескивающие медные кастрюли, расставленные на полке. – Чертовски несправедливо».
Она постаралась прогнать из головы эту мысль. Нет смысла жаловаться на несправедливости жизни. Не надо опускать руки. Она опять начнет искать и найдет новую кухню.
Но едва успела она вновь приняться за работу, как ее внимание привлекло какое-то движение за окном. Она испуганно напряглась, заметив, что показались длинные мужские ноги в идеально отглаженных черных брюках.
Мария сердито взглянула на открывшуюся дверь. На пороге появился Филипп.
– Что ты еще хочешь? Или ты пришел, чтобы помочь мне упаковывать вещи?
У него дрогнули губы, но он не улыбнулся.
– Боюсь, что я пришел не за этим.
– Разумеется, ведь ты мог бы измять безупречный вечерний костюм.
– Причина не в этом, хотя я с радостью измял бы все мои костюмы, лишь бы ускорить твой отъезд.
– Какое милое признание, – фыркнула она. – Ну если ты пришел не для того, чтобы помочь мне упаковывать вещи, то зачем ты здесь? Чтобы позлорадствовать?
– Едва ли. Это было бы не по-джентльменски.
– А клеветать на женщину, чтобы выселить ее, ты считаешь поступком, достойным джентльмена?
– Нет, – сказал он и отвел взгляд в сторону. – Не считаю.
Мария поморгала, услышав это признание, но не успела ответить, потому что он продолжил:
– На это мне всего несколько минут назад указал брат, – сказал он и, чуть помедлив, добавил: – К большому моему сожалению.
Мало что в жизни могло доставить большее удовлетворение, подумала Мария, чем вид выбитого из колеи Филиппа, но она не позволила себе насладиться этим зрелищем в полной мере, так как чувствовала, что это еще не все.
– Значит, ты явился сюда… позволь догадаться. Ты пришел, чтобы попросить прощения?
– Ну уж нет! – Он вздернул подбородок. – Я пришел, чтобы обсудить условия перемирия.
– Перемирия? – повторила она, и у нее вновь ожила надежда. Возможно, ей все-таки не потребуется искать упаковочные коробки? – Какого рода перемирия?
Он вошел в кухню, закрыл за собой дверь и остановился по другую сторону рабочего стола.
– Когда ты арендовала это помещение, ты знала уже, что Лоренс живет здесь? – спросил он, сверля взглядом ее лицо. – Только говори правду.
– Ты самый напыщенный, самонадеянный…
– Да или нет?
Мария сложила на груди руки и сердито смотрела на него, не желая сказать что-нибудь такое, что ослабило бы ее позицию. Но она знала его холодный, оценивающий взгляд, который не упускал ничего, и понимала, что лгать бесполезно.
– С тобой я столкнулась на прошлой неделе по чистой случайности, – сказала она. – А когда ты сказал мне, что живешь здесь, для меня это было полной неожиданностью. Я не знала также, что Лоренс живет вместе с тобой. По правде говоря, я не знала даже, что он вернулся из Америки.
– Все газеты писали о модернизации моей резиденции и о возвращении Лоренса из Нью-Йорка. Как же ты могла не знать об этом?
– Это у вас есть время бездельничать целыми днями, почитывая газетки, а я не могу себе этого позволить. О том, что Лоренс в Лондоне, я узнала лишь через несколько часов после того, как увидела тебя. Мне об этом сказала герцогиня Сен-Сир, моя самая близкая подруга.
Судя по всему, то, что ее лучшей подругой является герцогиня, на него не произвело должного впечатления. Он прищурился:
– Полагаю, что, когда ты об этом узнала, тебе и в голову не пришло арендовать помещение где-нибудь в другом месте?
– И отдать первоклассную витрину на Пиккадилли? Ты спятил?
– Значит, ты твердо решила обосноваться здесь? И открыть булочную?
– Кондитерскую, – поправила его она. – Я предполагаю, что это будет что-то вроде парижского кафе.
– Ладно. Допускаю, что встреча со мной была чистой случайностью. Но встреча с Лоренсом? Ты будешь утверждать, что столкнулась с ним на том же самом углу тоже по чистой случайности?
– Мне пришлось это сделать. Ты не оставил мне выбора! Долгие месяцы я искала подходящий дом для моей кондитерской. Увидев это место, я поняла, что мои поиски закончились. Я не хотела позволить тебе запретить мне заполучить его.
– Поэтому ты предпочла нарушить наше соглашение.
При этих словах у нее кончилось терпение.
– Да, черт возьми, я его нарушила! – задиристо выпалила она. – И пусть хоть сам дьявол будет моим соседом, мне на это наплевать! Я не собиралась позволить отобрать у меня лучшую кухню в Лондоне из-за какого-то обещания, которое дала, когда была глупенькой девчонкой с разбитым сердцем! Это бизнес, Филипп. Этим я обеспечиваю себе средства к существованию!
Тяжело дыша, она глядела на него.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32