Он снова мысленно вернулся к событиям прошлого.
Странно, подумал он, закрывая глаза, что все происходившее в тот день в Кейн-Холле помнится ему словно в тумане, кроме нескольких моментов наедине с ней в его кабинете. Он почти не помнил разговора с Лоренсом, хотя в мельчайших подробностях помнит разговор с ней. Помнит, как она стояла в кабинете, и ее волосы так ярко блестели под лучами летнего солнца, падающими из окна, что он поморгал глазами. Помнил слезы, покатившиеся по ее лицу, когда он сказал о решении Лоренса расстаться с ней. Помнил свой голос, намеренно холодный и безразличный, чтобы скрыть бушевавшую в нем ярость, когда он заставлял ее дать то фатальное обещание. Помнит ее дрожащую руку, которой она взяла банковский чек из его протянутой руки.
Неимоверным усилием воли он прогнал из головы картины прошлого и, открыв глаза, обнаружил, что она все еще стоит на набережной. Его рука потянулась к ней, как будто для того, чтобы прикоснуться к ее лицу, но пальцы наткнулись на холодное оконное стекло. Черт возьми, почему она стоит там под дождем без плаща и зонта? Неужели у нее нет ни капли здравого смысла? Ему хотелось спуститься вниз и втащить ее в дом, где тепло и сухо, но он не мог этого сделать. И не сделает. Куда она идет и что она делает, его не касается.
Приложив ладони к оконному стеклу, он закрыл глаза, представив себе, что он прикасается к ее теплой, шелковистой коже, и на несколько коротких мгновений позволив фантазии овладеть собой.
На сей раз, когда он открыл глаза, она уже ушла. Он отвернулся от окна, напомнив себе, что эта фантазия никогда не станет реальностью.
Как и обещал Филипп, на следующий день Мария получила папку отпечатанных на машинке бумаг с подробностями, касающимися предстоящего бала, и перечень других благотворительных мероприятий, для которых она будет исполнять работу кондитера. Кроме майского бала, там были перечислены еще один бал такого же масштаба в конце сезона, а также обед, котильон и барбекю на открытом воздухе. Мистер Фортескью указал также дату и время каждого мероприятия, но забыл упомянуть, когда Филипп желает встретиться с ней, чтобы обсудить дальнейшие подробности.
Она послала одну из своих служанок в соседний дом с запиской, где просила как можно скорее назначить встречу для утверждения выбранных ею десертов для майского бала и обсуждения требуемых количеств. На следующее утро она получила через его секретаря ответ, в котором говорилось, что он целиком и полностью полагается на ее выбор. Ей было сказано, что милорд полностью доверяет ее суждению и что в личной встрече для этой цели нет необходимости.
«Полная свобода действий – это великолепно», – подумала Мария, но Филипп такой требовательный, что ей хотелось бы поточнее знать, что именно он ожидает. Ей нужна была дополнительная информация: тематика мероприятия, какие именно блюда будут подаваться и в какую сумму следует уложиться. Она отправила ему еще одну записку, где попросила дальнейших указаний.
На сей раз ответ ей принес лакей по поручению месье Бушара, шеф-повара милорда, который сообщал ей, что будет рад обсудить меню с мадемуазель Мартингейл и ждет ее у себя в кухне завтра, в половине девятого утра.
Было совершенно ясно, что Филипп хотел по возможности не иметь с ней дела и перекладывал общение с ней на плечи персонала. Ее это, конечно, устраивало. Пока она не познакомилась с месье Бушаром, после чего все превратилось в сущий ад.
Шеф-повар, коренастый, лысеющий мужчина небольшого росточка с чудовищных размеров черными усами и еще более чудовищным мнением о собственном кулинарном гении, был бы рад воспользоваться помощью мадемуазель в подготовительной работе. Он был уверен, что самая заурядная английская девушка сможет приготовить приличное пирожное или приемлемый пирог с капустой – черт побери! – но что касается остального, это придется делать ему лично.
Посмотрев на самодовольную ухмылку месье Бушара, Мария, возможно, в тысячный раз подумала, почему, интересно, главные повара всегда преисполнены восторга перед собственной гениальностью.
– Значит, это все, что мне нужно будет делать, месье? Делать бисквитные коржи и сдобные булочки?
Он одарил ее лучезарной улыбкой, как наставник сообразительную ученицу.
– Можно еще выпекать длинные батоны хлеба, мадемуазель. И готовить хлебную и бисквитную крошку. И, когда это мне потребуется, присылать ее сюда. Уж будьте уверены, что я использую ее для создания самых изысканных десертов, какие только можно вообразить.
Иными словами, она будет делать всю черную работу, а он получать похвалы.
– Так дело не пойдет, – сказала Мария с самой очаровательной улыбкой. – Вижу, что вас не ознакомили с условиями, так что позвольте мне сделать это. Милорд назначил меня кондитером для этого бала, и именно я буду готовить десерты, месье. – Улыбка исчезла с ее лица. – Все до одного.
– Вы? – Он окинул ее взглядом с ног до головы и расхохотался. Он огляделся вокруг, и члены его персонала тоже принялись хохотать, следуя его примеру. – Но это невозможно, малышка, – снисходительно сказал он по-французски. – Вы совсем дитя.
С этими словами он махнул рукой, показывая, что разговор окончен, и отвернулся, добавив через плечо, что ей сообщат о количестве хлеба и бисквитных коржей, которые потребуются его персоналу.
Глядя в его спину, Мария вспомнила об Андре, который запустил тарелкой в ее голову, обозвал ее кретинкой и уволил ее немедленно, увидев, как она делает профитроли, которые, на его взгляд, были слишком маленькими, но несколько мгновений спустя вновь принял ее на работу после того, как она назвала его мерзким старым козлом и запихнула маленькую булочку с вишневым кремом в его рот. Она знала, что, когда имеешь дело с темпераментными шеф-поварами, это единственный способ заслужить их уважение и достичь взаимопонимания.
– Дитя, говорите? – сказала она, стукнув ладонями по поверхности рабочего стола с такой силой, что задребезжали стоявшие на нем горшки и миски. – Мой отец был протеже самого великого Сойера! – заорала она, наблюдая, как Бушар повернулся к ней лицом, а его персонал начал медленно отступать в дальние углы комнаты. – Я училась в Париже! Я работала кондитером у Андре Шовена! – Она уже орала изо всех сил. – Я готовила миндальные сухарики для герцога Орлеанского и яблочный пирог для премьер-министра Гладстона! И я должна склонить голову перед каким-то надутым маленьким французишкой, страдающим манией величия? Не дождетесь! – Она снова хлопнула ладонями по столу с пылом, которому мог позавидовать любой французский повар. – Ишь чего захотели!
Бушар смотрел на нее оценивающим взглядом, и в его глазах появилось что-то похожее на уважение. Однако было ясно, что он не собирается так легко расстаться со своим единовластием.
– Пропади все пропадом! – орал он по-французски, подходя к ней. – Такую дерзость от маленькой соплячки нельзя терпеть. Я шеф-повар маркиза, и под моим началом работают все повара, обслуживающие бал маркиза! Вы тоже подчиняетесь мне, мадемуазель!
– Я не подчиняюсь никому!
– Вы будете готовить по моим рецептам. – Уперев руки в бока, он наклонился к ней через стол. – Вы будете работать под моим руководством и выполнять только ту работу, которую прикажу делать я.
– Черта с два! – Она тоже наклонилась через стол, и теперь они с маленьким французом почти соприкасались носами. – Я вам не какая-нибудь судомойка, месье! Я независимый кондитер со своим собственным заведением. Я буду пользоваться своими рецептами, и готовить по ним будет мой персонал.
Он направил в ее адрес поток французских ругательств, а она, не оставшись в долгу, ответила ему серией отборных английских оскорблений. Но тут в это состязание вмешался третий голос, который был достаточно громким, чтобы перекрыть их голоса.
– Что, черт возьми, здесь происходит?
Она и Бушар одновременно повернулись и увидели Филиппа, стоящего в дверях кухни, одетого по-домашнему – в белую сорочку, винно-красного цвета халат и черные брюки. Он нахмурился, словно предгрозовое небо.
– Милорд, слава Богу, что вы пришли. – Бушар повернулся к хозяину, умоляюще сложив руки. – Кто эта девочка, которая приходит ко мне и заявляет, что она кондитер? Но ведь не может быть, чтобы такая…
– Какая это «такая»? – прервала его она и тоже шагнула в сторону Филиппа. – Этот ваш человек, который называет себя шеф-поваром, только и делает, что всячески унижает и оскорбляет меня с того самого момента, как я вошла сюда!
– Это меня оскорбляют! – заверил Бушар. – Меня унижают!
Филипп поднял вверх руки.
– Довольно, я выслушал вас обоих, – сказал он, переводя взгляд с нее на Бушара и обратно. – Месье Бушар, насколько я понимаю, вы не хотите, чтобы мисс Мартингейл была кондитером для бала, – сказал он тоном человека, пытающегося урегулировать конфликт мирным, разумным путем. – Чем именно вызваны ваши возражения?
– Кухня, милорд, должна быть французской. А мне присылают английскую девочку для приготовления кондитерских изделий? Но это невозможно! Ведь мы не собираемся подавать к столу простой хлебный пудинг. Мадемуазель англичанка. Она не сможет приготовить настоящее пирожное. К тому же, – добавил он, бросая насмешливый взгляд в ее сторону, – она слишком молода. Мне нужен кондитер опытный. – Он перешел на французский, хлопая тыльной стороной одной руки о ладонь другой, словно подчеркивая каждый слог. – Чтобы он знал, как надо обращаться с тестом.
– Смею доложить, что я это делала с трех лет, когда пекла куличи из песка! – воскликнула она. – И вот уже двенадцать лет, как я являюсь профессиональным кондитером. Я работала с лучшими поварами Европы.
– Ишь, удивила! – язвительно воскликнул Бушар. – Всего двенадцать лет? Этого недостаточно, чтобы работать под моим руководством.
– Вот и хорошо, – ответила она, – потому что я не собираюсь работать под вашим руководством!
Француз хотел было что-то сказать, но Филипп остановил его.
– Довольно, месье Бушар, – сказал он, и Мария взглянула на повара победоносным взглядом. – А теперь, мисс Мартингейл, потрудитесь объяснить мне, чем вы так рассердили моего шеф-повара?
– Он разозлился потому, что ему не позволили самому выбрать кондитера. Я имею в виду, такого, которого он мог бы третировать.
– Это невыносимо! – завопил Бушар. – Я главный повар. Она никогда не будет работать под моим руководством. Она должна уйти!
– Месье… – начал было Филипп, но Мария его остановила.
– Я никуда не уйду, пока не урегулирую вопрос относительно меню кондитерских изделий, – заявила она, сложив на груди руки. – Относительно меню изделий, которые будет готовить мой персонал под моим руководством, по моим рецептам и с использованием моих методов.
– Ваших методов? – эхом отозвался Бушар. – У английского кондитера нет никаких методов.
– Что, черт возьми…
– Довольно! – прикрикнул Филипп, останавливая ее. Он наклонился и взял ее за предплечье. – Идем со мной.
– Но почему? – Она попыталась вырваться, однако силы были неравные. – Куда ты меня ведешь?
– Отсюда. Пока не взбунтовался весь кухонный персонал. – Он вывел ее, и, уходя, она увидела через плечо, как Бушар с улыбкой триумфатора помахал ей рукой.
– Смотри, что ты наделал! – воскликнула она, когда Филипп повел ее вверх по лестнице. – Я держала ситуацию под контролем.
– Оно и видно.
– Держала. Пока не явился ты.
Он не стал с нею спорить. Они поднялись по лестнице в его гостиную.
– Из-за чего разгорелся весь этот скандал?
– Ты сказал, чтобы я встретилась с месье Бушаром и обсудила детали меню для бала. Я так и сделала.
– Это состязание в оскорблениях ты называешь обсуждением?
– Да. И все закончилось бы великолепно, если бы не вмешался ты.
– Ну да, великолепно. А как же иначе?
– Ты не понимаешь. Бушар и его персонал не могут обслужить весь ужин, на котором будут присутствовать четыре сотни гостей. Именно поэтому твой брат и нанял меня. Бушару необходима помощь кондитера, но его самолюбие было задето тем, что ему не позволили самому выбрать для себя кондитера. А когда он увидел, что я молодая да еще женщина, это нанесло еще один удар его гордости. Перед своим персоналом он должен был поважничать и показать свою власть как главного повара.
– Так почему, черт возьми, ты не позволила ему просто сделать это?
– Потому что в результате я бы пострадала первая! Если бы я ему это позволила, то мы готовили бы по его рецептам и его методами, и мое заведение превратилось бы в продолжение его кухни и снабжало бы его батонами хлеба и подносами «дамских пальчиков», а я стала бы чуть ли не служанкой у него на побегушках. Нет, чтобы мы с ним могли работать вместе, как коллеги, я должна настоять на своем.
– Но только не тогда, когда я завтракаю прямо над вашими головами!
– Я не могу позволить этому напыщенному французишке хоть на мгновение подумать, что он руководит мною и моим персоналом.
– Кстати, этот напыщенный французишка является одним из лучших поваров в Лондоне.
– Как и я. Это и послужило причиной нашей схватки. Он бросил мне перчатку, оскорбив меня, и я ответила ему тем же. Я понимаю, что это противоречит всем твоим понятиям о приличном поведении, Филипп, но если бы я повела себя по-другому, он был бы сильно разочарован.
Ушам своим не веря, Филипп уставился на нее:
– Ты имеешь в виду, что он сам хотел, чтобы ты ругала его и орала на него?
– Конечно. Иначе он перестал бы меня уважать. Мое театральное представление показало ему, что я артист в кулинарии и что я достойна того, чтобы работать вместе с поваром его таланта и способностей. У меня есть темперамент. Я горжусь моей работой. Я не стану готовить по его рецептам, а только по моим собственным. Я дерзкая. Все эти вещи Бушар понимает и восхищается ими. Разве ты не видишь?
Он не видел.
– Я вижу лишь то, что ты получаешь огромное удовольствие, демонстрируя твой сценический талант при каждом удобном случае. Тебе следовало бы пойти на сцену.
– Дело в том, что я уже почти убедила его в моих способностях, когда ты уволок меня оттуда!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32