– Простите мою неловкость, – твердил он. – Но вы сами…
Али нахмурился. Он что, помешался?
– Не пойму, о чем ты говоришь…
– О вашем ухе, которое я слегка задел бритвой.
Али потрогал свое ухо и ощутил что-то теплое и липкое. Потом взглянул на палец – на нем действительно была кровь. Он даже не заметил, как порезался! Али оглянулся по сторонам, ища женщину с голубыми глазами. Увы, женщина исчезла. Может, она спряталась и ждет, когда уляжется переполох? Неужели он ошибся?..
– Это старость, – бормотал Али себе под нос. – Скоро совсем сойду с ума. Начинают чудиться люди, которые могут только присниться.
– Что с вами, господин? – Цирюльник испуганно смотрел на Али, словно ожидая услышать из его уст свой смертный приговор. – Что вы сказали?
Али вдруг понял. Порезать клиента – самое страшное несчастье, которое может постичь цирюльника. Одно его слово – и карьере брадобрея, которая едва началась, конец. Притом весьма ловкого брадобрея. Али стало его жаль. Ведь он сам виноват в случившемся. Если бы он не вскочил с места так внезапно, чтобы погнаться за призраком, ничего бы не случилось.
– Как твое имя, друг мой? – спросил Али, кладя руку на трясущееся плечо юного брадобрея, стараясь его успокоить. Он придумал, как помочь бедняге.
– Касим, господин. – Тот дрожал всем телом. Наверное, решил, что Али сейчас позовет стражу и донесет на него. А от стражников добра не жди. О здешней тюрьме и палачах Казвина шла недобрая молва.
– Эй, люди, сюда, ко мне! – вдруг закричал Али так, что все прохожие остановились и сгрудились вокруг него. – Меня зовут Али аль-Хусейн ибн Абдалла ибн Сина. Вы все меня знаете – я личный врач эмира. Этот человек, который стоит рядом со мной, – брадобрей Касим. Хочу поведать вам о его великих подвигах. Его цирюльня – рядом с лавкой торговца тканями Кемаля. Я пришел к нему, чтобы постричь бороду, и увидал в окне девушку несравненной красоты, похожую на ангела, которого послал Аллах. И этот ангел проходил мимо цирюльни, чтобы благословить ее хозяина. Я выскочил, чтобы еще раз взглянуть на нее. Я был так неловок, что Касим нечаянно порезал мое ухо – вот откуда кровь. Хвала Аллаху, который благословил цирюльника Касима, наградив его золотыми руками. Он такой искусный брадобрей, что я даже не заметил, как он задел меня своей бритвой. Да вознесем хвалу всемилостивейшему Аллаху за то, что он послал нам такого выдающегося брадобрея!
Толпа ликовала, воздавая хвалу Аллаху. Али ободряюще похлопал Касима по плечу.
– Возвращайся к себе, Касим, – шепнул он цирюльнику, стирая с лица полотенцем остатки пены. – Уверен, скоро у тебя не будет отбоя от посетителей.
Он сунул ему грязное полотенце и золотую монету. Парень робко улыбнулся, все еще не понимая, что произошло.
– Господин, я не могу взять у вас деньги. Вы были так добры ко мне, что я…
– Ерунда, – возразил Али. – Хорошая работа требует хорошего вознаграждения. Скажу еще: может быть, и вправду перед твоим домом пролетел ангел, посланный Аллахом?
– Не знаю даже, как вас благодарить, мой господин! – Касим склонился перед Али и схватился за полу его длинного плаща, чтобы поцеловать. Али едва успел его остановить. Ему всегда претили такие жесты, особенно в присутствии толпы.
– Ты можешь отблагодарить меня тем, что и дальше будешь стричь мою бороду, – улыбнулся он.
– О, господин, это такая честь для меня…
– Покончим с этим. Через семь дней я хочу видеть тебя в моем доме. И не опаздывай, Касим. Я очень занятой человек.
– Слушаюсь, господин! – Касим продолжал бить поклоны.
Али медленно пошел прочь. У лавки торговца тканями он вдруг остановился и оглянулся назад. С крыши лавки почти до земли свисал кусок ткани, который можно было пощупать, чтобы оценить качество материала. За ним и спрятался Али, наблюдая, как молодой брадобрей возвращается в свою цирюльню в сопровождении трех мужчин, которые громко спорили, кого первым будет брить Касим.
– Господин желает пошить новый наряд? – подоспел к Али торговец тканями в надежде совершить хорошую сделку. – У меня есть для вас особый товар, который я предлагаю только избранным. Хотите взглянуть?
– Нет, – отрезал Али и удалился, не удостоив торговца даже взглядом. Он слишком хорошо знал этот назойливый народ: скажешь слово – а он уж тащит под мышкой один рулон за другим, и попробуй отвяжись! Если бы Али была нужна ткань, он купил бы ее совсем в другом месте.
Али брел по узким улочкам Казвина, пока не достиг аристократических кварталов рядом с дворцом. Он принялся разглядывать украшения, выставленные в ювелирной лавке. Говорят, сам эмир покупал здесь изысканные драгоценности. Шагая дальше, любовался утонченными изделиями стеклодува, который на мягких подушечках разложил свой хрупкий товар: крошечные вазочки, флакончики для духов, тонкие, играющие всеми цветами радуги бокалы. Потом полистал книги: Али был частым и желанным гостем в этой букинистической лавке. Затем задержался возле лавки с медной утварью. Его внимание привлекло большое блюдо, которое в отличие от других изделий было лишено всяких украшений и начищено с таким усердием, что в него можно было смотреться как в зеркало.
Погруженный в свои мысли, он принялся рассматривать свою бороду – среди некогда черных смоляных волос все больше появлялось седых прядей. Виски подернулись сединой. Вокруг глаз и рта пролегли глубокие морщины. Лицо, смотревшее на него из блюда, напомнило ему юношу, каким он был когда-то – много лет тому назад.
Если женщина, проходившая мимо лавки брадобрея, действительно была Беатриче, вряд ли бы она его узнала. Прошло немало лет с тех пор, как волшебный сапфир так внезапно вырвал ее из его жизни. Того юноши, которого знала Беатриче, больше нет. Все миновало. Голубоглазая женщина принадлежала прошлому, в которое нет возврата.
Али закрыл глаза и отвернулся. Мужчине не пристало показывать на людях свои чувства. Но сейчас больше всего на свете ему хотелось упасть на колени и, громко рыдая, оплакивать свою судьбу.
За что Аллах отнял у него Беатриче – любовь всей его жизни? Как мало времени он им отпустил! Почему она не осталась, чтобы вместе с ним встретить старость? В последние годы эти вопросы Али все чаще задавал Аллаху, годы, когда ничто – ни работа, ни богатство, ни знания, ни тем более другая женщина – не могло заполнить пустоту, которую оставила после себя Беатриче. Годы, в которых не было ни дня, когда бы он не ощущал эту потерю, даже не думая о ней.
Наверное, то же самое чувствовали его пациенты, у которых пришлось отнять какую-то часть тела. Они рассказывали, что ощущают свою руку или ногу после ампутации: там по-прежнему болело, щемило и чесалось. Нечто похожее испытывал и Али. Просыпаясь по ночам в своей холодной и одинокой постели, он мечтал только о том, чтобы она оказалась рядом, чтобы он, протянув руку, ощутил ее присутствие. Беатриче… Единственная любовь его жизни…
В этот вечер Али вернулся домой поздно. По дороге он завернул в питейное заведение, пытаясь найти утешение в айвовой настойке, которой тайно торговал хозяин – вопреки правилам Корана, строго запрещающего употребление горячительных напитков. Он знал, что это его не спасет, и ни в чем не находил забвения и покоя. Али немного постоял около своего дома, опершись на стену, еще не остывшую после дневной жары. Солнце почти опустилось за горизонт, и улицы погрузились в мистический багряный свет. Казалось, весь город объят огнем. В слабом ветерке ощущался соленый привкус моря. Городские стражи, с горящими фитилями в руках, спешили зажечь фонари в богатых кварталах до наступления сумерек. Скоро стемнеет. С погружением улиц в темноту начнется отсчет времени для воров и разбойников, которые выползут из своих укрытий. Свет фонарей отпугнет их от владений богачей, как огонь разведенного пастухами костра отпугивает диких зверей от стада.
С минарета мечети доносился голос муэдзина, призывающего правоверных мусульман к молитве. Али закрыл глаза и прислушался. Он никогда не был религиозным человеком. Последние годы мало что изменили в его отношении к Богу. Но сегодня, в этот необычный день, пронизанный грустью и тоской, он чувствовал себя старым, слабым и уставшим и не жаждал более ничего – лишь покоя, который верующие находят в молитве, и мира своей измученной сомнениями, мятущейся душе.
Подняв руку, Али постучал в дверь собственного дома и, как посторонний, стал ждать ответа. С тоской вспомнил о своем старом верном слуге Селиме. Старик всегда знал, когда его хозяин вернется домой. Даже среди глубокой ночи он ждал его, стоя у двери, открывая как раз в тот момент, когда Али подходил к дому. Невероятно. А что сейчас? Сейчас Али стоял в сгущающихся сумерках и ждал.
Наконец дверь открылась.
– Приветствую вас, господин, – Махмуд почтительно поклонился. Селим не постеснялся бы пожурить Али, что тот пришел слишком поздно, утверждая, что порядочные люди не болтаются по улицам в такое время. – Позвольте взять ваш плащ? В столовой накрыт ужин. Я провожу вас.
Али последовал за слугой. Он никак не мог привыкнуть к мягкому, беспрекословному Махмуду, который появился у него сразу после смерти Селима, почти пять лет тому назад. Али недоставало старого угрюмого ворчуна. Тот всегда подчеркивал, что не собирается выслуживаться перед юнцом, которому когда-то менял пеленки, а впоследствии стриг первую бороду. Уж Селим-то сразу бы учуял запах айвовой настойки и дал бы ему хорошей взбучки. Али даже слышал сейчас его голос, ворчливый и брюзжащий. «Правоверному ни при каких обстоятельствах не пристало напиваться, господин. Горячительные напитки – это камни на пути, который ведет прямо в ад. Извините за откровенность, господин, но, если будете продолжать в том же духе, место в аду вам обеспечено. Осмелюсь утверждать, что ваш достопочтенный батюшка – да спаси Аллах его душу! – не возрадовался бы, увидев вас в таком непристойном виде».
Насколько когда-то его раздражали бесконечные нравоучения старика, настолько не хватало ему теперь этого человека. Никогда он больше не услышит его шаркающих шагов. Селим будет жить только в его воспоминаниях.
– Ты отослал больных, Махмуд? – спросил Али, с трудом ворочая языком. Кажется, он выпил больше, чем надо.
– Да, господин, – покорно ответил Махмуд. Если он и заметил состояние своего хозяина, то виду не подал. – Все сделал, как вы приказали.
– И ничего не случилось за время моего отсутствия? – Али, снимая обувь у входа в столовую, почувствовал прилив раздражения. Покорность слуги приводила его в ярость.
– Нет, господин, – промолвил Махмуд, собирая разбросанную обувь Али. – Только кухарка жаловалась, что ее боднул козел, когда она проходила по двору; она сказала, что если это повторится, то обязательно свернет ему шею и сделает из него паштет.
Представив картину, как за кухаркой, плотной и упитанной, гонится по двору серый козел, Али повеселел. Гнев рассеялся, и он невольно рассмеялся. Несколько лет назад он получил этого козла от одного бедного пастуха в знак благодарности за то, что вылечил его сына. Козлику было тогда всего несколько недель. А поскольку Али не особенно уважал козлятину, было решено его не забивать, и тот вымахал в здорового самца, не уступающего в упрямстве и высокомерии своему хозяину, как остроумно заметил Селим. Козел между тем состарился, и мясо его было теперь слишком жестким и вонючим, чтобы использовать в кулинарных целях. Конечно, могла сгодиться шкура. Но к чему? Уж этого добра у него было достаточно.
Али уже свыкся с его упрямством, дурными привычками и вечным блеяньем, и ему бы недоставало зверя, особенно сейчас, когда Селима не стало.
– Если кухарка будет возражать, я предоставлю ей полную свободу выбора – пусть ищет работу в другом доме. Так ей и передай, Махмуд.
Слуга поклонился.
– Слушаюсь, господин.
Али подошел к низкому столику, на котором стоял поднос с жареной курицей, хлебом, курагой и сушеным инжиром, а также кувшин с водой.
– Есть новости? – спросил он, усаживаясь на мягкое сиденье. Взял плод инжира, вдохнул его аромат и положил обратно на тарелку. Фрукты были отличного качества и, по всей видимости, отменного вкуса, но сегодня у него отсутствовал аппетит.
– Нет, господин, – ответил Махмуд, протягивая Али бокал холодной воды. – Правда, у вашей двери днем топтались двое в дорожной одежде. И, хотя я сказал, что вас нет дома, никак не хотели уходить… – Махмуд прокашлялся. – Да, они жаждали войти, утверждая, что являются вашими хорошими знакомыми.
Али нахмурился.
– Знакомые? – недоверчиво переспросил он. – Кто такие? Надеюсь, ты их прогнал?
Махмуд смущенно опустил голову. Румянец заиграл на его лице, и, еще до того, как он снова открыл рот, Али понял, что тот впустил их в дом.
– Они не назвали своих имен, господин, – продолжал Махмуд. – Это мужчина и маленькая девочка. Честно признаться, я не устоял перед их натиском.
– О, Махмуд! – простонал Али, закрыв лицо руками. Что за глупый и нерасторопный слуга! Вот Селим нашел бы способ отвязаться от них. – Ты что, совсем спятил? Разве ты не знаешь, что мои знакомые, перед тем как появиться в моем доме, заранее посылают гонца, извещая о своем приходе? Подозреваю, что это мошенники. Либо больные, которые решили попасть ко мне на прием таким хитроумным способом. Когда они ушли? – Махмуд так покраснел, что кожа на его лице приобрела цвет спелого граната. Али стиснул зубы. Значит, оба чужестранца и сейчас в его доме. – Так, ладно. Где ты их разместил?
– В комнате для посетителей, господин, – пролепетал слуга, опустив голову.
– Прекрасно. Я лично займусь их выдворением, – прошипел Али, схватив лампу. – Этому сброду не место в моем доме.
Он и так слишком близко принимал к сердцу страдания пациентов, проявляя участие также к их родственникам и знакомым. Но перехитрить слугу, чтобы коварно проникнуть в дом и силой вынудить его оказывать им помощь, – это уже слишком. Если молва о том, что он допускает такое отношение к себе, разнесется по городу, ему самому уже не будет места в собственном доме.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39