Остерегайся запутаться в этих сетях, иначе дьявол тебя одолеет. Мустафа кивнул и с этого момента глядел только вперед, не отвлекаясь по сторонам, чтобы не поддаться соблазнам и не ступить на ложный путь. Но какая-то часть его души неудержимо жаждала свободы: ему хотелось спокойно прогуляться по базару, погрызть хрустящих белых лепешек, попробовать арбуз, пощупать дивные блестящие ткани, купить ароматной колбасы, от запаха которой текли слюнки. Свобода? Но только Аллах мог дать истинную свободу. Мустафа глубоко вздохнул. Да, ему еще многому надо научиться, чтобы стать настоящим фидави. А может, дьявол уже завладел им?
– Ты еще хочешь знать, что мы тут делаем? – насмешливо спросил Осман.
Мустафа опустил голову. Щеки горели от стыда.
– Я не хотел… – Мустафа запнулся. Он уже дважды за это утро прогневил Османа. Как теперь ему искупить вину? – Простите меня.
– Не у меня надо просить прощения, а у Аллаха, – ответил Осман. – И все же я удовлетворю твое любопытство. Сейчас мы пойдем искать мечеть. А когда я буду заниматься всем остальным, у тебя будет возможность смыть со своей души позорное пятно.
– Да, господин. – Мустафа готов был сквозь землю провалиться или спрятаться в мешок, привязанный к его седлу.
– Тебе еще многому надо учиться, очень многому, – проговорил Осман, уставившись неподвижным взглядом куда-то вдаль. «Не рай ли он там видит, – подумал Мустафа, – от которого не может оторвать глаз?» – Ты пока совсем молод. Еще не все потеряно.
Как и положено, перед входом в мечеть Осман и Мустафа сняли обувь и вымыли ноги в бассейне из белого мрамора. Прохладная вода сняла боль и усталость. Теперь они могли переступить порог мечети.
Прекраснее этого здания Мустафа не видел в своей жизни. Онемев от восторга, он долго рассматривал убранство. Колонны из белого мрамора подпирали купол мечети, выложенный голубой и золотистой мозаикой. Он возвышался над их головами, как небо, усеянное сверкающими звездами. Мустафа с восхищением разглядывал яркие цветные изразцы, на которых золотыми буквами сияли строфы из Корана, великолепные светильники из меди и необычайно мягкие ковры на полу. Но самое большое впечатление на него произвел михраб – молельная ниша, направленная, как в любой мечети, в сторону Мекки – священного города пророка Мохаммеда.
В мечети не было никого, кроме молодого человека, стоящего на коленях около молельной ниши. Он молился, а пожилой служитель, наполняя маслом светильник, нашептывал ему какие-то наставления. Осман кивком дал знать Мустафе, чтобы тот следовал за ним, а затем обратился к человеку, который, судя по его одеянию и длинной бороде, был муэдзином.
– Простите, что я осмелился побеспокоить вас, – сказал Осман, почтительно поклонившись.
Окинув его быстрым взглядом, служитель кивнул.
– Я слушаю тебя, – сказал он, улыбаясь. – Какая нужда привела вас сюда?
– Мы прибыли издалека. Дело в том, что мой сын, – он указал на Мустафу, – тяжело болен. Мы прошли длинный путь до Казвина в надежде, что милостью Аллаха найдем хорошего врача, который бы излечил сына от тяжелого недуга.
Старец положил руку на голову Мустафы.
– Да услышит всемилостивейший Аллах вашу мольбу. Он позаботится о тех, кто ему предан. Однако богопослушного врача я назвать не могу. – Он на минуту задумался. – Насколько крепка твоя вера, сын мой?
Осман взглянул ему прямо в лицо.
– Я дважды посетил Каабу и готов умереть, будь на то воля Аллаха.
Эти слова произвели впечатление на старца.
– Тогда я назову имя врача, который поможет твоему сыну. Его зовут Али аль-Хусейн ибн Абдалла ибн Сина. Правда, он… Я уже просил эмира наказать его за образ жизни, недостойный правоверного мусульманина, и даже выслать из города. – Муэдзин с сочувствием посмотрел на Мустафу. – Он хоть и богохульник, но, думаю, поможет твоему сыну.
– Только Аллах может призывать неверных помогать его чадам, – ответил Осман. – В своей безмерной доброте и милосердии он охраняет нас от тлетворного влияния зла.
– Ты верно сказал, сын мой, – кивнул муэдзин. – Если вера твоя слаба, то в доме врача тебя подстерегает угроза сбиться с истинного пути. Но я думаю, что вместе вы выдержите это испытание.
Старик описал дорогу к дому.
Преклонив колени перед муэдзином, Осман и Мустафа обратили взоры к михрабу, воздавая хвалу всемогущему Аллаху за то, что Он привел их в это место, и прося защиты Всевышнего в их предстоящем испытании.
Мустафа сильно волновался, приближаясь к дому врача. Не сомневаясь, что тот достоин всяческого осуждения, Мустафа думал над тем, как может человек, которому Аллах дал талант исцелять болезни, отвернуться от Него.
Когда они уже устали ждать, решив, что ошиблись адресом, дверь приоткрылась.
– Что вам надо? – раздался недовольный голос. Будь Мустафа один, он сразу бы сбежал отсюда. Но Осман не думал пугаться.
– Если это дом врача Али аль-Хусейна ибн Абдал-лы ибн Сины, то я прошу принять нас, – вежливо произнес Осман. – Мой сын тяжело болен, и я надеюсь, что твой хозяин может исцелить его.
– Верно, – последовал ответ. – Но его сейчас нет дома.
– Жаль, – сказал Осман. – А не позволишь ли ты нам дождаться его, чтобы изложить свою просьбу?
– Ждите, если вам так надо. Но он вернется не скоро.
– Нам все равно. Мы совершили долгий путь, чтобы попасть к нему, и готовы ждать сколько угодно.
Поскольку никто не предложил им войти в дом, Осман расстелил дорожный плащ прямо перед воротами и сел на него вместе с Мустафой.
– Вот увидишь, – шепнул он на ухо Мустафе. – Скоро нас позовут в дом. Зачем привлекать интерес прохожих? А тогда уж мы как-нибудь разберемся, здесь ли живет тот, кого мы ищем.
– Осман! – Мустафа наконец отважился открыть рот. – Ведь это врач! Как такой человек мог…
– Аллах создал человека не для того, чтобы он слепо следовал за его словом, как скот за пастухом. В своей безмерной доброте и милосердии он подарил людям свободу. И некоторые пользуются этой свободой, чтобы отречься от Аллаха, своего Творца.
Мустафа вздрогнул. Он был не в состоянии понять, как человек в трезвом уме может предпочесть ад раю.
В лавке торговца маслом Леви царили мир и покой. Теплый солнечный свет струился в дом через открытую дверь, окутывая его нехитрую обстановку пеленой таинственности. Если бы это было не в Казвине, а где-нибудь в Лондоне или Париже, Беатриче бы решила, что находится в художественной галерее или эксклюзивном парфюмерном бутике XXI века, оформленном в стиле минимализма, столь популярного в дизайнерской среде. Но Беатриче знала, что в сосудах, которыми были заполнены полки шкафов, хранились вовсе не дорогие кремы для ухода за кожей, духи или флаконы с мылом. Это были масла, приготовленные из всевозможных ароматических трав, и специальные мази, предназначенные для погребений по восточным обычаям. Сюда приходили не для того, чтобы любоваться красотой и наслаждаться роскошью. Людей приводил печальный повод: они хоронили своих близких.
Али и Беатриче были в лавке одни. За окном слышался грохот молотков – это работали каменотесы, изготовлявшие надгробия, – и стук ткацких станков, на которых ткали саваны. Беатриче поежилась, увидев за окном женщин, одетых во все белое. Они шли за гробом, который несли несколько молодых мужчин. Процессия двигалась всего в нескольких метрах от еврейской лавки. Большие черные ворота кладбища были открыты настежь. Вдалеке виднелись каменные надгробия на могилах богачей, возвышавшиеся над скромными могилами простых смертных. Даже на кладбище царила иерархия.
Прождав некоторое время в одиночестве, Али громко прокашлялся, и сразу же из глубины лавки послышались шаги.
– Простите, что заставил вас ждать, – сказал молодой человек с приветливой улыбкой на худощавом лице. На нем была белая одежда и круглая шапочка на макушке, из-под которой свисали две длинные косички. – Чем могу служить?
Беатриче почувствовала, что краснеет. Похожее чувство она испытала, случайно оказавшись в еврейском квартале Парижа. Возможно, в ней говорило чувство вины за преступления «коричневой орды». Хорошо, что Али был рядом. Он и будет говорить с раввином.
– Мир вашему дому, – громко сказал Али. Беатриче удивилась его тону. Наверное, он тоже испытывал чувство неловкости, как и она. – Мы бы хотели видеть раввина Моше Бен Маймона.
Молодой человек удивленно поднял бровь.
– Простите, господин, но вы, должно быть, ошиблись адресом. Здесь нет раввина с таким именем. Вам надо…
– Не утруждайтесь, – прервал его Али. – Я уже говорил с Моше Бен Маймоном некоторое время тому назад. Здесь, в этом доме. Я от Саддина.
Юноша склонил голову.
– Я понимаю, – ответил он. – Тогда мне еще прискорбнее сообщить вам, что Моше Бен Маймон тяжело болен. Он не встает с постели и никого не принимает.
– Но…
Али и Беатриче обменялись взглядами, полными ужаса.
– Но это чрезвычайно важно, – не выдержала Беатриче. – Извините, пусть это будет неслыханной дерзостью, но, несмотря на болезнь, мы просим раввина принять нас. Мы… – Она провела языком по губам. Что делать? Может, сказать правду? Наверняка в этом доме нет непосвященных. – Пойдите к ребе Бен Маймону и передайте, что мы хотим спросить его о камнях Фатимы. Только он может ответить на наши вопросы. Время не терпит. Нас преследуют фидави.
– Хорошо, я постараюсь его уговорить. Но ничего не могу обещать. Подождите немного. – Молодой человек исчез.
Время тянулось мучительно долго. Беатриче боялась шелохнуться, Али, наоборот, метался по комнате, как загнанный зверь.
Наконец молодой человек вернулся. Он был не один. Его сопровождал незнакомец, одетый в такой же белый балахон до щиколоток.
– Добро пожаловать, Али аль-Хусейн, – сказал он, поклонившись гостям. – Бенджамин все рассказал ребе, и он готов вас принять.
Закрыв глаза, Беатриче мысленно поблагодарила Бога.
– Но прошу вас не задерживаться, – сказал молодой человек, которого назвали Бенджамином. – Ребе еще очень слаб. Малейшее волнение для него вредно.
– Мы ненадолго, – заверил его Али и поклонился.
– Я полностью полагаюсь на ваши слова, Али аль-Хусейн ибн Абдалла ибн Сина, – сказал Бенджамин. «Откуда он знает имя Али? – подумала Беатриче. – Разве они встречались раньше?» – Исаак, проводи гостей к ребе.
В комнате раввина было жарко. Окна были плотно занавешены от солнца, и, хотя на улице стояла летняя жара, в углу комнаты горел камин. В кресле сидел старец небольшого роста, худой, бледный, почти прозрачный. Его щеки впали. Худые руки, обезображенные артритом и ревматизмом, покоились на подлокотниках кресла. На колени было накинуто несколько одеял, которых хватило бы, чтобы укрыться от холода в шотландских горах, не говоря уже о легкой прохладе Казвина.
Беатриче было достаточно одного взгляда, чтобы убедиться, что Бенджамин не преувеличивал, говоря о болезни ребе. Более того, на его лице была маска смерти.
«Хорошо, что мы пришли сегодня, – подумала Беатриче, приближаясь к старцу. – Завтра могло быть слишком поздно».
– Али аль-Хусейн, – сказал старец дрожащим голосом. Казалось, еще немного – и он задохнется. – Я не надеялся увидеть вас опять.
– Если я разгневал вас во время нашей последней встречи…
Раввин устало махнул рукой.
– Оставьте, друг мой. Вы молоды. В вас бурлят страсти. Рано или поздно вы сами бы узнали правду. Но я не думал, что это случится еще при моей жизни. – Старик закашлялся и устало закрыл глаза. – Как видите, мои дни сочтены.
– Не говорите так. – Беатриче с мольбой посмотрела на Али. – Мы оба врачи. Может быть, мы смогли бы…
– А вы, кажется, Беатриче? – проговорил старик, улыбаясь в ее сторону. – Женщина, о которой так много рассказывал Саддин? Он сообщил мне, что у вас находится один из сапфиров, которые еще называют камнями Фатимы.
– Да, поэтому мы и пришли к вам.
– Камень сейчас с вами?
Беатриче кивнула и достала сапфир из потайного кармана. Тот сразу же ярко вспыхнул, осветив комнату чудесным голубым светом.
– У-бина, – прошептал Моше Бен Маймон. – «Прозрение» – второй из семи камней. Первый раз я видел его, когда был еще совсем молодым. Одному Богу известно, как это получилось.
– Вы видите камень на таком расстоянии? – Беатриче положила камень в протянутую руку Моше. – Вы даже знаете его имя?
– У каждого камня есть свое имя. У каждого из семи. – Старец улыбнулся, нежно поглаживая сапфир, словно обнимал друга, которого давно потерял. – Камни носят имена со дня их сотворения. Вы этого не знали?
Беатриче покачала головой. Она еще многого не знала о камнях Фатимы – лишь то, что существует множество осколков, и если собрать их воедино, в мире наступят мир и покой.
– Я думала, число осколков неизвестно. Откуда вы знаете, что…
– Не торопитесь, у меня еще есть время, – сказал раввин с лукавой улыбкой в глазах. Потом он дал знак Исааку. – Принеси нам два стула и что-нибудь перекусить. И не забудь про миндаль.
Али залился краской, уставившись в пол. Тем временем юноша принес два удобных стула, поставив их напротив кресла раввина. Потом снова вышел и вскоре вернулся, неся в руках поднос со свежими фруктами, сушеным инжиром и жареным миндалем.
– Благодарю тебя, Исаак, – сказал Моше Бен Маймон. – А сейчас подай мне шкатулку.
Исаак протянул раввину прямоугольный ящичек из темного дерева, без всяких украшений. Поставив шкатулку на колени, раввин узловатыми пальцами бережно провел по крышке, словно под ней таилась по меньшей мере чаша Святого Грааля.
Беатриче почувствовала, как от волнения у нее закололо в кончиках пальцев. Неужели в этой шкатулке Моше держит дневник с записями своих фантастических путешествий или список мест, где могут находиться осколки камня Фатимы?
– Сначала я должен кое-что объяснить. Мои высказывания будут скорее религиозного, чем научного свойства. – Моше многозначительно взглянул на Али. – Я вовсе не собираюсь поучать или обижать вас.
Али поперхнулся. Беатриче еще не видела его таким смущенным и скованным.
– Я хочу вам сказать… Несмотря на вашу резкость, я понял, что вы были правы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39