– Неужели это действительно ты?
Али словно обезумел. И это происходит с ним, знаменитым врачом, владеющим несколькими языками, изучившим труды многих ученых, который сам написал немало книг. Женщина, которую он любил больше всего на свете и не видел долгих двенадцать лет, стоит сейчас перед ним, а он не может вымолвить ничего, кроме: «Неужели это действительно ты?»
Послышалось чье-то покашливание, и Али вспомнил, что он не один в своем кабинете.
– Прошу извинить меня за неучтивость, – обратился он к пациенту. Его голос снова звучал спокойно и уверенно. Али умел скрывать свои чувства. Но внутри него все дрожало, словно он увидел божественное создание. – Позвольте представить вам мою жену.
Муэдзин бросил на Али короткий взгляд, потом внимательно посмотрел на Беатриче – и снова на Али – строго и сердито.
– Вот как? – сказал он.
В этот момент Али вдруг вспомнил, что около двух месяцев назад признался муэдзину, что его жены – матери чудной малышки – уже нет в живых. И вот она, живая и невредимая, стоит перед ними. Али понял: такой промах ему не сойдет с рук. Будь что будет. «Carpe diem» – говорили древние римляне: «Живи одним днем и наслаждайся». Решай проблемы по мере их поступления. Лови миг удачи, пока она тебе улыбается.
– Извините за невежливость, – сказал он муэдзину, хотя был уверен, что тот его не простит, – но я прошу нас оставить. Мы с женой очень давно не виделись.
– Да, конечно, – ответил муэдзин, избегая взгляда Али. – Любовь превыше всего. Я понимаю вас.
Его голос вдруг стал доверительным. Муэдзин потрепал Али по плечу, как перед первой брачной ночью. Но его лицо выражало лишь зависть и ненависть. Еще раз окинув взглядом Беатриче, он вышел, высоко подняв голову.
– Надеюсь, я не доставила тебе неприятностей. – Беатриче глядела вслед муэдзину.
Али равнодушно пожал плечами. Он чувствовал себя свободно и легко, словно парил в воздухе. Никто не мог омрачить его настроение – ни один смертный.
– Не беспокойся, это всего лишь муэдзин, – ответил он, – довольно неприятный, но не опаснее, чем его простуда. Он не испортит нам радость встречи.
– Возможно, ты прав, – ответила Беатриче. Лицо ее выражало озабоченность. – Но будь осторожнее. Такие люди, как этот муэдзин, способны…
– Знаю.
Сейчас он не желал ничего слышать. В жизни каждого человека бывают моменты, когда хочется закрыть глаза и уши. Carpe diem.
«Прости, Саддин. Прости, что я забыл твои советы, забыл про осторожность. Хотя бы на сегодня, всего на один день».
Али перевернулся, как дервиш, хлопнув в ладоши.
– А что вы скажете, мои любимые, если я прикажу Махмуду отправить всех больных обратно и закрыть кабинет до конца дня? Сегодня – никакой работы. Долой хандру!
– Ура!
Мишель хлопала в ладоши, сияя от радости, и прыгала от счастья. Али переглянулся с Беатриче. Она на миг задумалась и тоже улыбнулась.
– Да, – кивнула она, – сегодня у нас праздник.
Вечером Беатриче долго уговаривала Мишель отправляться спать. Малышка боялась, что утром опять не увидит мать. Она вцепилась в нее своими крохотными ручонками, плакала и капризничала. Беатриче с большим трудом удалось уложить ее в постель. Когда Мишель уснула, она еще долго сидела рядом, глядя на нее. Потом поднялась в башню, где ее ждал Али. Было уже за полночь.
– Какое удовольствие укладывать ребенка спать, – сказала Беатриче, подойдя к Али.
– Знаю, – прошептал он, не видя ее в темноте. – Я каждый день благодарю Аллаха за это счастье.
Они помолчали. Беатриче волновалась, как пройдет их первая встреча. Весь день они только и делали, что разговаривали друг с другом. Время от времени их беседу прерывала Мишель. Она показала Беатриче весь дом – от подвала до чердака, представила слуг и служанок. И вот теперь они стояли друг перед другом и не могли шевельнуться. Они вели себя как подростки во время первого свидания. Если бы на месте Али был Саддин… Беатриче тут же разозлилась на себя. С Саддином они не виделись четыре года, а с Али – целых двенадцать. Сначала надо преодолеть эту пропасть, а для этого потребуется время и терпение.
– Это случилось здесь, – сказал вдруг Али. – Около той двери.
– Что?
– Саддин.
Али повернулся и сделал несколько шагов к двери. Беатриче последовала за ним.
– Здесь он умер – на моих руках. – Али перевел дух и поднял глаза к небу, словно хотел поведать свою историю звездам, а не Беатриче. – Это случилось в тот день, когда он привел Мишель в мой дом. Саддин сказал, что за ними гонятся фидави – так он назвал своих преследователей. Он попросил меня принять малышку, как собственную дочь.
Беатриче затаила дыхание. Саддин, конечно, был умен, но даже он не мог знать это.
– Все случилось здесь. Мы стояли там, у стены, где только что были я и ты. Я ему ответил, что при моем скитальческом образе жизни не могу взять на себя ответственность за ребенка. И вдруг, как из преисподней, перемахнув через стену, словно адские тени, появились они.
– Фидави?
Али кивнул.
– Саддин выхватил меч и преградил им дорогу. А я… – Али умолк, словно ком застрял у него в горле.
– Он велел мне идти в дом, и я пошел. – А когда вернулся, было уже поздно. Оба фидави были мертвы, а Саддин… – В свете звезд Беатриче увидела, как по щеке Али скатилась слеза. – Его рана была смертельной. Он был ранен в живот и истекал кровью. Его правая нога уже онемела, стала холодной, как лед. Но несмотря на это… – Али прикусил губу. – Наверное, его можно было спасти, облегчить его страдания. Но я ничего не сделал.
Беатриче закрыла глаза, представив картину медленного умирания Саддина. Она пыталась понять, можно ли было его спасти. Судя по описаниям Али, у него была поражена аорта в том месте, где она разветвляется на две коронарные артерии. Саддина могла спасти операция с последующим переливанием крови. Но это было возможно лишь в XXI веке – в условиях современной медицины, в хорошо оснащенной клинике, с хорошими хирургами, анестезиологами и медсестрами. Здесь, в Казвине, это было вряд ли возможно.
– Ты не виноват в его смерти, – сказала Беатриче, но Али, казалось, ее не слышал. Стоя у двери, он неподвижно смотрел на каменный пол, словно там еще была кровь Саддина.
– Каждый день, каждую ночь я спрашиваю себя: правильно ли я поступил?
– Ты сделал все, что мог. – Она положила руку на его плечо. – Вероятно, удар меча поразил аорту. Даже у меня на родине, при огромных возможностях медицины, Саддин вряд ли бы выжил. Ему, скорее всего, пришлось бы ампутировать ногу. А такой участи я не пожелала бы Саддину.
– Но я бросил его одного! – воскликнул Али. – Как мужчина, я должен был бороться вместе с ним, а не оставлять его одного на произвол судьбы.
Беатриче обхватила руками его мокрое от слез лицо и заглянула в глаза.
– Саддин понимал, что вы бессильны перед фидави. Ты врач, Али, а не воин. Если бы ты остался с ним, тебя бы уже не было в живых. Кроме того… – Беатриче сжала губы. – Он понимал, что Мишель нуждается в отце.
Али в полной растерянности уставился на нее. Осознав смысл этих слов, он просиял.
– Беатриче! Ты хочешь сказать, что…
– Да, Али! Мишель твоя дочь.
Али остолбенел. Он смотрел на нее, как на призрак, и она на мгновение испугалась, что он потеряет сознание. Но вскоре он пришел в себя. Он заключил ее в объятия и так крепко прижал к себе, что Беатриче едва не задохнулась. Али смеялся и плакал одновременно, благодаря Аллаха за посланное ему счастье.
Они еще долго стояли в башне, любуясь звездами. Беатриче вздохнула. Как она мечтала об этой встрече! Как не хватало ей Али – его объятий, его тепла. Наконец это случилось. Но, несмотря на переполнявшие ее чувства, она не могла всецело отдаться им. Перед ней стояла еще одна жизненно важная задача. Она ни на минуту не забыла о Хасане и фидави.
– Мы должны найти Моше Бен Маймона, Али.
– Я знаю, – ответил он, и Беатриче поняла, что в этот миг он тоже думал о камнях Фатимы и нависшей над ними опасности. – Мы идем к нему завтра же.
XIX
Солнце уже взошло, когда Мустафа и Осман подъезжали к Казвину. Два дня назад они покинули Аламут верхом на лошадях и с тех пор не делали привалов, лишая себя сна и утоляя голод сухими лепешками. Лишь на время молитвы они спускались с лошадей и ступали на землю. Мустафа совершенно обессилел. Он изголодался, все его тело болело. Перед глазами маячили призраки. Ему чудились дымящиеся миски с горячей кашей и соломенный лежак.
Вздрогнув всем телом, Мустафа выпрямился. Невероятно, но он заснул в седле. Еще совсем немного – и он бы свалился с лошади. Мустафа бросил короткий взгляд на Османа: заметил ли хозяин? Кажется, нет. Его неподвижный взгляд был устремлен вперед. Мустафа облегченно вздохнул. Он восхищался Османом, который сидел в седле, как свеча, словно они только что отправились в дорогу. А ведь он до этого проделал немалый путь, прибыв из Газны. Мустафа встряхнулся и распрямил плечи. Если его учитель с таким усердием выполняет свой долг перед Аллахом, забыв про голод, жажду и усталость, то и ему, Мустафе, негоже спать на ходу. Надо быть сильным, достойным высокого звания фидави.
А быть сильным во имя Аллаха – значит, преодолевать собственные слабости. Так его учил Осман.
Мустафа улыбнулся, вспомнив, как два дня назад тот вызвал его к себе и в присутствии всех братьев прочел послание Великого Магистра, в котором он, Мустафа, посвящался в фидави. От радости и волнения у него дрожали колени, когда он подходил к трону, где сидел наместник Великого Магистра – Осман. С сильно бьющимся сердцем он принял обряд посвящения. Осман, засучив левый рукав его одежды, собственноручно раскаленным железом выжег на плече знак фидави – овал с надписью: «Нет Бога, кроме Аллаха». Когда раскаленное железо обожгло кожу, у Мустафы потекли слезы, но он не издал ни единого звука. По глазам Османа он видел, что учитель им доволен. Затем ему вручили изящный, слегка изогнутый кинжал с выгравированной на рукоятке надписью «Велик Аллах», удавку – для выполнения особых поручений и длинную острую саблю, которой можно расщепить волос. После обработки раны и пышной трапезы Осман отвел его в сторону. Они поднялись на башню, где тот раздавал всем фидави тайные приказы, и объявил, что настал его час. Мустафа получает свое первое задание – он должен оправдать высокое звание фидави перед Аллахом и членами братства. Вместе с Османом, которого Мустафа почитал наравне с Великим Магистром, ему следует направиться в Казвин. Здесь им предстоит найти безбожника, который замешан в преступлениях против Аллаха и его верных сынов. Мустафа до сих пор не верил своему счастью: теперь он входит в узкий крут избранных.
– Мы почти добрались, – сообщил Осман, не глядя на спутника. Он говорил мало, но каждое его слово для Мустафы было священно, как слово Корана. – Когда будем у ворот, веди себя потише. Неизвестно, что там за стража и как они отнесутся к чужим.
Мустафа набрался смелости, чтобы задать вопрос, мучивший его с тех пор, как они покинули Аламут.
– Осман, что мы будем делать в Казвине? Как нам искать этого неверного?
Тот недовольно поморщился.
– Прежде всего позаботься о том, чтобы не привлекать к себе внимания. Держи рот на замке и делай то, что я тебе скажу. Ты все узнаешь, когда придет время.
Мустафа потупил взгляд и покраснел. Он не хотел разозлить Османа. Наверное, тот и сам точно не знает, как им быть дальше и где искать преступника.
В голове Мустафы бродили мысли, от которых ему было страшно самому. Его бросало то в жар, то в холод. Такие мысли – большой грех. Он поклялся до конца жизни хранить верность фидави. Откуда эти греховные мысли? Не иначе как дьявол искушает его. Возможно, это и есть одно из тех испытаний, о которых говорил Осман при посвящении его в фидави? Он не единственный, кому приходится преодолевать сомнения и страх, выполняя страшную задачу. Главное испытание фидави, сказал тогда Осман, – одержать победу в борьбе с самим собой.
Тряхнув головой, Мустафа попытался отогнать греховные мысли. Осман доверил ему важное дело, и во имя Аллаха он должен его выполнить – чего бы это ни стоило, даже ценой собственной жизни. Мустафа снова распрямил плечи. Да, он будет сильным, он победит закравшиеся в душу сомнения. Он будет молиться, чтобы Аллах простил его, и сделает все, что потребует от него Осман.
При въезде в город оказалось, что опасения Османа в отношении стражи были совершенно напрасными. Городские ворота никем не охранялись. Они спокойно вошли в город. Никому до них не было дела.
От увиденного у Мустафы загорелись глаза. Он родился в небольшом горном поселении, все жители которого были пастухами и жили впроголодь. Никто не мог себе позволить поехать в город. Только однажды его отец вместе со старшим братом, который тяжело заболел, совершили длинный и трудный путь, чтобы найти в городе врача, молва о котором дошла даже до их глухого поселения. Позже отец часто рассказывал о городских красотах и щедрости врача, который вылечил его брата и в качестве вознаграждения за свой труд попросил лишь одного козленка. Однако сейчас, увидев все собственными глазами, Мустафа понял, что те описания были бледной тенью того, что было на самом деле.
Ему все было в диковинку. Узкие улицы, несмотря на раннее утро, кишели людьми: женщины несли на головах корзины и кувшины, дети гнали овец и коз, мужчины тащили тяжелые мешки; грохотали запряженные быками телеги, груженные углем и корзинами с камнями. Встречались и всадники в дорогих одеяниях. Повсюду – на площадях и улицах, на прилавках и крышках от бочек – торговцы раскладывали свой товар. Чего здесь только не было: овощи и фрукты, аппетитный золотистый мед, мешки с травами и специями, источавшими хоть и незнакомый, но дурманящий, соблазнительный аромат, изделия из тонкой кожи, медная посуда. Мустафа не мог наглядеться на эту красоту.
– Берегись городских соблазнов, – тихо прошептал ему Осман, и Мустафа снова вздрогнул. Неужели тот прочитал его мысли? – Все, что ты здесь видишь, – сплошная мишура. Это дьявол расставляет невидимые сети. И только мудрец с чистым сердцем, преданным Аллаху, может их распознать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39