В результате на борту царила странная — напряженная и в то же время веселая — атмосфера, к которой примешивалась некоторая тревога.Поскольку весь экипаж был при деле, Стивен отправился к своему деревянному насосу, через раструб которого ежедневно наблюдал за чудесами, происходящими в морской пучине, обитатели которой, видимо, самого доктора считали лишь деталью помпы. Впрочем, на сей раз его присутствие служило помехой в разговорах моряков. Он заметил эту скованность, и их тревога передалась ему.За обедом Джеймс Диллон был весел: он пригласил к столу Пуллингса и Бабингтона, и их присутствие, наряду с отсутствием Маршалла, несмотря на хмурое молчание казначея, придало трапезе праздничный характер. Стивен наблюдал за лейтенантом, который присоединился к хору, исполнявшему песню, сочиненную Бабингтоном, и орал что есть сил:
Закон мы этот будем чтитьДо самого до фоба,И верно королю служитьС тобой мы станем оба!
— Молодцы! — воскликнул он, хватив кулаком по столу. — А теперь каждому по бокалу вина, чтобы смочить глотки, затем мы все должны выйти на палубу, хотя мне, как хозяину, неприятно такое заявлять… Какое счастье снова сражаться с кораблями Его Величества, а не с этими проклятыми каперами, — заметил он после того, как кают-компанию покинули молодые офицеры и казначей.— Какой же вы, право, романтик, — заметил Стивен. — Ядро, выпущенное каперской пушкой, проделывает такое же отверстие, как и то, что выпущено королевским орудием.— Это я-то романтик? — с искренним негодованием воскликнул Диллон, и в его зеленых глазах вспыхнул гневный огонь.— Да, мой дорогой, — ответил Стивен, нюхая табак. — Вскоре вы начнете меня убеждать в божественных правах монархов.— Что же, даже вы, с вашими нелепыми представлениями о равноправии, не станете отрицать, что король — единственное мерило чести?— Ни в коем случае, — отозвался доктор.— Когда я последний раз был дома, — продолжал Диллон, наполняя бокал Стивена, — мы справляли поминки по старику Теренсу Хили. Он был арендатором у моего деда. И там пели песню, которая весь день не выходила у меня из головы. Но теперь я никак не могу ее вспомнить.— А что за песня — ирландская или английская?— В ней были английские слова. Одна строфа звучала так:
Дикие гуси летят, летят, летят,Дикие гуси плывут по свинцовому морю.
Стивен насвистел мелодию и своим скрипучим голосом запел:
Они никогда не вернутся:Белый конь загадил, загадил,Белый конь загадил наш зеленый луг.
— Она самая. Благослови вас Господь! — воскликнул Диллон и, напевая, вышел на палубу убедиться, что матросы стараются вовсю.«Софи» вышла в открытое море на закате солнца и взяла курс прямо на Менорку. Перед самым рассветом она снова направилась к берегу, подгоняемая свежим бризом, дувшим чуть восточнее норда. Однако в воздухе ощущалась осенняя прохлада и сырость, с которой в памяти Стивена связывался урожай грибов в буковых лесах; над водой стелился туман необычного бурого цвета. * * * «Софи» подходила к берегу галсом правого борта, держа курс на вест-норд-вест. Просвистали команду убрать койки и уложить в сетки; в воздухе стоял аромат кофе и запах жареной ветчины, которые смешивались воздушным вихрем на наветренной стороне туго натянутого триселя. Бурый туман по-прежнему скрывал находившуюся по левой скуле долину Льобрегат и устье реки, однако поодаль, там, где на горизонте маячил едва различимый город, восходящее солнце успело выжечь несколько пятен тумана. Остальные его участки могли скрывать мысы, острова, отмели.— Знаю, знаю, эти канонерки пытались заманить нас в какую-то ловушку, — произнес Джек, — я еще ребенком понимал, что это такое. — Джек не умел притворяться и тотчас убедил Стивена, что ему прекрасно известен характер ловушки, во всяком случае, он хорошо представлял себе, какой она может быть.Солнце нагревало поверхность воды, чудесным образом окрашивая ее в различные цвета, порождая одни туманы, рассеивая другие, рисуя замысловатые узоры теней, отбрасываемых туго натянутыми снастями и чистыми изгибами парусов на белую палубу, которую под настойчивый звук скребков драили, чтобы она стала еще белей. Внезапно на горизонте появился голубовато — серый мыс, а в трех румбах по правой скуле возник крупный корабль, под прикрытием суши мчавшийся на юг. Впередсмотрящий деловито объявил о его обнаружении, впрочем, после того как туман рассеялся, судно целиком можно было наблюдать с палубы.— Превосходно, — произнес Джек, долго разглядывавший судно, а затем схвативший подзорную трубу. — Как вы полагаете, мистер Диллон, что это за парусник?— Думаю, это наш старинный знакомый, сэр, — отозвался лейтенант.— Я тоже так думаю. Поставьте грота — стаксель и приведитесь к ветру, чтобы сблизиться с испанцем. Швабры на корму, высушить палубу. Сейчас же отправьте матросов завтракать, мистер Диллон. Не угодно ли будет вам выпить чашку кофе вместе со мной и доктором? Будет жаль, если добро пропадет.— С удовольствием, сэр.Завтрак прошел почти в полном молчании. Джек спросил:— Вы, наверное, хотите, чтобы мы надели шелковые чулки, доктор?— Почему шелковые, скажите на милость?— Все говорят, что врачу удобнее резать шелковые чулки.— Да. Действительно, это так. Обязательно наденьте шелковые чулки.Больше ни о чем не говорили, но сразу возникла непринужденная, товарищеская атмосфера, и Джек, поднявшись из-за стола, чтобы облачиться в мундир, обратился к Диллону:— Ну разумеется, вы правы. — Он сказал это с таким видом, словно все это время они беседовали о принадлежности парусника.Поднявшись на мостик, капитан еще раз убедился, что замеченное ими судно действительно «Какафуэго».Оно изменило курс, чтобы встретиться с «Софи», и в эту минуту ставило трисели. В подзорную трубу Джек Обри видел алые борта судна, блестевшие на солнце.— Всем на корму! — распорядился капитан, и, пока экипаж собирался, Стивен наблюдал за тем, как на лице Джека расплывалась улыбка, которую он тщетно пытался подавить, придавая ему серьезное выражение. — Матросы, — произнес Джек, — с наветренного борта от нас «Какафуэго». Кое — кто из вас был недоволен, когда во время прошлой встречи мы отпустили его, не попрощавшись. Но теперь, когда наши канониры стали лучшими на флоте, дело приняло совсем другой оборот. Так что, мистер Диллон, будьте любезны, прикажите очистить палубу для боя.Когда капитан начал говорить, то половина экипажа смотрела на него, испытывая радостное возбуждение; приблизительно четверть моряков выглядела лишь несколько встревоженной, а остальные с озабоченными лицами смотрели потупясь вниз. Однако уверенное, радостное настроение, излучаемое капитаном и его помощником, передалось команде, и раздался восторженный крик «ура», вырвавшийся из глоток доброй половины экипажа. А когда началась уборка, уже можно было увидеть лишь четыре — пять хмурых лиц. Остальные, казалось, отправлялись на ярмарку.«Какафуэго», несший прямые паруса, направлялся к шлюпу, совершая плавный поворот в западном направлении, с тем чтобы оказаться с наветренной стороны и мористей «Софи». Шлюп круто привелся к ветру, поэтому к тому времени, когда до испанца оставалось еще целых полмили, он оказался под угрозой бортового залпа тридцатидвухпушечного фрегата.— Воевать с испанцами, мистер Эллис, — сказал Джек, с улыбкой глядя в его округлившиеся глаза и серьезное лицо, — приятно не потому, что они люди робкого десятка, чего о них сказать нельзя, а потому, что они никогда, никогда не просчитывают партию даже на ход вперед.
Фрегат почти достиг места, намеченного его капитаном; он выстрелил из пушки и поднял испанский флаг.— Сначала американский флаг, мистер Бабингтон! — приказал Джек Обри. — Пусть поломают голову, как быть. Отметьте в шканечном журнале время, мистер Ричардс.Дистанция между судами сокращалась очень быстро — даже не по минутам, а по секундам. «Софи» нацелилась на корму испанца, словно пытаясь пересечь его кильватерную струю. Ни одно орудие «Софи» не могло поразить фрегат. На палубе шлюпа стояла полнейшая тишина, все матросы ждали команды лечь на другой галс — команда эта должна была прозвучать лишь после бортового залпа.— Подготовить флаг к подъему, — вполголоса проговорил Джек, затем громко произнес: — Прямо руль, мистер Диллон!— Руль под ветер! — почти одновременно скомандовал боцман.«Софи» повернулась на пятачке, на ней взвился английский флаг. Она легла на новый курс и, идя в крутой бейдевинд, устремилась к борту испанца. «Какафуэго» тотчас открыл огонь, оглушительный залп пришелся поверх судна и пробил в брамселях четыре отверстия, если не больше. Все матросы «Софи» громко прокричали «ура» и стояли в напряженном ожидании возле орудий с тройным зарядом.— Наводить вверх до упора! Ни одного выстрела до тех пор, пока не войдем в соприкосновение, — громогласно произнес Джек, наблюдая за тем, как с палубы фрегата в воду летят клетки для кур, ящики и доски.Сквозь дым он видел, как плывут утки, выбравшиеся из клетки. На одном из ящиков сидел испуганный кот. Запахло пороховым дымом, смешанным с туманом. Испанское судно становилось все ближе, вскоре они окажутся с подветренной стороны фрегата, но пока еще надо было плыть и плыть… Джек смотрел на черные жерла орудий испанца, и в этот момент из них вырвался яркий огонь и клубы дыма, скрывшие борт фрегата. Джек Обри заметил, что ядра полетели слишком высоко, но раздумывать почему — было некогда: надо было найти брешь в облаке, чтобы направить шлюп в носовую часть фрегата.— Руль на борт! — закричал Джек Обри и, когда раздался треск, скомандовал: — Пли!Фрегат — шебека сидел низко в воде, но «Софи» сидела еще ниже. Зацепившись реями за такелаж «Какафуэго», шлюп застыл на месте. Его орудия оказались ниже орудийных портов фрегата. Залп, произведенный в упор, пробил палубу фрегата и произвел ужасные разрушения. После «ура», раздавшегося со шлюпа, наступила тишина, и в это мгновение на шканцах испанского корабля раздались вопли. Затем испанские орудия заговорили вновь, вразнобой, но производя невероятный грохот в трех футах от головы Джека.Орудия одного борта «Софи» стреляли как по нотам: первое, второе, третье, четвертое, пятое, шестое, седьмое. Слышался грохот и стук откатывающихся лафетов. Во время четвертой или пятой паузы Джеймс Диллон схватил Джека за рукав и крикнул:— Отдан приказ взять нас на абордаж!— Мистер Уотт, оттолкнитесь от фрегата! — закричал Джек Обри в рупор. — Сержант, приготовиться!Один из бакштагов «Какафуэго» упал на палубу «Софи», зацепившись за лафет одного из орудий. Капитан обмотал его вокруг стойки и, посмотрев вверх, увидел целую толпу испанцев, собравшихся у борта фрегата. Морские пехотинцы и стрелки открыли по ним сокрушительный огонь, и испанцы не решились высадиться на шлюп. Расстояние между судами увеличивалось: боцман и его помощники на носу, Диллон и его отряд на корме отталкивали шестами фрегат. Под треск пистолетов некоторые испанцы пытались прыгнуть на палубу шлюпа, а кое — кто норовил зацепиться за него кошками. Одни строились, другие отходили назад. Пушки «Софи», оказавшиеся в десяти футах от борта фрегата, ударили прямо в гущу дрогнувших моряков и проделали в борту семь огромных пробоин.«Какафуэго» увалил под ветер, и его нос смотрел почти на зюйд, так что «Софи», воспользовавшись ветром, смогла вновь развернуться параллельно фрегату. Снова раздался оглушительный грохот, отдавшийся эхом в небесах. Испанцы старались из всех сил придать своим орудиям максимальный угол понижения. Перегнувшись через борт, они стреляли из мушкетов и пистолетов, пытаясь поразить прислугу орудий. Вели себя они довольно смело — один из испанцев повис над бортом и был сражен тремя выстрелами, — но действовали хаотично. Испанцы дважды пытались высадиться на палубу шлюпа, и всякий раз «Софи» отходила от фрегата, открывая убийственный огонь, продолжавшийся в течение пяти — десяти минут и обрушивавшийся на надстройки. Затем ее орудия били по корпусу. Пушки раскалились настолько, что к ним было невозможно прикоснуться. После каждого выстрела они отскакивали со страшной силой. Губки, которыми охлаждали стволы орудий, шипели и обугливались, так что собственные пушки становились почти столь же опасными для своих расчетов, как и для противника.Все это время испанцы не переставали вести огонь, хотя стреляли они нерегулярно, урывками. В грот — стеньгу попало несколько ядер, и с нее на палубу падали огромные куски дерева; падали пиллерсы, подвесные койки. Фока-рей удерживался только цепями. Снасти болтались во всех направлениях, в парусах было бесчисленное количество пробоин. На палубу то и дело падали горящие пыжи, и незанятые расчеты орудий правого борта бегали взад — вперед с пожарными ведрами. Однако, несмотря на суматоху, на палубе шлюпа прослеживался четкий порядок — из крюйт-камеры передавали заряды и ядра, расчеты орудий работали как заведенные, заряжая и затем пододвигая пушки к портам. Там несли вниз раненого, там убитого, чье место молча занимал кто-то другой; каждый был внимателен, несмотря на густые облака дыма, не было столкновений, суеты, почти не слышалось команд.«Скоро от шлюпа останется лишь один корпус», — размышлял Джек. Невероятно, но не упала ни одна мачта, ни одно рангоутное дерево. Долго так не может продолжаться. Наклонившись к Эллису, он прокричал юноше в ухо:— Бегом на камбуз! Пусть кок перевернет вверх дном все грязные сковороды и кастрюли. Пуллингс, Бабингтон, прекратите стрельбу. Убрать гики. Выбрать на ветер марсели. Мистер Диллон, велите вахте правого борта испачкать лица на камбузе, как только я скажу. Матросы, матросы! — закричал капитан, видя, что фрегат медленно движется вперед. — Мы должны высадиться на испанский корабль и захватить его. Сейчас самое подходящее время — сейчас или никогда, пока они не успели прийти в себя. Пять минут ожесточенной драки — и фрегат наш. Взять топоры, палаши — и вперед. Команда правого борта перепачкает лица сажей на камбузе и пойдет на нос с мистером Диллоном, остальные вместе со мной атакуют с кормы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61