Она не пыталась скрыться, изменить курс или лечь в дрейф, но стояла на месте с трепетавшими на ветру разорванными парусами, находившимися при последнем издыхании. В ответ на приветствие «Софи» фелюка не подняла ни флага, ни семафора. Когда шлюп подошел поближе, те, у кого были подзорные трубы, увидели, что фелюка рыскает оттого, что на румпеле никого нет и он ходит ходуном сам по себе.— На палубе валяется тело, — с глупой улыбкой произнес Бабингтон.— Не очень-то хочется спускать шлюпку, — сказал Джек Обри как бы про себя. — Уильямс, подойдите лагом, хорошо? Мистер Уотт, отрядите людей, чтобы вывесили кранцы. Что вы скажете об этой посудине, мистер Маршалл?— Думаю, сэр, она из Танжера, может быть, Тетюана, во всяком случае, с западного края побережья…— Человек, который застрял в квадратном люке, умер от чумы, — заключил Стивен Мэтьюрин, задвинув внутрь колена подзорной трубы.После этого заявления воцарилась тишина, и ветер, дувший в вантах, вздохнул. Расстояние между судами быстро сокращалось, и теперь все могли разглядеть тело, торчавшее из кормового люка, а ниже — тела еще двух человек. Полуобнаженный труп запутался в снастях возле румпеля.— Не давать парусам заполаскивать, — скомандовал Джек Обри. — Доктор, вы уверены в том, что говорите? Возьмите мою подзорную трубу.Взглянув в нее, Стивен вернул трубу хозяину и сказал:— В этом нет никакого сомнения. Сейчас соберу свой медицинский набор и отправлюсь туда. Возможно, там остались живые.К тому времени оба судна почти соприкасались бортами, и на планширь фелюки карабкалась ручная генетта, готовая перепрыгнуть на шлюп. Пожилой швед Вольгардсон, добрейший из людей, швырнул швабру, чтобы сбить зверька, и все матросы, стоявшие возле борта, принялись свистеть и вопить, чтобы отпугнуть его.— Мистер Диллон, ложимся на правый галс, — произнес капитан.Тотчас «Софи» ожила: раздались пронзительные команды боцмана, матросы бросились по своим местам, поднялся гам, и среди общего шума Стивен воскликнул:— Я настаиваю на шлюпке… Я протестую… Дружески взяв доктора за локоть, Джек Обри втолкнул его в каюту.— Мой дорогой сэр, — сказал он. — Боюсь, что вы не должны ни настаивать, ни протестовать. Иначе это будет мятеж, и вас придется повесить. Если вы ступите на палубу этой фелюки, то, даже если вы не подхватите там заразу, мы должны будем поднять желтый флаг по прибытии в Магон, а вы знаете, что это значит. Сорок дней, черт побери, на карантинном острове, и, если вы посмеете выйти за частокол, вас застрелят — вот что это такое. Подхватите вы эту заразу или нет, полкоманды умрет со страху.— Так вы намереваетесь оставить это судно на произвол судьбы, не оказав ему никакой помощи?— Да, сэр.— Вы берете на себя ответственность?— Конечно.В шканечном журнале почти ничего не отмечено по поводу этого эпизода: вряд ли удалось бы найти какие-то официальные выражения для того, чтобы сообщить, как судовой врач набросился с кулаками на капитана. Событие это было описано так, словно ничего не произошло: «Покинули фелюку, в четверть 12 легли на другой галс». Эта запись предваряла счастливейший за многие годы факт, поскольку капитан Аллен был неудачливым командиром: «Софи» не только почти все время занималась конвоированием, но и тогда, когда она отправлялась в крейсирование, море словно пустело, и ни разу не было захвачено ни одного призового судна… «Пополудни, ветер умеренный, небо чистое, поставили бом — стеньги, вскрыли бочонок со свининой № 113, содержимое частично испорчено. В 7 ч. увидел незнакомый парусник в вестовом направлении, поставил паруса, чтобы преследовать его». «Вестовое направление» — направление с подветренного борта «Софи», а постановка парусов означала, что было использовано все, что только возможно: нижние паруса, марсели, брамсели, брам — лисели и, разумеется, бом — брамсели и даже боннеты, поскольку преследуемым судном оказался довольно крупный полакр с латинскими парусами на фок — и бизань-мачтах и прямыми парусами на грот-мачте, следовательно, он был французом или испанцем и почти наверняка мог бы оказаться ценным призом. Когда они заметили друг друга, судно лежало в дрейфе, на нем, очевидно, пытались вытащить из воды сбитую штормом грот-мачту. Не успела «Софи» выбрать брамсели, как полакр лег на фордевинд и помчался на всех парусах, какие успел поставить. Очень это был подозрительный полакр, не пожелавший оказаться застигнутым врасплох.«Софи», на борту которой хватало опытных матросов, способных в два счета поставить паруса, за первую четверть часа прошла две мили, в то время как полакр лишь одну; но после того, как он поднял все паруса, их скорость почти выровнялась. Ветер дул с направления два румба, и, поскольку прямой грот давал шлюпу преимущество в ходе, его скорость была выше семи узлов, в то время как полакр выжимал лишь шесть. Однако их по-прежнему разделяло расстояние в четыре мили, а через три часа наступит полнейшая темнота; луна выйдет лишь в половине третьего. Правда, была надежда, что преследование принесет свои результаты, поскольку у беглеца была штормовая ночь. Многие, находившиеся на полубаке, навели на него подзорные трубы.Джек Обри стоял возле кнехта на правом борту, вкладывая все силы души в то, чтобы шлюп догнал беглеца, и готов был отдать правую руку, лишь бы иметь надежное погонное орудие. Он внимательно смотрел на паруса, на то, как они натянуты, следил за тем, как нос рассекает волны, которые скользят вдоль выкрашенного чернью борта. Ему казалось, что при такой удифферентованности судна задние паруса несколько притапливают нижнюю часть форштевня, что излишняя парусность, возможно, замедляет ход шлюпа, и он приказал убрать грот — бом — брамсель. Редко распоряжение капитана выполнялось с такой неохотой, но данные лага показали, что он прав: «Софи» пошла полегче и немного быстрее, поскольку ветер ее больше не тормозил.Солнце оказалось на скуле правого борта; ветер стал заходить к норду и дуть порывами; небо по корме стала охватывать темнота. Полакр все еще находился в трех четвертях мили впереди, продолжая двигаться к весту. Когда ветер задул с траверза, поставили стаксели и косой грот; проследив за тем, как стоит фор — брамсель, Джек Обри убедился, что его туго обрасопили, но, бросив взгляд вниз, он увидел, что на палубу опустились сумерки.Поставившее лисели преследуемое судно, вернее, его бледную тень, то и дело возникавшую на гребнях увеличивавшихся волн, можно было различить с квартердечной палубы. Взяв подзорную трубу с ночной оптикой, капитан пристально наблюдал за ним, пытаясь проникнуть сквозь быстро сгущавшуюся темноту, время от времени отдавая негромким голосом то одно, то другое распоряжение.Полакр становился все менее различим и наконец исчез. На горизонте, где было видно то вздымавшееся вверх, то опускавшееся бледное пятно, Джек ничего не видел, кроме пустынной крупной зыби.— Топовый! — крикнул капитан. — Видите судно?— Ничего не видать, сэр, — после продолжительной паузы ответил наблюдатель.Вот так-то. Что же теперь делать? Нужно подумать — подумать тут же, на палубе, где ветер дует в лицо, горит лампа нактоуза и ничто не отрывает от принятия решения. Привычный уклад жизни и морская дисциплина помогали ему. Его окружала благословенная недоступность капитана (порой такая забавная, вводящая в соблазн глупая помпезность), и можно было думать без помех. Он заметил, как Диллон указал на что-то, заставив Стивена обернуться. Джек механически отметил это — его мысль беспрестанно билась в поисках выхода из тупика. Беглец или изменил курс, или сделает это с минуты на минуту. Вопрос в том, куда этот курс приведет его к рассвету. А ответ зависит от множества причин — французское это судно или испанское, возвращается оно в свой порт или же удаляется от него, хитер ли его капитан или же это простак, и, прежде всего, от мореходных качеств корабля. Джек Обри досконально изучил их, за последние часы внимательнейшим образом следя за каждым его маневром; поэтому, строя свои рассуждения (если только этот интуитивный процесс можно назвать рассуждениями) на увиденном, он пришел к следующему выводу. Полакр сделал поворот через фордевинд; он, возможно, дрейфует с голыми мачтами, чтобы его не заметили, когда «Софи» обгонит его, двигаясь на норд в темноте. Во всяком случае, беглец вскоре поставит все паруса и, идя круто к ветру, возьмет курс на Агде или Сетте, пройдет по корме от шлюпа и, рассчитывая на мощную парусность, уйдет в наветренную сторону и до наступления рассвета окажется в безопасности. Если это так, то «Софи» должна тотчас же сделать поворот оверштаг и двигаться в наветренную сторону под частью парусов. Таким образом, полакр окажется у них с подветренной стороны. Вероятно, «Софи» сможет обойтись лишь парусами на фок — и бизань-мачтах — даже продолжая погоню, они берегли покалеченную грот-мачту.Джек Обри зашел в каюту штурмана и, щуря глаза от яркого света, уточнил их местоположение; он проверил его еще раз, опираясь на данные прокладки курса Диллоном, после чего вышел на палубу отдать нужные распоряжения.— Мистер Уотт, — произнес он, — я намереваюсь лечь на обратный курс и хочу, чтобы операция прошла в полной тишине. Никаких команд, никакой суеты, никаких выкриков.— Есть никаких команд, сэр, — отвечал боцман и хриплым шепотом, слышать который было непривычно, продолжал: — Всем наверх, приготовиться к повороту.Распоряжение и тон, каким оно было отдано, оказали на всех мощное воздействие, это тотчас ощутил капитан, понявший, что экипаж на его стороне. Некий внутренний голос подсказал ему, что лучше бы решение его оказалось верным, иначе он лишится этого безграничного доверия.— Превосходно, Ассу, — сказал он матросу — индусу, стоявшему на руле, и «Софи» плавно привелась к ветру.— Руль под ветер. — Команду, которая обычно разносилась на много миль вокруг, капитан произнес негромко. — Ослабить шкоты и паруса, — прозвучал новый приказ. Послышался торопливый топот босых ног и шуршанье стакселей о штаги. Джек Обри подождал, когда ветер окажется в румбе от наветренной скулы, после чего чуть громче произнес: — Грот подтянуть! — Теперь ветер задул с другой скулы. — Раздернуть и выбрать! — скомандовал капитан, и едва различимые матросы, работавшие на шкафуте, принялись набивать брасы, словно бывалые баковые. Наветренные булини надраились: «Софи» набирала ход.Вскоре шлюп лег на ост-норд-ост и бежал круто к ветру под зарифленными марселями. Джек Обри спустился вниз, в кают-компанию младших офицеров. К своему удивлению, там он обнаружил Диллона (правда, была вахта Джека, но на месте лейтенанта он ни за что не покинул бы мостик), который играл в шахматы с доктором, между тем как казначей читал вслух отрывки из «Журнала для джентльменов», сопровождая чтение своими комментариями.— Не беспокойтесь, господа, — произнес капитан при виде вскочивших с места присутствующих. — Хочу ненадолго воспользоваться вашим гостеприимством.Хозяева принялись наперебой угощать капитана, предлагая ему вино, сладкое печенье и последний справочник по корабельному и офицерскому составу флота. И все же он был пришельцем, который разрушил их тихий уютный мир, заткнул фонтан литературной критики казначея и прервал партию в шахматы столь же эффективно, как это сделала бы молния олимпийского громовержца. Стивен Мэтьюрин, разумеется, трапезовал здесь, поскольку его каюта походила на тесный буфет, освещенный висячим фонарем, поэтому он чувствовал себя тут как дома. Джек Обри был несколько обижен, и, поговорив немного с компанией (разговор получился сухим, сдержанным и чересчур вежливым), он снова поднялся на мостик. Увидев капитана при тусклом свете, выбивавшемся из люка, штурман и юный Риккетс молча перешли на левую сторону шканцев, и Джек Обри продолжал одиноко расхаживать от поручней на юте до последнего юферса.В начале средней вахты небо затянуло тучами, а незадолго до того, как пробило две склянки, начался дождь, и капельки влаги шипели, попадая на нактоуз. Взошла луна — тусклая, кособокая, непохожая на самое себя. У Джека Обри подвело живот от голода, но он продолжал расхаживать, при каждом повороте механически вглядываясь в темноту.Пробило три склянки. Спокойный голос капрала судовой полиции, докладывающего, что на борту все спокойно. Четыре склянки. Было столько возможностей, столько вариантов, на которых мог бы остановиться беглец, вместо того чтобы привестись к ветру, а затем пойти в крутой бейдевинд на Сетте. Вариантов были сотни…— В чем дело? Что такое? Ходите под дождем в одной сорочке? Это же безумие, — послышался голос Стивена у него за спиной.— Тихо! — воскликнул Моуэт, вахтенный офицер, не успевший перехватить доктора.— Безумие. Подумайте о ночном воздухе, об испарениях, которые способствуют упадку настроения. Если ваш долг обязывает вас находиться ночью на палубе, вы должны надеть какую-то шерстяную вещь. Эй, принесите что — нибудь теплое капитану! Я сам принесу.Пять склянок, и снова заморосил дождь. Смена вахты на руле, повторение курса шепотом, обычный доклад. Шесть склянок, на осте стало чуть светлеть. Воздействие тишины, казалось, было особенно ощутимо: матросы ходили на цыпочках, выравнивая реи, а незадолго до того, как пробило семь склянок, впередсмотрящий кашлянул и чуть ли не извиняющимся тоном, едва слышно доложил:— На мостике. На мостике, сэр. Кажись, он был вон там, на правом траверзе. Так мне показалось…Джек Обри сунул свою подзорную трубу в карман плаща, который принес ему Стивен, и полез на мачту. Крепко уцепившись за ванты, он направил окуляр туда, куда показывал матрос. Сквозь тусклый рассвет и пелену дождя с подветренной стороны, в разрыве туч на горизонте, возникли едва заметные латинские паруса полакра. Судно находилось ближе чем в полумиле от них. Затем пелена дождя вновь скрыла его, однако Джек Обри успел убедиться, что это действительно был их беглец, который потерял часть своего рангоута.— Вы молодчина, Андерсен, — произнес капитан, похлопав впередсмотрящего по плечу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61