А находиться подолгу вдалеке от своего порта нам нельзя, иначе придется жевать собственные сапоги.— И все — таки…— Да не переживайте вы так, дорогой доктор. Приказа, куда именно их высадить, да и вообще никакого приказа я не получал. И я, разумеется, потребую наградные. Кроме того, у меня есть прикрытие: все мои офицеры официально подтвердили, что мы поступили таким образом из-за нехватки воды и провизии. В их числе Маршалл, Риккетс и даже Диллон, хотя он хамил при этом и вел себя по-свински. * * * «Софи» пропахла жареными сардинами и свежей краской. Она лежала в дрейфе в пятнадцати милях от острова Тортоза. Стоял мертвый штиль, и шлюп покачивался на плавных волнах зыби. Над палубой, твиндеками и такелажем повис тошнотворный запах сардин, которых моряки приобрели у рыбаков, закупив весь их ночной улов.Боцман отправил большую партию матросов закрашивать желтой краской корпус, на который в доке была аккуратно нанесена чернь с белой полосой. Мастер — парусник вместе с полудюжиной матросов, вооруженных гардаманами и свайками, сшивали узкую полосу парусины с целью замаскировать характерный для военного судна силуэт. Лейтенант, сев в шлюпку, кружил вокруг брига, чтобы определить, насколько им это удалось. Оставшись в обществе доктора, он продолжал:— … Все. Я сделал все, что было в моих силах, чтобы избежать этого. Изменил курс, уменьшил парусность — поступок, недопустимый на военном флоте, — шантажировал штурмана, чтобы он выполнил эти распоряжения. Однако утром в двух милях от нас, с подветренной стороны, мы обнаружили американца — там, где его никак не следовало встретить… Эй, мистер Уотт, прибавьте везде по шесть дюймов.Хорошо, что так вышло. Если бы послали с досмотром кого-то другого, то их могли бы арестовать.Наступила пауза, затем Джеймс Диллон продолжил:— Отец Манган перегнулся ко мне через стол, так что я почувствовал его зловонное дыхание, и, глядя на меня своими отвратительными желтыми глазами, начал свои мерзкие речи. Как я говорил, я уже принял решение, однако получилось так, будто я испугался вульгарной угрозы. А две минуты спустя я понял, что так оно и было.— Ничего подобного, в вас говорит больное воображение. По существу, это самобичевание, ни в коем случае не предавайтесь этому греху, Джеймс, умоляю. Что касается капитана, то мне жаль, что вы так противитесь переменам в ваших отношениях. Что именно вас так беспокоит?— Надо быть совершенно бесчувственным, чтобы не возражать против его поведения и разделять его понимание чувства долга, не говоря… Мистер Уотт, достаточно!Доктор размышлял о том, стоит ли ему увещевать лейтенанта: «Не надо ненавидеть за это Джека Обри, не пейте так много, не губите себя. Как бы не произошел взрыв». Ведь, несмотря на его внешнее спокойствие, Джеймс Диллон вспыльчив как порох, и сейчас он болезненно раздражен. Не решив, как ему поступить, Стивен пожал плечами и поднял правую руку ладонью вверх, словно желая сказать: «Да оставьте вы!» Однако про себя он подумал: «Надо будет вечером заставить его выпить слабительное из александрийского листа и магнезии — во всяком случае это-то я сумею — и еще успокоительную настойку мандрагоры.А в дневнике запишу: «Д. Д. решил вообразить себя Иудой Искариотом, но поскольку его правая рука не ведает, что делает левая, то он направляет всю свою ненависть на бедного Д. О. Любопытный пример человеческой непоследовательности: ведь Д. О. вовсе не преследует Д. Д. , напротив, симпатизирует ему».— По крайней мере, — произнес Джеймс Диллон, подгребая к шлюпу, — надеюсь, что рано или поздно нас все же пошлют в настоящее дело. Война — это превосходный способ примирить человека с самим собой, а иногда и со всеми остальными.— А что этот малый в темно — желтом жилете делает на шканцах?— Это Прам. Капитан Обри наряжает его датским офицером. Это элемент нашей маскировки. Разве вы не помните желтый жилет, который был на капитане «Кломера»? Такая уж у них форма.— Нет, не помню. Скажите мне, такие вещи часто происходят в море?— Ну конечно. Это вполне законная ruse de guerre Военная хитрость (фр).

. Мы также часто развлекаем неприятеля фальшивыми сигналами, за исключением разве что сигналов бедствия. Смотрите, не перепачкайтесь краской.В этот момент Стивен свалился в воду, очутившись в образовавшейся ложбине волн между шлюпкой и бортом брига. Он сразу начал тонуть, выплыв лишь однажды, когда шлюпка и судно соприкоснулись, но, ударившись головой, снова погрузился в воду и начал пускать пузыри. Большинство матросов «Софи», умевших плавать, в том числе Джек Обри, бросились в воду. Остальные подбежали с отпорными крюками, острогой, двумя небольшими кошками, безобразным колючим крючком на цепи. Но обнаружили доктора братья — ловцы губок на пятисаженной глубине (тяжелый костяк при небольшом росте, отсутствие жира и башмаки со свинцовыми подошвами были тому причиной), откуда и подняли его. Одежда его была темнее обычной, а лицо — белее, с него ручьями текла вода, и он был чем-то страшно возмущен.То, что произошло с доктором, не было эпохальным событием, однако оно принесло свою пользу, став предметом разговоров в кают-компании в момент, когда лишь напряженная работа могла помочь сохранить видимость морского товарищества. Почти все это время Джеймс был мрачен, рассеян и молчалив; глаза у него налились кровью от выпитого грога, который, впрочем, не прибавил ему веселости и не опьянил его. Маршалл был по-прежнему замкнут и, сидя за столом, время от времени украдкой поглядывал на Диллона. Когда все собрались, зашел разговор о плавании: о том, что умение плавать — редкость у моряков; о его пользе (сохранение жизни получаемое от купания удовольствие, если позволяет климат; возможность доставить на берег спасательный конец в случае экстренной необходимости) и вреде (продление предсмертных мучений при кораблекрушении, когда упадешь за борт и никто этого не заметит; искушение матушки — природы: Господь создал людей не для того, чтобы они умели плавать, и так далее); отмечали любопытный факт — тюленята не умеют плавать; говорили об использовании пузырей, лучшем способе обучения плаванию.— Единственный правильный способ плавать состоит в следующем, — в седьмой раз повторял казначей. — Надо сложить руки так, словно ты молишься. — Прищурив глаза, он показал, как это делается. — Потом вы их выбрасываете вот так. — На этот раз он ударил по бутылке с такой силой, что она упала в латку и, залитая густой подливой, плюхнулась прямо на колени Маршаллу.— Так и знал! — вскричал штурман, вскочив с места. — Я ж тебе сколько раз говорил: «Когда — нибудь ты грохнешь эту поганую бутылку». Сам плавает как топор, а туда же — других учить. Испортил мои лучшие нанковые панталоны.— Я не нарочно, — с хмурым видом отвечал казначей.Все замолчали: вечер был окончательно испорчен.Да и весь экипаж «Софи», которая с трудом, меняя галсы, шла к норду, заметно приуныл. Расположившись в своей уютной каютке, Джек читал составленный Стилом «Список кораблей и личного состава королевского флота» и чувствовал себя прегадко — не столько потому, что в очередной раз переел, или потому, что в список было включено много лиц старше его чином, сколько потому, что он знал о невеселом настроении у всей команды. Он не мог понять причин неприязни, возникшей в отношениях между Диллоном и Маршаллом. Он не догадывался, что в трех ярдах от него Джеймс Диллон пытался бороться с отчаянием с помощью молитв и робкой попытки смириться, хотя большая часть его сознания, занятого машинальным повторением молитв, превращала его отчаяние в ненависть к установленному порядку, к властям, а следовательно, к капитанам и всем тем, которые, ни разу в жизни не попав в конфликтные ситуации, связанные с вопросами долга или чести, могут ничтоже сумняшеся осудить его. И хотя Джек Обри слышал шаги Маршалла у себя над головой, он даже не догадывался о муках и страхе разоблачения, наполнявших любящее сердце этого бедняги. Зато сам он прекрасно понимал, что его тесный, замкнутый мир безнадежно разлажен, а его самого преследует гнетущее чувство неудачи, оттого что он не достиг цели, поставленной перед собой. Ему очень хотелось спросить у Стивена Мэтьюрина о причинах этой неудачи, он жаждал побеседовать с ним на разные темы и немного помузицировать. Однако понимал, что приглашение в каюту капитана равносильно приказу, хотя бы потому, что отказ от него был большой редкостью. Не может быть равноправия там, где нет равенства, когда ты должен говорить: «Так точно, сэр». Такое согласие ничего не стоит, даже если оно искренне. Джек Обри знал такие вещи с младых ногтей. Подобные правила были совершенно очевидны, но он никогда не думал, что они окажутся в полной мере применимы к нему самому.Спустившись на нижнюю палубу и оказавшись в почти опустевшем кубрике мичманов, Джек еще больше расстроился: юноши чуть ли не плакали. После того как Моуэт и Пуллингс отправились с призами, оставшимся двум мичманам приходилось постоянно нести вахту. В результате ни один из них не спал больше четырех часов, а это нелегко в таком возрасте, когда постоянно не высыпаешься, когда так трудно вылезти из теплой постели. А тут еще нужно писать письма, пачкать бумагу чернилами, да еще нагоняй за внешний вид. Более того, Бабингтон, не способный излагать мысли, заполнил страницы расспросами о здоровье всех обитателей деревни — людей, собак, лошадей, кошек, птиц и даже большого колокола, висевшего на ратуше. В результате его охватила ностальгия, с которой он не мог справиться. Он также представил, как у него станут выпадать зубы и волосы, размягчаться кости, а лицо и тело покроются прыщами и болячками — в результате общения с продажными девками, как объяснил ему «многоопытный и мудрый» писарь Ричардс. У юного Риккетса была другая причина расстраиваться: отец поговаривал о его переводе на судно снабжения или транспорт, поскольку служба там более безопасна и протекает почти в домашних условиях. Юноша отнесся к перспективе расстаться с отцом с удивительным мужеством, но, оказалось, ему было трудно оставить «Софи» и жизнь, которая ему безумно нравилась.Видя, что мичман шатается от усталости, Маршалл отправил его вниз. Он сел на свой рундук, уткнувшись в ладони лицом: у него не было сил, чтобы забраться в койку, и по щекам его текли слезы.На палубе было не так грустно, хотя несколько человек — больше, чем обычно, — со страхом ждали утра четверга, когда их станут пороть. Большинству остальных моряков не о чем было тревожиться, хотя впереди их ждал тяжкий труд и непродолжительные увольнения. И все — таки экипаж «Софи» настолько чувствовал себя единой семьей, что все понимали: что-то разладилось, а это куда хуже, чем обычная придирчивость офицеров. Что именно — никто не мог сказать, однако происшедшее нарушало привычное течение их мирной жизни. Уныние, охватившее квартердек, как моровое поветрие передалось и обитателям бака, достигнув каюты мичманов, кубрика унтер — офицеров и жилого помещения нижних чинов.Экипаж «Софи», который считался единым целым, находился не в наилучшей своей форме, когда шлюп, поскольку трамонтана ослабел, всю ночь с трудом продвигался вперед. Не лучше обстояло дело и утром, когда похолодало (как это часто происходит в здешних водах), а затем с зюйд-веста надвинулся туман, который очень нравится тем, кому не приходится вести корабль в таких условиях вблизи от побережья, причем в преддверии жаркого дня. Но это состояние было ничто по сравнению с той тревогой, если не сказать — унынием и даже страхом, которые Джек увидел на лицах присутствовавших на квартердеке, когда он с рассветом поднялся туда.Разбудил его бой барабана — сигнал занять места по боевому расписанию. Доктор тотчас направился в кокпит, где с помощью Чеслина стал собирать свои инструменты. Моряк с радостным лицом доложил с марса, что видит «за мысом, недалеко от берега, огромную шебеку». Сообщение это доктор встретил с умеренным одобрением и немного погодя принялся точить ампутационный нож. Затем с помощью бруска, который специально купил в Тортозе, наточил ланцеты и пилу. Вскоре посыльный передал привет от капитана и его приглашение подняться на палубу.— Доброе утро, доктор, — произнес Джек Обри, и Стивен заметил, что улыбка у него была напряженной, а глаза жесткие и внимательные. — Похоже, нашла коса на камень. — Капитан мотнул головой в сторону длинного, стремительного, поразительно красивого судна, выделявшегося ярко — красной окраской на фоне унылых скал. Оно сидело в воде низко для своих размеров (в четыре раза превышавших размеры «Софи»), но на корме, над свесом, была установлена высокая площадка, а похожий на клюв бушприт выступал на добрых двадцать футов. На грот и бизань-мачте были укреплены суживающиеся к нокам огромные реи, которые несли латинские паруса, пропускавшие зюйд-остовый ветер, тем самым позволяя «Софи» приблизиться. Даже на таком расстоянии Стивен заметил, что и реи были выкрашены в красный цвет. На правом борту, обращенном к «Софи», было не меньше шестнадцати орудийных портов, а на палубе находилось чрезвычайно много народа.— Тридцатидвухпушечный фрегат — шебека, — определил Джек Обри. — Не иначе как испанец. Его висячие порты совершенно ввели нас в заблуждение. До последнего момента мы думали, что это «купец» — тем более что почти все матросы находились внизу. Мистер Диллон, незаметно уберите с палубы еще несколько человек. Мистер Маршалл, используйте трех — четырех матросов, не больше, чтобы убрать риф на фор — марселе. Пусть не спешат, делают вид, что они новички. Андерсен, прокричите еще раз что — нибудь по-датски и опустите ведро за борт. — Понизив голос, он обратился к Стивену: — Видите эту лису? Порты открылись всего две минуты назад, из-за этой гребаной краски их было не видно. И хотя ее капитан собирался поднять прямые реи — взгляните на фок-мачту фрегата, — он в два счета сможет снова поставить этот латинский парус и тотчас остановить нас. Мы должны идти прежним курсом — другого выбора у нас нет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61