Я ж говорю, в нее стреляли. И пока я не разберусь, что к чему… Она, между прочим, деньги платит. И вообще.— А вот это вот «вообще» — как?— Что как?— Ну-у… это самое.— Да иди ты.— Сам дурак.Джип остановился во дворе. Гурский, забрав с заднего сиденья сумку, побрел за Петром к парадной.— У тебя уже и ключи свои? — Александр приподнял бровь, глядя, как Волков отпирает дверь квартиры.— И тапочки, — Петр пропустил Гурского вперед. — Проходи давай. Ира, это мы!— Здравствуйте, — Ирина вышла в переднюю и протянула Александру руку. — Устали? Вон какие тени под глазами. Забирайтесь под душ, сами разберетесь, где что, а я пока что-нибудь перекусить…— Минуточку, Ира, — остановил ее Гурский, доставая трубку. — Взгляните уж сразу, ваша?— Ирина взяла трубку в руки.— Да.
— Точно?— Ну конечно, папина.— Вот и хорошо, — Адашев снимал куртку. — А душ — это бы здорово. Там, в сумке, — пакеты. Петр, прокомандирствуй. Только бидон осторожнее, не переворачивай, я крышку подвязал, но…Пока Гурский отмокал под душем, а Ирина хлопотала на кухне, Волков сел в кабинете покойного Гольдберга за письменный стол, включил настольную лампу и, разглядев трубку со всех сторон, осторожно отсоединил мундштук.Металлический стержень, отфильтровывающий табачную крошку, в нем отсутствовал. Петр развернул чубук и поднес его поближе к свету. В глубине, в образовавшемся на месте вынутого фильтра пространстве что-то белело.— Ира! — позвал он.— Да? — вошла в кабинет Ирина.— Слушай, у тебя пинцетика нет? Такого тоненького…— Сейчас.Она принесла пинцет, и Петр очень аккуратно вынул из чубука маленький бумажный комочек. Отложил пинцет и бережно расправил клочок бумаги, в котором угадывался обрывок входного билета, по всей вероятности того самого, который старик купил в кассе выставки восковых фигур. Тщательно разровнял его и прочел: «41 нибелунги числа 10, 33, 22».— Ну? — взглянул он на Ирину. — И что он этим, ты думаешь, хотел сказать? Что это за сорок один нибелунг?— Нет, — в раздумьи сказала она. — Это не сорок один нибелунг. Это… сейчас, подожди.Подошла к стеллажу, где на полках рядами стояли тома «Брокгауза и Ефрона», и повела пальцем по корешкам.— Вот, сорок первый том, Нибелунги.— Ну-ка, ну-ка… — Петр вынул из плотного ряда абсолютно одинаковых книг ту, на которую указала Ирина, попытался перелистать и чуть не выронил на пол черную компьютерную дискету.— Та-ак… — он подхватил дискету и, положив ее на стол, на всякий случай тщательно просмотрел том. Больше в нем ничего не было.— Ну-ка, давай-ка посмотрим… — он включил компьютер, вставил дискету и стал ждать, пока тот загрузится.— Ну и как? — вошел в кабинет Гурский.— А вот что в ней было, — кивнул Волков на записку.— В трубке?— Ну да. Сорок первый том Брокгаузена… А в нем дискета.На экране монитора развернулся ярко-желтый фон, на котором возникла рамочка с текстом: «Введите пароль».— Ну вот, приехали… — откинулся на спинку стула Петр. — Ладно, давай попробуем. Какие там числа?— 10, 33, 22.Волков впечатал в оставленное для пароля окошко цифры и нажал на клавишу ввода. Экран моргнул и вернул надпись: «Введите пароль».— Та-ак… Ну? — Петр обернулся к присутствующим. — Какие будут идеи?— Поужинать, — высказался Гурский.— Да, на самом деле, — согласилась Ирина и вернулась на кухню.— Ну хорошо, — Волков выщелкнул дискету, положил ее вместе с запиской в ящик стола и выключил компьютер. — Тут уже шарады начинаются, это, Гурский, больше по твоей части. А ты некормленый. Я же вижу, об чем думаешь, вместо того, чтобы об деле…— А об чем?— Ладно, пойдем, все у нас припасено. Мы ж тебя ждали. Мы же, чекисты, не звери.Они вошли в просторную кухню и сели к столу, на котором, помимо прочего, благоухали на большой плоской тарелке старого фарфора тонко нарезанные балык и теша подкопченного кижуча, а в изящной, но весьма вместительной серебряной вазочке лоснилась уложенная горкой, отливающая золотистым янтарем жировая дальневосточная икра. Рядом стояла водка, перелитая Ириной из бутылки в хрустальный графин, который, томясь в холодильнике, успел запотеть.— Господи, — сказал Гурский, — просто Новый год какой-то. Или день рождения.— А у меня и есть день рождения, — грустно улыбнулась Ирина и взглянула на мерно покачивающие маятником настенные часы. — Уже полтора часа как.— Да? Минутку… — Гурский вышел в переднюю, порылся в сумке и вернулся, неся в руках небольшую, вырезанную из темного дерева фигурку какого-то пузатенького, заразительно смеющегося божка. — Это Пеликен. Он на Камчатке вроде нашего домовичка. Здоровье хозяев охраняет, приносит удачу, а если его вот так по пузику гладить, по часовой стрелке, приумножает материальный достаток. Это будет ваш талисман. С днем рождения!— Спасибо… — Ирина взяла Пеликена, стала разглядывать и погладила пальцем его круглый животик.— Не так, Ира, я же показывал, по часовой стрелке вокруг пупка.— Да Бог с ним, с достатком.— Ну, не скажите.— За тебя, Ириша. С днем рождения! — поднял рюмку Волков.— За вас! — присоединился Гурский.— Спасибо, — Ирина чокнулась с каждым по очереди.После ужина было решено, что время уже позднее и Гурскому разумнее остаться ночевать, благо есть где: комната, в которой располагалась во время своих приездов Ирина, пустовала; сама хозяйка дома спала на родительской постели; Петру, «как он есть недремно находящийся при исполнении служебного долга», постелили на диване в гостиной.Все (а в особенности Гурский) согласились с тем, что утро вечера мудренее, и, пожелав друг другу спокойной ночи, разошлись спать. Глава 46 Рано утром, выйдя из спальни в наброшенном поверх ночной рубашки длинном халате, Ирина прошла мимо-спящего на диване Волкова и увидела свет настольной лампы в кабинете отца. Заглянула туда. Возле книжных полок стоял Адашев-Гурский и листал какой-то толстый словарь.— Что это вы так рано? — сонно удивилась она. — Доброе утро.— Доброе утро, — обернулся Гурский. — Да у меня с этими часовыми поясами — девять часов туда, девять сюда… Я там день, с ночью путал, а теперь вот здесь. Ира, а вас еще какие-нибудь словари есть?— А что вы ищете?— Слово одно привязалось и, знаете, как бывает, сидит как заноза. И главное, кажется, вот-вот, сейчас вспомню, крутится где-то здесь, а никак… — Гурский поставил словарь на место, подошел к письменному столу.— Посмотрите по полкам, здесь у отца все вперемешку. Поищите.— А он что, религиозен был? — Александр взял со стола Библию небольшого формата, обратив внимание на торчащие из нее закладки.— Да нет, я бы не сказала. Но в последние годы он ее часто читал. И подолгу. Больше Ветхий Завет, разумеется. А еще мы с ним на ней гадали. Глупо, конечно, но забавно.— Это как?— Ну… он раскрывал наугад, а я загадывала строку. А потом наоборот. А потом мы вместе толковать пытались. Такая вот игра. Ему нравилось. Пойдемте кофе пить?— Пошли.На кухне Ирина поставила на огонь большую блестящую кофеварку «эспрессо». Гурский закурил сигарету.Вошел хмурый спросонья Волков.— Ириша, мне без сахара.— Чего это ты? — Александр сделал удивленное лицо. — Никак заснул на посту? Будем наказывать.— А вам? — спросила Ирина.— А мне и с сахаром, и с молоком, если можно.— Всю ночь сидел, — Петр помассировал пальцами виски. — Ничего не выходит.— Дискету вскрыть? Угу, — кивнул Волков, отхлебывая кофе. Я эти числа и суммировал, и перемножал, и через запятую загонял, и одним числом шестизначным, и так их крутил, и эдак — ничего. Сморгнет, гад, и опять: «Введите пароль». Я уж под утро ненавидеть его стал, думал — грохну.— Плеваться в него не пробовал?— Поумничай давай… Не переживай, человек сильнее механизма. Расколем.— Ну вот и давай. Кофе допьем…— И бутерброды ешьте, — Ирина придвинула им тарелку. — Курите ни свет ни заря.— Я не буду, спасибо, — отказался Гурский.— А я тогда все съем, — Волков взял два бутерброда, сложил их вместе (на манер сэндвича) и стал жевать, уставившись в пространство невидящим взглядом. Адашев сходил в кабинет, вернулся с найденной в трубке запиской и опять сел к столу.— Ира, а там больше кофе не осталось?— Есть.— Вот спасибо, — он размешал сахар и, прихлебывая из керамической кружки, задумался, глядя на измятый клочок бумаги.— А ведь неправда ваша, Петр Сергеич…— В смысле? — вернулся откуда-то издалека в окружающую реальность Волков.— Сдается мне, купились вы на простоту. На лапидарность, тэс-скать…Волков вскинул глаза на Ирину, та непроизвольно фыркнула и отвернулась.— Я бы попросил при даме слов дурацких не произносить, — Петр потянулся за сигаретой.— Ладно, пошли, — встал из-за стола Гурский.В кабинете он взял с письменного стола Библию и стал ее листать. Петр сел к компьютеру.— Ира, — не отрываясь от страниц, Александр примостился на краешке стола, — как, вы говорите, вы с отцом гадали?— Он открывал наугад… я строку называла.— Не строку вы называли, а порядковый номер строки.— Ах вот оно что… — догадалась Ирина.— Сейчас посмотрим. Вот, пожалуйста… Четвертая Книга Моисеева — Числа. Теперь дальше — что у нас там — десять, тридцать три, двадцать два. Что такое десять?— Только не страница.— Конечно. Глава. Глава десятая. Дальше — тридцать три? Строка не получается, нет ее на этой странице.— Стих?— Стих получается. Вот он, стих тридцать третий. Ну, а двадцать два?— Слово, — буркнул Волков.— Ве-ерно… — Гурский взглянул на Петра и перевел взгляд на Ирину. — А вы говорите: кроме как шашкой махать, он ни на что и не годен.— Заткнись, — беззлобно огрызнулся Волков. — Давай сюда.— Вы бы, Ира, и сами догадались, если бы вам эта записка безо всякой нервотрепки в руки попала. И если бы вы знали, что она от отца, — сказал Александр, протягивая Волкову раскрытую Библию. — Я уверен. Подумали бы немножко и догадались.Петр всмотрелся в страницу и защелкал клавишами.Экран монитора опять моргнул, сглотнув впечатанное слово, и вернул свое: «Введите пароль».— Недолюбливает он тебя что-то, — покосился на Волкова Адашев-Гурский. — Ты в детстве кошек не мучил?— Ну вот ведь двадцать второе слово: «усмотреть». Что опять не так?Да все так вроде. Может, знаков многовато? Может, не целиком слово, а только то, что на этой строке?— «Усмот», что ли?— Почему нет?— Ну, давай, — Петр опять пробежал пальцами по клавиатуре, и опять экран вернул: «Введите пароль».— Я убью его…— Не надо. Смотри, здесь строка заканчивается знаком переноса — видишь черточку? Как раз шестой знак.— Ну давай, только уж больно мудрено.— А чего ты хотел? Не случайно же его заперли. Ты вон с подсказкой никак не можешь, а если бы без подсказки?Петр впечатал пять букв, которые, являясь обрывком слова, ровным счетом ничего сами по себе не означали, и, добавив к ним горизонтальную черточку, знак переноса, нажал на клавишу ввода.Экран съел текст и высветил фразу: «А теперь еще раз».— О, гад…— Наоборот, умница он, — Адашев чуть развернул к себе монитор. — Вдруг ты, ворюга, случайно абракадабру набрал, а повторить не сможешь, он же ее спрятал.Волков повторил пароль и нетерпеливо ткнул в последнюю клавишу.— Оп-паньки! — Александр приник к экрану. — Вот оно.— Так. И что мы имеем? — взглянул сначала на Гурского, а затем на Ирину Волков.Они опять сидели вокруг кухонного стола и пытались понять, что именно нашли.За последние два с лишним часа, проведенных у компьютера, они просмотрели всю информацию, содержащуюся на дискете, и информация эта их озадачила.Перед их глазами, напоминая каталог очень большого аукциона или даже, скорее, небольшого музея, прошли десятки живописных полотен, гравюр, икон, какие-то инкунабулы, старинные ордена, драгоценности, отдельные камни без оправы и целые коллекции украшений, явно очень древних.Каждый лот (или экспонат) помещался отдельной странице и был снабжен комментариями, которые, увы, носили закодированный характер, и непосвященному оставалось лишь гадать, глядя на все эти цифры, инициалы, сокращения и прочую тайнопись, об истинном их значении.— Ира, — продолжал Волков, — тебе все это что-нибудь говорит? Ведь если отец рассчитывал, что ты сможешь эту его записку прочесть, так, значит, он тебе ее и посылал?— Нет, — покачала она головой. — Но теперь понятно, зачем отцу сканер нужен был. Он фотографии в компьютер загонял.— И именно он, очевидно, коммента-ими их сопровождал. Так?— Возможно, — пожал плечами Гурский.— Вопрос, — Петр положил руку на стол — Зачем?На кухне повисло молчание.— Нет. Все не так, — Александр открыл холодильник, достал запотевший графин с водкой и поставил на стол.— Я вам бутерброды сделаю, — поднялась Ирина.— Что это такое, зачем он это делал — мы вот так вот, сидя здесь, никогда не узнаем. Давайте о другом. Мы на сей момент владеем неким объемом информации, назовем это так, которая нам совершенно непонятна и, в силу этого, ценности для нас не имеет. Так? — он налил рюмку водки и вопросительно взглянул на Волкова.— Я не буду.— Хорошо, — Гурский выпил и закусил кусочком балыка. — Но это для нас. А для кого-то она настолько важна, что, как я предполагаю — и имею на то основания, — именно из-за нее на Аркадия Соломоныча и напали. Логично?— Ну… имеем право предположить, — согласился Петр.— А он, — продолжал Александр, — неожиданно ощутив какую-то, опять же неизвестную нам опасность, решил передать ее кому-то любой ценой. Вам? — он взглянул на Ирину.— Зачем? На сохранение? — задумчиво спросила она.— Правильно, не вам. На сохранение он бы отдал только дискету, без пароля. Вам же ее содержимое ни о чем не говорит?— Абсолютно.— Но и не совершенно постороннему человеку. Почему? А потому, что он явно рассчитывал на то, что вы ему, в случае его непонятливости, поможете содержание записки разобрать. Логично?— Короче, Склифосовский, — Волков погасил в пепельнице сигарету. — Евгений Борисыч?— А кто еще? Они дружили. У него, как я помню, и магазин антикварный…— Ира? — Петр взглянул на Ирину.— Н-ну… давайте я позвоню. Может, на самом деле, — она вышла из кухни и сняла трубку телефона, стоящего в гостиной.— Алло, Евгений Борисыч? Да… Здравствуйте, Евгений Борисыч. Вы не могли бы приехать?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33