Подождал, с облегчением услышал длинные гудки и, отстранив трубку от уха, чтобы читающая книжку девушка тоже могла их услышать, сказал:— Странно…Положил трубку на рычаг, отодвинул телефон и задумчиво воззрился в пространство.— Не дозвонились? — Девушка отложила книжку.— Что? А… Да нет. Но… странно.— А что случилось?— Да… Меня встречать должны были. И не встретили.— Может, разминулись?— Да нет. Невозможно. — Он нервно побарабанил пальцами по столу. — Серьезные люди встречают.— А вы к нам откуда?— Я? Да из центра я, скажем так. В командировку, — и Гурский со значением взглянул девушке в глаза.— Так вы подождите, может…— Может, может… а может, уже и нет. А? Вы как думаете? Извините, это я о своем, — улыбнулся он. — А как у вас тут… что, говорят, позиции Александр Иваныча Лебедя относительно… ну, братвы всякой — крепкие?— Да как сказать. Говорят всякое.— Вот то-то и оно… Ну хорошо, — он крепко положил ладонь на стол. — Вас как зовут?— Меня? Нина.— Вот что, Ниночка, у вас здесь в аэропорту ничего такого где-то с час назад не происходило? Ни шума, ни беготни не было?— Да вроде нет.— Странно… оч-чень странно. Хотя, с другой стороны… Ладно, Ниночка, мне там, внизу, светиться сейчас ну никак не желательно. Это ничего, если я у вас здесь в уголочке посижу? А утром я дозвонюсь, за мной машину пришлют, и я исчезну, а?— А родина меня не забудет? — улыбнулась Нина.— А родина вас не забудет, — шутливо мотнул в ответ головой Гурский. — А то я, знаете, если с поездом еще считать да на машине — уж четвертые сутки как в дороге. На одной водке только и держусь, — он обезоруживающе улыбнулся. — Хотите?Александр вынул из кармана флягу.— Нет, что вы, я же дежурю. Я лучше чайку. — Она поставила на стол термос. — У меня и бутерброды есть, берите.— Маленький кусочек, если можно.— Да вы не стесняйтесь.— Нет-нет, в самом деле спасибо.— Вот, возьмите стакан.— Ну спасибо, — Гурский плеснул в стакан из фляги, выпил и взял половинку бутерброда.— Вы вот что. — Нина вышла из-за стола. — Идите-ка сюда. У нас тут — вот…Гурский, убрав фляжку в карман, прошел в отгороженную шкафом часть комнаты и увидел небольшую кушетку.— Вы прилягте, а я разбужу. Во сколько?— В девять ноль-ноль, однако.— Одеяло дать?— Нет-нет, спасибо, я курткой.— Ну хорошо, вот вам подушка, ложитесь.— Нина, родина вас не забудет.— Если вспомнит… Отдыхайте.«Вот ведь, — думал Гурский, пытаясь устроиться поудобнее на узкой кушетке и укрываясь пуховиком. — Интересно, ну почему у нас в России для того, чтобы к тебе отнеслись по-людски, обязательно нужно баки законопатить по самое некуда? Корчить из себя кого-то… И чего она там, любопытно, про меня себе напридумывала?»Кушетка была коротковата. Он встал, придвинул стул, лег и, пристроив на стуле ноги, наконец-то блаженно вытянулся.«А вы полюбите нас черненькими. Беленькими-то нас всякий полюбит…» Александр провалился в сон.Предутренние сны Адашева были тягостны, тревожны и бессмысленны. Подсознание генерировало череду каких-то нелепых ситуаций, в которых он был вынужден, скрываясь от кого-то, брести бесконечными коридорами и разыскивать ПДСП, абсолютно не представляя, что это такое. По пути он открывал какие-то двери, умолял дать ему стакан воды, пил, пил и никак не мог напиться. Наконец, очевидно, даже подсознанию надоела эта лабуда, и Александр проснулся.Он встал, повесил на плечо куртку и вышел из-за шкафа.За столом сидела совершенно другая девушка.— Доброе утро. А где Нина?— Сменилась пораньше, вас просила в девять разбудить, а еще без пятнадцати.— Ага, спасибо, — Александр, надевая куртку, кивнул девушке на прощание и пошел в зал ожидания. На ходу он машинально переставил свои часы на местное время.Прежде всего необходимо было утолить жажду. Он пошел к буфету, с жадностью выпил бутылку пива и с отвращением посмотрел на еду. Сказывалась разница часовых поясов. Организм упрямо твердил, что на его лично взгляд еще ночь, ну, может быть, самое раннее утро. Какая, к черту, еда?!Спустившись на первый этаж и подойдя к информационному табло, Гурский с ужасом увидел, что его рейс переносится на четырнадцать ноль-ноль.«Ну уж это я не знаю, — подумал он. — Я здесь что, навсегда?»Но с кем спорить-то? Необходимо было мобилизовать навыки выживания в экстремальной ситуации. Гибель от голода и переохлаждения вроде не грозила. Грозил нервный срыв. А значит, в первую очередь необходимо было снять стресс. Он вынул из кармана и зачем-то встряхнул пустую прозрачную фляжку.«Ладно, идем в разведку, берем языка, а там — по обстоятельствам».Александр вышел из здания аэропорта, с удовольствием вдохнул сухой морозный воздух и осмотрелся. Того самого магазина вроде не наблюдалось.— Извините, — обратился он к мужчине, который явно шел в аэропорт на работу. — А здесь магазина где-нибудь поблизости нет?— Тебе водки, что ли?— Водки.— Вон там, видишь, автостоянка? Мимо нее налево, и там увидишь. — Мужчина скрылся за дверью.«А как он догадался? Ну да, — Гурский провел ладонью по подбородку и щеке, — видок у меня небось… да и амбрэ. Не в кондитерский же, на самом-то деле».Найдя в указанном «языком» направлении искомую торговую точку, он купил там пол-литровую бутылку «Смирновской», картонный пакет апельсинового сока и две пачки сигарет. Отошел к высокому подоконнику, наполнил на две трети флягу, долил соком и задумчиво посмотрел на оставшуюся в бутылке водку.— Вам стаканчик? — понимающе предложила скучавшая в пустом на этот час магазине продавщица.— Вы полагаете?— А чего тянуть-то? Вон и пирожки у меня возьмите, с капустой, свежие. Или колбаски.— Ну-у… окажите любезность. Продавщица достала из-под прилавка и протянула чистый стакан.— Так что — колбаски?— Нет-нет, пирожок, пожалуйста, с капустой.— Берите два, они вкусные, я вам сейчас разогрею, — она положила два пирожка на тарелку и засунула в микроволновку.«А вот еще, — думал Гурский. — Ведь все беды русского человека от водки. И в то же самое время сколько сочувствия к выпивохе, сколько участия. Главное, чтобы не матерился и в рыло не норовил закатать. И ему все двери откроют, последним поделятся. Бывает, конечно, нарвешься иной раз на исключения, вроде той стервы в справочном окошке или ее начальника, но на то они и исключения, И тем более — при исполнении. Нет никого душевнее русского человека, когда он под мухой, и бездушнее, когда — при исполнении. Парадокс. Загадка русской души».Печка звякнула, продавщица вынула из нее пирожки, переложила их на прохладную тарелку и протянула Александру вместе со вторым чистым стаканом.— Вот, возьмите, вам же запить, наверное, надо.— Дай Бог здоровья.Жизнь аэропорта тем не менее осуществлялась обычным размеренным образом.В зале ожидания все так же изнывали от неприкаянности пойманные в ловушку самого ненавязчивого сервиса в мире пассажиры.К старожилам присоединялись партии новых несчастных, которых угораздило лететь теми рейсами, что садятся на дозаправку в обескеросиненном порту, но время от времени кого-то все-таки приглашали на посадку, и остающиеся провожали их нехорошими взглядами.
Александр поднялся на второй этаж и, стоя у стеклянной стены, смотрел на самолеты и метущую по бетонному полю поземку.— А вы так и не дозвонились? — тронул его кто-то за рукав.— Ниночка… — улыбнулся было обернувшись Гурский, но тут же нахмурился и взглянул на часы. — Теперь уже бессмысленно. Теперь мне разве что в Хабаровск. Там у нас еще одна база. Только вот… задержка рейса.— А вы же говорили, — понизив голос и придвинувшись к Гурскому, тихонько сказала она, — что вам здесь… светиться нежелательно.— Ну, в общем…— Пойдемте. Пойдемте-пойдемте. — Она решительно взяла его за руку и шагнула в сторону очередной служебной двери, что была неподалеку. — Там у нас Светка сейчас дежурит.— Где? — машинально спросил Александр.— Ну, для отдыхающих экипажей, там сейчас никого нет. И посторонних туда не пускают.Сдав Гурского с рук на руки рыжей веснушчатой Светке и попросив проследить за тем, чтобы он не прозевал хабаровский рейс, Нина улыбнулась на прощание и ушла.«Надо же, — посмотрел ей вслед Гурский, — даже имени не спросила. А потом небось вспоминать будет, как однажды офицеру одному „такому, специальному“ помогла, а может, даже и жизнь спасла. Рассказывать будет. И хорошо…» Глава 26 Рейс откладывали еще несколько раз, и по приземлении в Хабаровске Адашев— Гурский вышел из самолета настолько остекленевшим от всех прелестей путешествия по воздушному пространству родины, что прямиком направился к выходу из здания аэропорта, подошел к первой же машине, которая стояла напротив дверей, упал на переднее сиденье и буркнул: «На вокзал».И только отъехав на приличное расстояние, с ужасом сообразил, что сидит на водительском месте движущегося автомобиля, а руля перед ним и педалей под ногами нет. Его пробил пот, он закрутил головой, окончательно проснулся и увидел, что водитель сидит справа и удивленно на него поглядывает.— Господи, — выдохнул Гурский, — вот кошмар-то…— А что такое?— Да я подумал, у меня крыша съехала. Что это я сам машиной управляю, мысленно.— Бывает. А что ж вы без багажа-то?— Ой, слушай! Я ж забыл совсем… давай назад.— Здесь, правда, разворота нет… — водитель посмотрел в зеркало заднего вида, — да вроде и ментов тоже.Он заложил руль влево, ударил по тормозам, почти одновременно в газ и, идеально исполнив «полицейский разворот», спокойно поехал назад.Они вернулись в аэропорт, Александр успел вместе с самыми последними пассажирами своего рейса получить сумку, сел в машину и спросил у водителя:— Слушай, а у вас-то сейчас сколько?— Да ладно, за полтинник довезу.— В смысле?— Да рублей, не баксов. Я просто друга встречал, а он, видно, завис где— то. Керосина, наверное, нет. Мне домой в ту сторону.— Ага. Только я время спрашивал.— Да уж первый час ночи.У железнодорожного вокзала Гурский расплатился с водителем, вышел из машины, повесил сумку на плечо и пошел к билетным кассам, где выяснилось, что на вечерний поезд до Комсомольска-на-Амуре он, конечно же, опоздал и опять придется ждать утра.— Ну а билет-то я могу взять? — спросил он у кассирши, наклонившись к окошку.— Можете, — ответила она, отвернувшись в сторонку. — Только не дышите на меня.— Да что ж мне тут у вас, совсем не дышать, что ли? — прорвало Александра. — Заладили, понимаешь, что одна, что другая… Дайте билет!— Вот, возьмите.Гурский расплатился, сунул билет в один из карманов и отошел от кассы, бурча под нос:— Нет, я здесь точно сдохну. Или зашибу кого-нибудь.Он вышел из здания вокзала на площадь, посреди которой возвышался в темноте какой-то памятник.«Хабаров небось», — подумал Александр. Слева от памятника сияли ярким светом окна торгового павильона, украшенного поверху остроконечными треугольниками небанального архитектурного решения крыши.«А ведь нам туда, — сказал сам себе Гурский. — Жопой чувствую».Он пересек площадь, вошел в магазин и, подойдя к прилавку, вынул, расстегнув зиппер, из нагрудного кармана куртки бумажник.— Дя-яинька, дай на хлебушек! — плаксивыми голосами заканючили возле него трое пацанов лет девяти-десяти.— А что это вы здесь делаете в такое время? — не находя сил даже на назидательные интонации, спросил он.— Мамка домой без хлебушка не пуска-ает…— Фигу вам, а не на хлебушек. Мамке вашей на пузырь небось не хватает. Так? Или вообще на «чек». Ну-ка, пошли. — Он взял одного за руку и, спустившись на две ступеньки, прошел в соседний отдел.— Три банки тушенки, три банки сгущенки, — начал он перечислять продавцу. — Теперь… вон там, это у вас гречка по килограмму расфасована? Три пакета дайте. Масла растительного бутылку, сливочного килограмм. У вас какой хлеб свежий? Дайте три. Да! Это же новое поколение… Дайте им «пепси». Тоже три. Вон — самые большие.По пакетам разложите, пожалуйста. И вот что… У вас ножик есть? Если не затруднит…Продавец вынул из кармана и подал Адашеву толстый многофункциональный перочинный ножик китайского производства. Александр раскрыл шило и пробил в банках тушенки и сгущенки по нескольку дырочек.— Вот, — сказал он мальчишкам, кладя на прилавок нож, — это чтобы мамка ваша не продала. Жуйте.Расплатившись, он бросил бумажник в большой широкий наружный карман куртки и стал помогать укладывать продукты в пакеты.— Держите, Гавроши, и марш а ля мэ-зон, мерд алер!..— Спасибо, дяинька! — Пацаны испарились.— Спасибо — это много, — сказал вслед Гурский, — достаточно, чтобы вы людьми выросли. Или людями. Как правильно, вы не в курсе?— Да мне без разницы, — продавец взял с прилавка ножик и, защелкнув шило, убрал его в карман. — Только они у вас лопатник помыли.— Иди ты? — Адашев сунул руку в карман. — И правда. Вот ведь…— Держи, — продавец откупорил и протянул ему бутылку пива. — Альберт Швейцер… Ты откуда такой?— Из Питера.— А, ну понятно. Вы все тут вразнос идете. У тебя вроде там немного и было. Еще-то есть?— Давай посмотрим.Александр расстегнул пуховик, запустил руку глубоко за спину и достал из потайного кармана пакет, в который еще в самолете отложил доллары и крупные рублевые купюры. В бумажнике он оставил тогда немного средств на текущие расходы и после всех трат, включая и вот эту последнюю, на гаврошей, оставалась там сущая ерунда. Жаль было самого бумажника, который подарила на день рождения некая Татьяна.— А ты видел? — спросил Гурский продавца.— Чо ж не видеть-то… Дураком надо быть.— Угу… — кивнул Гурский. — А что, на самом деле, как кто из Питера сюда попадает — тут же вразнос?— Да повидал я вашего брата, — продавец окинул взглядом камуфляж Гурского. — Сидите, сидите там у себя, а как вырвались — ты на себя посмотри. Что, я не прав? Тебе чего надо? Водки и бабу. Так, командир?— Ну, в принципе…— Слушай меня: бери сразу коробку; вот здесь, рядом, гостиница, там девки свои, нормальные, не обнесут. Погуляй пару дней. Только на улицу не выходи. Там, по Амурскому бульвару, чуть дальше Дом быта — банька, джакузи, то-се, в двух шагах всего. Девкам скажешь, они тебя доставят. Деньги на обратную дорогу только сразу отложи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33