Второй неправильный образ Иисусовой молитвы — ловушка ума. Но если в буддийской йоге при наблюдении сознанием собственной динамики сохраняется необходимая отрешённость и неподвижность тела, то в практике Иисусовой молитвы подобное состояние втягивало молящегося в противоречие, когда ум собственным усилием пытался себя остановить и запутывался в этих движениях, не понимая что, происходит. Тем не менее святые Отцы утверждали, что этот вид ошибки не так опасен, как первый.
В третьем же, правильном образе молитвы: «Имея безпопечение о всякой вещи, благословной и неблагословной, совесть чистую во всём, чтоб она тебя не обличала, и беспристрастие ко всему мирскому — сядь в каком-нибудь безмолвном месте, наедине, в углу, затвори дверь, собери ум свой, отвлеки его от всякой привременной и суетной вещи, прижми к груди бороду („джаландхара бандха“!), сдерживай немного дыхание, низведи ум свой в сердце своё, обрати туда и чувственные очи, и, внимая ему, держи там ум свой и пробуй умом найти где находится сердце твоё, чтоб и был там совершенно ум твой.
Вначале ты встретишь там тьму и жёсткость, но потом, если будешь продолжать это дело внимания день и ночь, найдёшь там непрестанное веселие».
Святой Иоанн Лествичник уподобляет дело спасения лестнице о четырёх ступенях: одни укрощают и ослабляют страсти (карма-йога), другие молятся устами своими и поют (мантра-йога), иные упражняются в умной молитве (нечто среднее между мантра и карма-йогой), иные восходят к видению (самадхи-йога).
Святой Феофан замечает также: «Когда сия благодать Духа Святого сойдёт на кого-либо, то не что либо обычное показывает ему из вещей чувственного мира сего, но то, чего тот никогда не видел, и не воображал» (ранее уже отмечался подобный момент в практике ЧД: если пошли образы «оттуда» — их не спутать ни с чем).
Как мы видим, практика Иисусовой молитвы весьма напоминает то, что в Индии называется «мантра-йогой», разворачивается она по аналогичной схеме, имея такие же опасности по ходу развития. Другими словами, путь к Единому — абсолютной истине — безусловно существует, разными являются только способы следования. Ну и, конечно, сама истина трактуется совершенно различно, поскольку, например, христианству она уже известна наперёд.
В данном контексте уместно привести мнение А. Маслоу, который говорит о двух диаметрально противоположных типах восприятия: «О внимании можно говорить либо как о свежей... реакции индивидуума на уникальные свойства объекта, либо как о попытке... подчинить внешнюю (или внутреннюю) реальность некой предустановленной в сознании индивидуума классификации. Во втором случае мы имеем дело не с познанием мира, а с распознанием в нём тех чёрт, которыми мы сами же и наделили его. Такого рода „познание“ слепо к динамике... и новизне, это скорее рационализация прошлого опыта, попытка сохранить статус кво.... Рубрифицирующее восприятие не оставляет возможности для исправления ошибок. То, что однажды попало под рубрику, как правило, остаётся там навсегда» («Мотивация и личность», с.287, 292).
Таким образом, любая религиозная вера вообще не есть процесс познания нового, что более подробно обсуждается в главе «Йога и христианский мистицизм».
Святой Игнатий показывает то, к чему должен стремиться христианин: «От непрестанной молитвы подвижник приходит в нищету духовную (отсюда: „Блаженны нищие, ибо их есть Царствие Небесное“). Приучаясь непрестанно просить Божьей помощи, он постепенно теряет упование на себя... Это ощущение мало помалу может усилиться до такой степени, что око ума яснее будет видеть Бога в промысле Его, нежели видит глаз предметы мира... Непрестанная молитва вводит в святую простоту, отучая ум от разнообразных помыслов (т.е. торможение мыслительной деятельности становится постоянным), всегда содержит его в скудости и смирении мыслей... Наконец молящийся может прийти в состояние младенчества, заповедованное Евангелием, соделаться буим (сумасшедшим) ради Христа, то есть утратить лжеименной разум мира и получить от Бога разум духовный».
Цель классической «Раджа-йоги» Патанджали, какой она была тысячи лет назад (и которая сегодня не актуальна), практически такая же, как у христианских мистиков: окончательное слияние частной души со всеобщей — Атман есть Брахман — интуитивное прозрение ситуации «тат твам аси» — «ты есть то», с тем лишь существенным различием, что образ и атрибутика божества вообще не предписывались ранней йогической традицией, тем более столь детально и безапелляционно, как в христианской мистике. Ишвара был абстрактным богом, который в состояниях экстаза мог представится каждому как угодно, в любой форме, и это считалось истинным, как и ощущение прозрения без представления формы божества. Более того, в первоначальной йоге вообще не существовало предварительного знания истины, к которой следовало стремиться, как это сложилось в христианстве.
Что произойдёт, если процесс самопознания продолжится дальше, после начального уравновешения? Какой он приобретёт вид, и какими будут его последствия? Если принять как гипотезу, что при самореализации «объём» сознания личности возрастает, то логичен вопрос: до каких пределов? Здесь необходимо отступление.
В своей футурологической работе середины шестидесятых годов, которую Станислав Лем назвал, вразрез Фоме Аквинскому, «Суммой технологии», он охарактеризовал самадхи как нулевое информационное состояние только потому, что в медитационном процессе якобы нет прироста информации извне. Сегодня мы знаем, что это утверждение ошибочно. Откуда, скажем, возникают удивительные по глубине знания у тех великих йогов, которые достигли самореализации, не являясь до этого учёными либо философами? На чём основаны их необычайные способности?
Много лет назад Хозе Дельгадо установил: в субстрате человеческого мозга зафиксировано всё, что от момента рождения (или даже до него) оказывалось в объёме восприятия, охватываемом органами чувств. «Через глаза и уши, практически мало зависимо от желания человека, к нему поступает огромный объём сведений. Его мозг, хочет человек этого или нет, реагирует на этот поток» (Н.Бехтерева, «Здоровый и больной мозг человека», с.7).
Раздражение слабым электрическим током некоторых участков коры и височных долей мозга даёт субъекту возможность с абсолютной идентичностью пережить ситуации, имевшие место в далёком прошлом. Данный эффект около четверти века назад был обнаружен нейрофизиологом Пенфильдом, а затем множество раз воспроизводился другими исследователями. Справедливости ради надо сказать, что вторичная стимуляция тех же зон у одного и того же испытуемого вызывала аналогичный эффект, но содержание переживания было уже немного иным. Это заставляет предположить, что запечатленный в долговременной памяти информационный «блок» всякий раз считывается немного под другим «углом зрения». Известнейший физиолог, основатель теории функциональных систем П.К. Анохин утверждал: «Тщательно изучая реакции мозга, мы забываем, что за пределами фокуса сознания остаётся огромный багаж, который можно назвать памятью мозга; этот багаж накапливается в течение всей жизни и оказывается, как показывают некоторые гипнотические опыты, поразительно стойким» («Философские вопросы физиологии высшей нервной деятельности», М, 1963, с.453).
Сегодня отечественные исследователи подразделяют память человека на целый ряд отличающихся по характеру, хотя и тесно связанных между собой её форм: органическую, физиологическую, двигательную, образную, вербальную — это помимо типовой памяти сознания.
Поскольку самьяма доводит волевую регулировку (после овладения методом управления спонтанностью) произвольных и непроизвольных процессов тела и сознания до не представимых в обыденности пределов, то, очевидно, профессиональному йогу по ходу самореализации приходится впрямую иметь дело со всеми модификациями памяти.
Как уже говорилось, сенсорный поток раздражителей, воспринимаемый органами чувств, делится на две, далеко не равномощные, части и поступает в психику по разным «епархиям» — в сознание и бессознательное. Процесс осознания дискретен и требует много времени, сенсорная же информация в режиме бодрствования поступает непрерывно, и, всегда обладая направленностью, сознательное восприятие успевает лишь выхватывать из этого потока самое важное или то, в чём тело и сознание участвуют непосредственно.
Для удобства представления и обсуждения личное бессознательное можно условно разделить на три части воспринятой и затем различно организованной информации, содержащие осознанный (все «файлы» памяти, содержимое которых может быть произвольно выведено в сознание) и неосознанный материал, а также — вытесненное. Количество информации, усвоенной мозгом помимо сознания, как минимум в тысячу раз больше, и она обладает фундаментальной особенностью: это нечеловеческий материал, воспринятый без участия Я-сознания, которое, собственно, и составляет личность человека. Поразительный факт: информация зафиксирована моими органами чувств, но абсолютно неизвестна моему сознанию.
Что же происходит дальше, после разрешения двуединой задачи — разрядки слоя вытесненных напряжений и достижения в результате этого личностной целостности? Очевидно, возникает потенциальная возможность для контакта с Единым, и в процессе этого человек способен достичь такого качества коммуникации, в том числе и с внешним миром, для которого у него в обычной жизни нет ни сил, ни средств.
«Мы все учились понемногу чему-нибудь и как-нибудь» — говорил поэт, но это было ещё «до исторического материализма». Во второй половине нашего века (особенно в государстве рабочих и крестьян) все обучались всему, много и подолгу. Но лишь малая толика образовательного материала, мимо которой школьники и студенты успешно «проходят», усваивается и потом может быть использована в реальной жизни. Весь этот информационный массив собирается в памяти, часть его, будучи хронически невостребованной, со временем теряет энергию и уходит за порог восприятия. Но даже оставаясь там в латентной (скрытой) форме, эта информационная масса структурирована по законам сознания. Поэтому, раз за разом погружаясь в медитационный процесс после разрешения проблемы вытесненного, когда ничто больше не «мутит воду», мы получаем возможность контакта с сознанием массивов давно забытого материала. При создании соответствующих условий эти подпороговые информационные «запасы» постепенно «выплывают» в область сознания и могут быть заново ассимилированы последним.
Этим-то и отличается сущность реально происходящего в процессе глубокой медитации от картины, нарисованной Лемом, — информация действительно не поступает извне, она является изнутри, где, как справедливо отметил поэт Атилла Йожеф, «всё наше прошлое в нас нагромождено». Медитация на этом этапе развития есть создание условий, при которых в психике начинается перераспределение информации, постепенное её интегрирование в сознание из различных терминалов памяти. Конечно, усвоив заново громадное количество ранее утраченного, человек не может остаться прежним, он начинает по-иному, нежели раньше, воспринимать мир и действовать.
Этот процесс имеет дискретный характер своеобразного внутреннего узнавания, когда личность заново получает представление о громадном количестве вещей, с которыми она была когда-то знакома. Первая фаза — накопление всплывающей в осознании информации до тех пор, пока в прежней системе представлений не возникнут противоречия, которые её в итоге разрушают. Это будет переходом в нулевое, неустойчивое состояние между уже отброшенным и ещё не окончательно сложившимся. Представления индивидуума о бытии меняются, у него возникает новое, более совершенное, отвечающее действительному положению вещей структурированное знание. Оно способно как включить прежние представления, так и отбросить их. В процессе ежедневных медитаций, когда он, что называется, пошёл, информация поступает изнутри постоянно, и сознанию всё это необходимо переработать и ассимилировать. Таким образом, подобно естественному приросту гибкости в асанах процесс спонтанного расширения подготовленного к этому сознания при медитации является постоянным, но не может быть непрерывным.
Это тяжёлая работа, и результат её аналогичен тому, что Кастанеда называл «воспоминанием», или перепросмотром. Поскольку структура сознания при этом находится в процессе непрерывного изменения (что зачастую сопровождается специфическим и далеко не приятным состоянием тела и психики), то на всё это время человек должен быть изъят из социума и помещён в соответствующие специальные условия. Если пытаться совмещать подобную деятельность ещё с чем-нибудь, то есть медитировать «без отрыва от производства», за сохранность разума такого камикадзе нельзя дать и ломанного гроша. Полная и постоянная отстранённость от внешнего мира есть освобождение сознания для того, чтобы в его разреженном пространстве могло возникать и какое-то время удерживаться некое присутствие. Такое состояние сознания называется бессубъектным, только с ним может коммуницировать бессознательное.
Итак, при успешном протекании медитативного процесса с какого-то момента времени личность начинает располагать большей частью информации, осознанно воспринятой в течение всей своей жизни. Ясно, что при этом интеллектуальный «калибр» субъекта претерпевает существеннейшие изменения, появляются способности, совершенно необъяснимые для окружающих, например монахи в тибетских монастырях помнят наизусть сотни томов Канона.
Имея в виду, что при диффузии забытого из бессознательного в сознание структура личности подвергается опасности растворения в огромной массе ассимилируемого материала (либо катастрофического его прорыва при ошибках в конкретной психотехнике), Юнг упоминает о разумных границах Эго.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147