Поверит ли она обвинениям против графа Караваджо? Нет, скорее уж решит, что я спятила. Не приведи господь, вызовет психиатрическую неотложку, и меня упекут в веселую богадельню...
Все эти мысли вихрем пронеслись в моей голове.
— Вы уверены, что все ваши драгоценности на месте? — спросила я, цепляясь за соломинку.
Глаза Бьянки сверкнули, но лицо осталось невозмутимым.
— Я проверю, если хотите...
— Спасибо.
— Не за что. Очень любезно с вашей стороны, что предупредили. Как говорится, предосторожность лишней не бывает. Но тщательная проверка коллекции потребует времени, могу я как-то скрасить ваше пребывание в Риме? Может, вы хотите с кем-нибудь познакомиться или где-нибудь побывать?..
— Есть несколько частных коллекций, которые мне хотелось бы осмотреть, — простодушно ответила я. — Думаю, я не встречу препятствий, но было бы проще, если бы вы за меня поручились.
— С удовольствием. Какие именно коллекции?
— Ну... например, собрание графа Караваджо.
— Караваджо? — Тонкие брови взмыли вверх. — Дорогая, разве это разумно?
— А почему нет?
Бьянка задумчиво рассматривала меня. Глаза ее блестели.
— Хорошо, — сказала она через мгновение. — Возможно, вы найдете графа забавным. Позвоню ему прямо сейчас.
В этой комнате даже телефон был настоящим произведением искусства — изящная вещица, отделанная золотом и перламутром, украсившая бы и стол президента Франции. Трубку в доме графа сняли сразу, но дворецкому понадобилось несколько минут, чтобы отыскать хозяина. Дожидаясь ответа, Бьянка вставила сигарету в длинный гагатовый мундштук. Я не сводила с нее глаз. Поразительная особа! Какая-то помесь женщины-вамп и дамочки с рекламы дорогих сигарет.
Наконец граф взял трубку.
— Пьетро? Хорошо, спасибо, а ты? Прекрасно. Дорогой, у меня для тебя подарок, очаровательная юная американка. Она выдающийся ученый-искусствовед. Эта милая особа желает осмотреть твою коллекцию... Да-да, именно... Одну минуту, я спрошу.
Бьянка прикрыла рукой трубку и улыбнулась мне:
— Вики, вы уже обедали? Пьетро хотел бы, чтобы вы к нему присоединились, если у вас нет других планов. Через полчаса.
Знай я тогда то, что знаю теперь, мне следовало шарахнуться от этого любезного приглашения как от огня. Но, увы, я лишь обрадовалась и с готовностью согласилась. Опрометчивость и импульсивность когда-нибудь сведут меня в могилу.
— Она с радостью принимает приглашение, Пьетро. Вепе, значит, через полчаса. Да, мой дорогой, мы должны как-нибудь пообедать. Непременно. До свидания.
— Не знаю, как вас благодарить, — заговорила я, когда она положила трубку. — Полагаю, заскочить в гостиницу я уже не успею?
— Думаю, что нет. Если вам нужно привести себя в порядок, можете это сделать у меня. Мой секретарь вас проводит.
Еще раз поблагодарив, я встала. Бьянка откинулась в кожаном кресле, лениво теребя роскошную бриллиантовую брошь. Судя по всему, она работала в музее вовсе не потому, что нуждалась в деньгах.
— Не надо благодарностей, дорогая. Хочу вас предупредить, Пьетро может... Но я не сомневаюсь, что вы справитесь.
Я в третий раз поблагодарила ее и двинулась к двери. На пороге оглянулась и наткнулась на загадочную улыбку хозяйки кабинета. Если бы Бьянка не была столь изысканна и элегантна, я, пожалуй, назвала бы эту странную улыбку циничной ухмылкой...
II
Одного взгляда на графа Караваджо было достаточно, чтобы понять причины многозначительной улыбки Бьянки.
До сих пор я не встречала мужчину, носившего корсет. О корсете свидетельствовал не только подтянутый животик графа, но и легкая багровость, заливавшая лицо, а также деревянная походка.
Одет граф был превосходно. Римские портные великолепны, а он наверняка заказывал у самых лучших. В петлицу костюма из ослепительно-белого полотна с широким алым поясом граф вставил красную гвоздику. Зачесанные поперек головы редкие длинные волосы щедро полили лаком, но скрыть лысину не удалось. Странно, что граф не пользовался такой удобной вещью, как накладки. Судя по всему, граф Караваджо еще был не готов признать, что его шевелюру постигла необратимая катастрофа, — впрочем, люди часто не видят того, чего не хотят видеть. Его лицо было таким же круглым, как и живот (если, конечно, он выпростал бы пузо из плена корсета). В любой другой ситуации я сочла бы графа вполне приятным господином, но сейчас мешало убеждение, что передо мной закоренелый преступник, — преступник со смешными маленькими черными усиками а-ля Кларк Гейбл, которые граф то и дело любовно поглаживал. Больше всего привлекали внимание руки — нежные, белые, пухлые, с отполированными до зеркального блеска ногтями. Я смогла прекрасно их рассмотреть, поскольку руки графа так и мельтешили перед моими глазами.
Я приехала на такси, боясь опоздать, но граф явно не торопился приступать к трапезе, долго пичкая меня хересом. Бедняга, должно быть, надеялся меня напоить. Детская наивность. Некоторое время я позволяла ему похлопывать меня по спине, поглаживать пальцы, затем решила, что на сегодня развлечений хватит, пора и за дело.
— У вас великолепное жилище, граф, — проворковала я, поднимаясь. — Впервые вижу настоящий итальянский дворец, я имею в виду жилой, а не превращенный в музей.
— А, это... — Граф обвел красноречивым жестом мраморный пол, люстры из хрусталя и золота, панели красного дерева, инкрустированные малахитом и лазуритом, тысячи редких томов в кожаных переплетах... — Все здесь постепенно приходит в упадок. Изысканность и современный мир несовместимы. Самые ценные сокровища я храню в загородном доме в Тиволи. Там мне удается поддерживать иллюзию красоты и гармонии. Вы должны их увидеть. Вы же ученый, дорогая Вики, хотя я не могу поверить, что такая прекрасная женщина корпит над скучными научными трудами...
Он с усилием поднялся с тахты (лицо побагровело еще больше) и направился вслед за мной.
— Вики, вы любите книги? Взгляните на эту — одна из моих любимых. Иллюстрации принадлежат самому Рафаэлю, он сделал их для одного из моих предков.
Вытаскивая книгу, граф умудрился обхватить меня обеими руками. Мои глаза в буквальном смысле полезли на лоб, стоило взглянуть на первый рисунок. Я всегда пребывала в убеждении, что Рафаэль специализировался на мадоннах.
— Поразительно! — честно воскликнула я, быстро захлопывая книгу. Граф тяжело сопел. — Возможно, вам не следует смотреть на эти рисунки, граф, раз они приводят вас в такое...
— Зовите меня Пьетро, — прохрипел он, хватая меня за плечо.
Я не сбросила руку только потому, что иначе граф рухнул бы на пол. Вся эта возня продолжалась довольно долго. Мы покончили с хересом, полюбовались очередной книгой — некоторые из иллюстраций действительно можно назвать выдающимися — и вскоре уже были закадычными друзьями. Граф оказался совершенно безвредным и нетребовательным. Ему было вполне достаточно прикосновений. Правда, я старательно увертывалась, но вовсе не потому, что хозяин дома вызывал отвращение, просто эта игра в кошки-мышки меня забавляла. Сообразив, что из Рафаэля много не выжмешь, граф с чувством предложил мне стать его гостьей и разделить с ним пищу и кров.
— Не здесь, — пояснил он, пренебрежительно обведя рукой восточные ковры, письменный стол из золоченой бронзы, статуи Донателло... — Римская жара невыносима. Завтра я переезжаю в Тиволи. Вы поедете со мной, дорогая Вики. Будучи специалистом, вы оцените мое собрание шедевров человеческого гения, хотя не верится, что такая красивая, такая чувственная...
Меня спас дворецкий, объявивший, что кушать подано. Пухлое красное лицо Пьетро разочарованно вытянулось.
— Полагаю, мы должны идти. Хелена наговорит кучу грубостей, если я опоздаю.
— Хелена? — Я приняла предложенную руку, и мои пальцы тут же оказались прижаты к мягкому бедру графа. — Это ваша жена?
— Нет-нет, любовница. Чертовски неприятная женщина. Понимаете, она красавица, хотя до вас ей далеко...
— Вам виднее, — покорно чирикнула я.
— Но Хелена жутко ревнива, — продолжал Пьетро, косясь на мою грудь. — Она такая грубая. Настоящий солдафон. Умоляю, Вики, не позволяйте ей вас запугать.
— Не позволю! Но если она такая противная, почему вы не избавитесь от нее?
— Это не так просто, — грустно вздохнул Пьетро. — Вы все поймете сами, когда с ней познакомитесь.
Хотите верьте, хотите нет, но я чуть не забыла, зачем приехала к графу Караваджо. Мне стало жалко этого глупого маленького человечка. И это главарь банды?! Невероятно...
Мы медленно вышагивали через огромный холл, по периметру которого в нишах-раковинах стояли бесценные греческие статуи. К действительности меня вернули самым грубым образом: одна из дверей вдруг распахнулась и на пороге возникла хорошо знакомая фигура.
— Вы! — слабо вскрикнула я, словно анемичная героиня готического романа.
Англичанин вздернул бровь. Терпеть не могу людей, склонных к подобной театральности.
— Боюсь, прекрасная незнакомка, вы имеете передо мной преимущество, — проговорил он оскорбительным тягучим тоном выпускника дорогой частной школы.
— Да-да, я вас представлю, — сказал Пьетро без особого энтузиазма. — Мисс Блисс, это мой секретарь. Сэр Джон Смит.
— Сэр? — повторила я саркастически. — И притом Смит?
— Титул не вполне ясный, но весьма древний и довольно благородный, — учтиво сообщил Джон Смит.
— Ну конечно! — грубо ответила я. — Уж не вашего ли предка спасла несравненная Покахонтас?
— Младшая ветвь семьи, — ответствовал англичанин без тени улыбки.
Пьетро, который не понял ни слова из нашего разговора, перебил раздраженным голосом:
— Дорогие мои, мы опаздываем к обеду. Хорошо, что мы вас встретили, Джон, вы должны подготовиться к завтрашнему дню. Мисс Блисс, точнее, доктор Блисс, да-да, она ученая дама, поедет с нами в Тиволи. Вы возьмете одну из машин и заедете за мисс Блисс в отель. И в этой машине должен сидеть я! Вам все понятно?
— Понятно, ваше превосходительство, — сухо произнес мистер Смит. — Можете мне поверить, я все понял.
— Тогда ступайте, мы непозволительно задерживаемся!
И Пьетро потащил меня за собой. Неприятный Джон Смит следовал за нами.
Я ни на секунду не поверила в подлинность титула Смита. Честно говоря, в подлинность его имени я тоже не верила. Но как бы там ни было, у него теперь имелось обозначение... имя, к которому я могу присовокуплять какие угодно эпитеты!
Тот первый обед во дворце Караваджо я не скоро забуду. Не знаю, что было более поразительным — еда, обстановка или сотрапезники. Пьетро ни в чем себе не отказывал, он был не просто гурманом, но настоящим обжорой. Еда оказалась выше всяких похвал — от пасты с нежным сливочным соусом до высоченной меренги, пропитанной ромом. И большую часть всего проглотил Пьетро. Блюда, которые подавали к столу, позволили выяснить кое-что любопытное о хозяине: граф Пьетро Караваджо обладал превосходным вкусом. Это наблюдение подтверждала и обстановка столовой. Каждый предмет мебели, каждая вещица были истинным антикварным сокровищем: китайские тарелки восемнадцатого века, скатерть из тяжелого камчатного полотна, которую надо гладить не менее трех дней... Я могла бы продолжать, но все равно вы не получите полного представления о роскоши дворца. Пьетро оказался куда более интересным человеком, чем показалось на первый взгляд. Да, он был толстым старым греховодником, любящим потакать своим желаниям, но при этом культурным толстым старым греховодником, а желания его отличались изысканностью.
Однако не могу сказать, что я одобряла его вкус по части женщин. В этой области старина Пьетро, похоже, предпочитал количество качеству.
Когда мы вошли в столовую, Хелена уже сидела за столом. Я поняла, что это Хелена, еще до того, как Пьетро представил нас друг другу. Никогда не видела женщины, которая настолько походила бы на любовницу. Если она и дальше продолжит уплетать спагетти с такой скоростью, то через год из пышной прелестницы превратится в жирную прелестницу. Но пассия Пьетро была еще очень молода, лет двадцати с небольшим, и ее обильные телеса казались упругими и гладкими, напоминая изысканную слоновую кость. Благодаря зеленому атласному платью без бретелек, призванному скорее обнажать, чем скрывать, большая часть массивных прелестей была выставлена на всеобщее обозрение, на белоснежные плечи беспорядочно спадала густая светлая грива, — в таком виде щеголяют героини бесконечной «Санта-Барбары». Маленький ротик недовольно поджат, а большие карие глаза не выразительнее булыжников. Хелена бросила на меня взгляд, и булыжники начали стремительно плавиться.
В конце стола сидела еще одна дама. Пьетро подвел меня к ней и представил. Это оказалась его родительница, вдовствующая графиня. В отличие от своего сына старушка отличалась болезненной худобой, лицо покрывала сетка мелких морщинок, седые волосы уложены в затейливый вавилон. Старая дама грациозно кивнула мне. В элегантном черном платье, отороченном тончайшим кружевом, сдержанная и спокойная, графиня показалась мне чрезвычайно приятной женщиной. Но недооценивать ее не стоит. В запавших темных глазах, в упор смотревших на меня, притаилась циничная усмешка.
Пьетро важно проследовал во главу стола и указал мне на стул по правую руку от себя. Хелена сидела слева. Бормотание возлюбленного она пропустила мимо ушей. Затравленно покосившись на нее, Пьетро послал мне выразительный взгляд и сел. Один из дюжины лакеев, истуканами стоявших вдоль стены, отодвинул мой стул.
Подлый англичанин тоже сел. Незанятым остался лишь один стул. Пьетро бросил туда недовольный взгляд:
— Опять опаздывает! Где этот несносный мальчишка? Ждать не будем. Еда остынет.
В качестве первого блюда подали холодный сливочный суп. Сколько я ни старалась, угадать, что туда накрошили, не удалось, но вкус был, ничего не скажешь, божественный. Пьетро почти расправился с супом, когда слуга отворил дверь и в столовую ворвался еще один персонаж.
О, он был воистину прекрасен! Да-да, прекрасен, как бывают прекрасны юноши, пока их черты не загрубели.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31