— Разве что для меня...
— Тебе нужно бежать! Боже... — Я похолодела. — Они принесли Хелену сюда, чтобы тебя обвинили в убийстве!
— Это моя ошибка, не стоило сюда приходить. — В голосе Джона не было и следа беспокойства.
— Но я могу подтвердить твое алиби.
— Хелена мертва по меньшей мере двенадцать часов, а может, и того больше. Они будут утверждать, что я убил ее вчера вечером, еще до того, как меня заперли в подвале.
Он вдруг всхлипнул. Нелегко, должно быть, видеть остывшую плоть, которую некогда ласкал. Я поежилась и поспешно пробормотала:
— Прости! Она мне в общем-то нравилась.
Едва уловимый призрак прежней улыбки тронул уголки плотно сжатых бескровных губ.
— Мне тоже... Положение хуже некуда, Вики. Я не способен пока ясно мыслить, но, думаю, мне не выкрутиться.
— Нет! Выкрутишься! Что-то у меня тоже в голове слегка шумит... Когда, по-твоему, они привезли ее сюда? Джон, ты все-таки рассказывал ей об этом месте. Как бы иначе о нем прознали?
Он начал было говорить, но тут же замолчал... До чего ж у него глупое лицо в такие минуты. Впрочем, отвисшая челюсть, наверное, никого не красит.
Зная то, что я знаю теперь, не уверена, собирался ли Джон сказать мне об озарении, посетившем его в ту секунду. Но нет никаких сомнений, что, будь у нас хоть немного времени пораскинуть мозгами, события не приняли бы столь ужасный оборот. В общем, в дверь вдруг забарабанили. Да еще как забарабанили! От неожиданности я едва не заорала дурным голосом, от неожиданности, но отнюдь не от удивления.
Увы, но это последнее потрясение, в довершение к остальным напастям, чуть не стало и последней каплей для моего и без того смятенного разума. Не могу сказать, что я удивилась. Скорее уж разозлилась на себя за глупость и недальновидность. Могла бы и предугадать такой оборот, много ума для этого не требуется. Если банда хотела обвинить Джона в убийстве, то уж, наверное, в ближайшем полицейском участке оборвали все телефоны, расписывая, что убийца вернулся на место своего преступления... Негодяи устроили нам маленькую аккуратную ловушку, в которую мы и угодили с завидной готовностью. Мышеловка захлопнулась, дамы и господа!
Впрочем, нет, это не мышеловка захлопнулась, это Джон захлопнул дверь спальни. После секундного замешательства он придвинул кровать к двери.
— Здесь нет выхода, — прошептала я. — Может, лучше сдаться? Джон, я скажу им...
— Заткнись!
Он одним прыжком пересек комнату и распахнул окно.
До узкой, вымощенной камнем улочки было три этажа гладкой стены.
— К твоему сведению, я еще не научилась летать.
Стук в дверь становился все настойчивее и нетерпеливее.
— Вверх! — прошептал Джон.
Это здание определенно было не из разряда роскошных особняков с высоченными потолками, карниз крыши находился менее чем в шести футах от подоконника. Идея вскарабкаться на крышу не показалась мне особенно удачной, и я уже собиралась поведать об этом Джону, но не успела: он с недовольным возгласом бесцеремонно обхватил меня за талию.
— Надеюсь, ты не боишься высоты! — с этими словами он выпихнул меня в окно.
Нет, я не боюсь высоты, совсем не б-боюсь... Мои пальцы нашарили карниз, руки Джона нетерпеливо подталкивали меня в гм... зад. Из комнаты донесся грохот. Дверь! Не выдержала входная дверь. Теперь барабанили совсем рядом, в дверь спальни.
— Доберись до телефона! — рявкнул Джон. — Позвони своему Шмидту! Расскажи ему все!
Я не успела вымолвить и слова, как Джон с силой толкнул меня вверх. Я мельком увидела перекошенное от напряжения лицо, и локти мои оказались на крыше. Дальше было раз плюнуть. Я подтянулась на локтях, Джон уперся в подошвы моих туфель и последним толчком запихнул меня на плоскую крышу.
Он даже успел закрыть окно и отскочить от него, потому что, когда я глянула вниз, окно было уже закрыто, а из комнаты доносились звуки борьбы.
Джон никогда бы не забрался на эту крышу. Я твердила это себе, стремительно несясь по размякшей на солнце, просмоленной поверхности. Если бы он не толкал меня снизу, я бы тоже на нее в жизни не забралась. А Джон, с его раненой рукой... А еще я говорила себе, что он теперь в лапах полиции, а значит, в безопасности, и, как только мне удастся связаться со Шмидтом, его тут же отпустят. По крайней мере снимут обвинение в убийстве. Интересно, некстати подумалось мне, в ходу ли у итальянской полиции допросы с пристрастием?
Я прекрасно знала, что Джон не убивал Хелену. Кому вообще могло понадобиться убивать эту глупую и совершенно безвредную красавицу? Пьетро не из тех людей, кто впадает в ярость из ревности, даже если он узнал о ее измене. Толстяк лишь выругался бы, пожал плечами и выгнал ее из своего дома. Разумеется, была вероятность, что Хелена случайно стала свидетельницей какого-нибудь непотребства и бандиты решили избавиться от глупышки. Но на что она могла наткнуться? Бедняжка не страдала избытком сообразительности и сомнительно, чтобы могла выведать больше нас с Джоном. А ведь нас не прикончили на месте, а посадили под замок, и, кто его знает, возможно, даже не собирались убивать...
Кому же могла помешать бестолковая Хелена? Горсть бриллиантов надежно заткнула бы ей рот, причем бриллианты совсем не обязательно должны быть настоящими, она все равно не смогла бы отличить копию от подделки. Нет, необходимости в убийстве не было, если только... если только за безобидным планом производства фальшивок не таилась тяга к насилию...
Все эти мысли кружились у меня в голове (причем далеко не в столь связном виде), когда я прыгала с крыши на крышу, словно Зорро и Супермен в одном лице. Впрочем, литературные и киношные герои были не столь безрассудны, как ваша покорная слуга. Их всегда ждал внизу верный помощник с повозкой, груженной сеном или пуховыми подушками, бил копытом белый жеребец или урчал автомобиль... Оставалось лишь картинно сигануть в подушки или спрыгнуть на спину скакуна и с криком «Я вернусь!!!» умчаться в неведомую даль.
В моей ситуации все обстояло иначе. Сколько я ни смотрела вниз, ни повозок с сеном, ни скакунов, ни спортивных авто не наблюдалось. Стой, Вики! Надо успокоиться и хорошенько подумать...
Я остановилась и огляделась. Никто не взбирался вслед за мной по стене, никто не мчался по пятам. Либо Джон убедил полицейских, что он один, либо они решили, что я успешно удрала. Но меня не покидало неприятное ощущение, будто я нахожусь у всех на виду. Многоквартирный дом был не слишком высок и не низок, так, серединка на половинку. Рядом теснились дома повыше и пониже, оснащенные балконами. Я села в тени парапета, который шел вдоль крыши, и попыталась отдышаться. В голове немного прояснилось.
Спуск с крыши не должен доставить сложностей. Старые здания в Трастевере не могут похвастаться такой роскошью, как пожарная лестница, но у них имелась другая особенность, которая делает их раем для воров-домушников. В этом густонаселенном квартале нет дворов и парков, поэтому люди отдыхают на крышах домов. Некоторые крыши довольно мило обставлены: креслица, диванчики, навесы, пальмы в кадках. Следовательно, надо лишь выбрать здание, находящееся на приличном удалении от того, на котором я сейчас сидела, и спуститься там.
Я уже собиралась продолжить путь, когда снизу донесся шум. Вот скрипнули тормоза автомобиля, раздался крик. Я привстала и осторожно выглянула поверх парапета.
Автомобиль был достаточно велик, чтобы полностью перегородить улицу. Он стоял рядом с входом в дом, где находилась квартира Джона. Из внутреннего дворика вышли три человека. Сверху я смогла разглядеть лишь макушки, но опознать Джона не составило труда: шляпа слетела с него, волосы полыхали темным золотом. Его тащили двое. Какие громилы... А Джон... что с ним? Неужели его били?! Ноги Джона беспомощно волочились по мостовой. Конвоиры впихнули его в машину, забрались следом и укатили прочь.
Не стану описывать те мысли, что промелькнули у меня в голове. Они были неуместными, несущественными и слезливо-сентиментальными.
Я перебралась на крышу соседнего здания, прокралась сквозь небольшую завесу из вечнозеленых растений и оказалась лицом к лицу с дородной итальянкой, которая нежилась на солнышке. Увидев меня, она взвизгнула и прижала к груди полотенце.
— Buon giorno, — вежливо сказала я. — Dov'e l'uscita, per favore?
Толстуха продолжала таращиться, разинув рот, так что выход пришлось искать самостоятельно. Вниз вела витая лестница, и я со всех ног устремилась по ней, каждую секунду ожидая, что с крыши раздадутся вопли. Но толстуха и не думала кричать. Наверное, решила, что я особа пусть и эксцентричная, но безобидная. Чокнутая, словом.
Позвонить в Мюнхен будет не так-то просто. Тому, кто привык к дорогим, но надежным телефонным компаниям, трудно разобраться в хитросплетениях итальянской телефонной системы. Например, как сделать междугородный звонок из телефона-автомата, если мелочь в Италии — это грязные мятые бумажки? Куда прикажете их совать? Но нет ничего невозможного, были бы деньги, а у меня осталось кое-что из того, что дал Джон. После долгого и оживленного разговора владелец табачной лавки все-таки согласился позволить мне сделать звонок. За такие деньги я могла бы три часа трепаться с Аляской, ну да ладно, время — те же деньги, а сейчас я торопилась как никогда.
Жадный лавочник навис надо мной, готовый выхватить телефонную трубку, если я, не приведи господь, проговорю больше трех минут. Наконец, после долгого жужжания, безумных выкриков на неведомых языках и непродолжительной беседы с гаражом в центре Франкфурта, я услышала знакомый голос секретарши Шмидта.
— Герда! — прокричала я вне себя от радости. — Это Вики! Позови герра...
— А, Вики... А где ты?
— В Риме! Дай мне поговорить с...
— Ой, какая ты счастливая!.. — Герда испустила долгий вздох. — И как там Рим? Наверное, ты нашла миленького итальянского парня, правда? Скажи мне, что...
— Герда, я не могу говорить! — заверещала я, оглядываясь на владельца, который дышал чесноком у меня за плечом. — Быстрей, мне надо поговорить со Шмидтом!
— Что-что?
— Синьорина, уже две минуты...
— Заткнись, толстая тварь! Нет-нет, это не ты, Герда.
— Что ты там говоришь, Вики?
— Синьорина, вы же сказали, что будете говорить только...
Я увернулась от жирной волосатой руки, которая пыталась выхватить трубку.
— Герда, где профессор?
— Должно быть, вышел куда-то. А как там ночные клубы? Интересные?
— Синьорина!
— Когда он вернется?
— Ой, скоро, Вики! А что, герр Шмидт ждал твоего звонка?
— Да! — проорала я, вихляясь из стороны в сторону и увертываясь от лавочника. Шнур удавкой обвился вокруг моей шеи.
— Синьорина, вы меня обманываете! Я вызову полицию...
— Ты, кровопийца, да я тебе отвалила целую кучу денег!
— Вики, с кем ты там разговариваешь? Это твой новый парень?
— Нет!!! С тобой я разговариваю, с тобой, к сожалению! Мы договаривались, что я позвоню профессору Шмидту в пять, Герда. Это очень срочное... неотложное дело.
— У тебя какой-то странный голос, — заинтересованно протянула Герда и хихикнула.
— Это потому, что меня душит телефонный шнур, — прохрипела я, пихнув лавочника локтем в необъятное брюхо.
Герда снова захихикала:
— Ты такая смешная, Вики. Мы все тут говорим: уж наша Вики умеет на славу рассмешить. Веселишься, наверное, в Риме. Ох, как же я тебе завидую. И у твоего парня такой сексуальный голос. Что он там говорит?
— Polizia! Polizia!
— А кто там зовет полицию? — спросила Герда. — О, так твое неотложное дело — это ограбление? Ох, Вики, тебе надо звонить не герру Шмидту, а в полицию!
— Герда, — процедила я сквозь зубы, — немедленно ответь, когда вернется профессор Шмидт. Сейчас же! Сию минуту! Не то я пошлю тебе по почте бомбу!
Герда залилась веселым смехом:
— Ой, Вики, ну ты тоже скажешь! Герр Шмидт вернется в пять. Он сказал, что ты в это время будешь звонить. Вики, а ты купила что-нибудь симпатичненькое? Говорят, в Риме такие чудесные бутики.
Я посмотрела через плечо. Владелец лавки и не думал звать полицию, своими криками он лишь пытался напугать меня, но зато вместо полиции прибыло куда более действенное подкрепление. Из глубины лавки к нам приближалась огромная женщина, размахивая чугунной сковородкой. Я выронила трубку, опрометью выскочила за порог и рванула со всех ног.
Я бежала, и бежала, и бежала. Только не подумайте, будто я так испугалась разгневанной лавочницы с ее сковородкой, просто отчаяние, переполнявшее меня, требовало выхода. Вот ноги и понесли сами...
Сердиться на Шмидта было неразумно; я не могла рассчитывать, что он целыми днями сидит у себя в кабинете, дожидаясь моего звонка. Сама ведь сказала, что буду звонить в строго определенное время. Но что предпринять дальше, я не знала. Позвонить в мюнхенскую полицию не могу, так как денег больше нет.
Я рухнула на одну из скамеек, расположенных вдоль бульвара на набережной Тибра. Люди косились на мою распростертую без сил фигуру, я была вся в поту, рот жадно ловил воздух... Зрелище, должно быть, не для слабонервных, но мне было плевать. Гораздо больше зевак меня беспокоила звенящая пустота, царившая в голове. И куда девалась вся твоя смекалка, Вики?! Положение вовсе не так уж безнадежно. Совершенно не обязательно впадать в отчаяние только потому, что не удалось поговорить с профессором. Часов у меня не было, но я знала, что уже далеко за полдень и самое позднее через два часа герр Шмидт будет сидеть в своем кабинете, как и подобает пунктуальному шпиону. А я тем временем могу пойти в римскую полицию и сделать заявление. И Шмидту позвоню из полицейского участка. Это единственно разумное решение. Так почему же у меня такое чувство, будто время истекает, будто каждая секунда — это вопрос жизни и смерти?
Я уважаю предчувствия. Порой это следствие иррациональных страхов, но я не более нервна, чем любой другой здоровый человек, а потому значительная часть моих «предчувствий» вызвана пусть и подсознательными, но совершенно рациональными причинами. И вот, сидя на берегу реки и чувствуя, как холодный ветерок обдувает мое пылающее лицо, я поняла, что упустила из виду что-то очень важное.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31