https://wodolei.ru/catalog/mebel/rakoviny_s_tumboy/pod-nakladnuyu-rakovinu/
Впереди — Миус-фронт, бои за освобождение Донбасса. Снова — спираль судьбы, под крылом — хорошо знакомые дороги и степная ширь юга Украины, конусы терриконов у шахт, горячий ветер августа… Но Покрышкин уже не безвестный летчик. Он — Герой Советского Союза, его ставит в пример командующий ВВС генерал А. А. Новиков, о его появлении в небе предупреждают своих пилотов немецкие станции наведения.
Миус-фронт — оборонительный рубеж немцев на подступах к Донецкому угольному бассейну. Многочисленные доты и дзоты, несколько линий траншей, ряды колючей проволоки и минные поля.
Войска Южного фронта провели 17 июля — 2 августа Миусскую операцию. Крупная группировка противника была скована, ни одной дивизии немцы не смогли перебросить отсюда под Курск. Но и нам прорвать Миус-фронт не удалось, 30 июля немцы нанесли сильный контрудар.
Возросла на этом участке фронта и активность люфтваффе. Документы советской 8-й воздушной армии свидетельствуют:
«По данным допроса пленных наблюдается увеличение напряжения работы боевой авиации противника: …с 22.7.43 г. и позднее истребители противника ежедневно производили 5-6 самолетовылетов на каждый исправный самолет.
В результате переброски авиации с других участков фронта численность действующих перед ЮФ (Южный фронт. — А. Т.) самолетов противника к 25.7.43 г. увеличилась на 300-500 единиц, из которых было до 200 бомбардировщиков и 100 истребителей.
Значительную часть боевых вылетов не только в южном секторе, но и на всех фронтах перед СССР противник направляет на Южный фронт:
…20.7.43 г. — всего перед СССР отмечено 1991 с/п (самолетопролетов. — А. Т.), из них перед ЮЗФ (Юго-Западный фронт. — А. Т.) — 53, а перед ЮФ — 369.
…25.7.43 — перед СССР — 1280, перед ЮЗФ — 150, перед ЮФ-810.
…2.8.43 — перед СССР — 3500, перед ЮЗФ — 130, перед ЮФ-912.
…Вывод: противник с целью противодействия нашему наступлению на Иловайском направлении к 25.7.43 перебросил на ЮФ с других участков фронта до 180-200 самолетов, увеличив численность авиации почти вдвое.
С началом контрнаступления танкового корпуса СС противник, стремясь обеспечить превосходство в воздухе, увеличил численность своей авиации в южном секторе Вос-| очного фронта почти в четыре раза, доведя к 1.8.43 само-нетный парк до 600-700 боевых самолетов против 150-170 в первой половине июля»
(ЦАМО. Ф.346. Оп. 5755. Д. 100. Л. 33-35).
В действиях советских истребителей далеко не все удавалось. О том, что, к сожалению, не все полки умели воевать, как Покрышкин и его товарищи, весьма критически пишет к своем отчете гвардии подполковник Березовой, направленный представителем штаба 8-й воздушной армии в штаб S-й ударной армии Южного фронта. В разделе «Действия наших истребителей и тактика авиации противника» Береговой отмечает:
«1. При патрулировании бросаются в глаза очень плохая осмотрительность и плохое наблюдение за воздухом патрулирующих истребителей.
Прямо обидно, когда в 1— 2 км от наших истребителей проходит большая группа истребителей противника, бомбит наши войска, а истребители их не видят. Рация наведения подает команды, куда развернуться, где искать противника, а патруль или вертится на месте, или уходит в противоположенную сторону.
2. Патрулирующие истребители в большинстве держатся на восточном берегу р. Миус в то время, когда основные цели прикрытия и основной район бомбовых ударов авиации противника был район Степановка, Мариновка. Рации наведения почти непрерывно направляют истребителей на запад, но последние на сигналы рации слабо реагируют.[…]
4. Патрулирующие истребители слишком легко попадаются на удочку и хитрость противника. Видимо, чувствуя наше превосходство в воздухе, ВВС противника действовали только крупными группами, доходившими до 100 самолетов. Они наносили одновременный удар и быстро уходили на запад. При этом применялась также тактика: за 15-20 минут до подхода бомбардировщиков противника в район действия приходила группа Me-109 (от 2 до 12 самолетов) и очень энергично вступала в бой с нашими истребителями. При этом не столько нападала, сколько тащила наших истребителей вниз. Наши истребители увлекались боем, снижали высоту, а в это время на высоте 2500— 3000 м подходящая крупная группа Хе-111 или Ю-88, отбомбившись в спокойной обстановке, уходила безнаказанно на запад.[…]
Во многом в этой ошибке нашим истребителям «помогают» рации наведения, которые истошным голосом стягивают всех истребителей к месту боя с истребителями противника, не предвидя, что за этими истребителями должны прийти бомбардировщики.
5. При патрулировании в большинстве случаев отсутствовало эшелонирование патрулей по высоте, поэтому часто были случаи, когда над полем боя одновременно были и самолеты противника, и наши патрули, которые не мешали друг другу выполнять задачу.
Каждый наводчик считает своим долгом командовать истребителями, давать им указания. Причем очень многословно, нервно, с употреблением мата. Рации друг друга забивают. Этим самым, во-первых, не дают никакой возможности ведущему группы подать какую-либо команду своим ведомым и, во-вторых, ведущий не знает, какую же команду ему исполнять. В эфире стоит такой шум и гам, что летчики, видимо, в интересах сохранения своих ушей, выключают приемники.[…] Необходимо при проведении операции на узком участке выставлять только один центральный пост наведения, на котором иметь командира, способного оценить воздушную обстановку и предвидеть дальнейшие действия ВВС противника».
В разделе «Учет сбитых самолетов противника» Березовой пишет:
«В этой операции выявлено, что практика учета сбитых самолетов противника такова, что в итоге их количество превышается минимум в два раза. Все сбитые и подбитые в районе боевых действий самолеты противника записывают себе зенитные части, составляют акты и показывают в своих сводках»
(ЦАМО. Ф.346. Оп. 5755. Д. 110. Л. 83-84).
Командование люфтваффе вновь маневрировало силами более оперативно, чем наше. Это показывает документ из того же дела штаба 8-й воздушной армии:
«1.8.43 распоряжением Москвы нам была введена 9 гв. ИАД из состава 4 ВА на самолетах „кобра“. Однако дивизия сосредоточилась полностью 2.8.43 и могла быть введена в бой лишь 4.8.43, т.е. когда период активных действий операции можно считать законченным.
Вывод. 1. В период развертывания боев наши силы превосходили противника.
2. В период решительных боев и при сосредоточении противником резервов наши силы уступают ему по всем видам авиации».
Опыт Миусской операции был учтен советским командованием при подготовке Донбасской операции Юго-Западного и Южного фронтов, проведенной 13 августа — 22 сентября 1943 года. Противостояла нашим войскам группа армий «Юг», командующий — генерал-фельдмаршал Э. Манштейн, которого немецкие военные историки называют «самой значительной личностью Германии в период Второй мировой войны». Бои приняли ожесточенный характер, немцы отвечали контратаками.
В итоге операции советские войска завершили освобождение Донбасса, разгромили 13 немецких дивизий. Войска Южного фронта под командованием генерала Ф. И. Толбухина вышли к реке Молочная, где противником был оборудован один из наиболее укрепленных участков «Восточного вала».
9-я гвардейская дивизия прикрывала введенные в прорыв механизированный и кавалерийский корпуса, которые все глубже уходили в тыл немцев.
В штабе 8-й воздушной армии обстановка оценивалась так:
«В августе месяце противник активными бомбовыми действиями содействовал контрнаступлению своих танковых дивизий на Иловайском направлении, а также пытался задержать наступление наших частей, действия бомбардировочной авиации противника носили массированный характер с участием 60-100 и больше самолетов в группе.
Истребительная авиация противника главным образом обеспечивала боевую работу своих бомбардировщиков над нолем боя и прикрытие своих наземных войск.
Таким образом, не имея достаточного количества резервов пехоты и танков, противник, как в первом наступлении на р. Миус (22.7.43 — 30.7.43), так и во втором наступлении с 7.8.43, так же как и в майских боях на Кубани, пытался массированным применением бомбардировочной авиации по нашим наступающим войскам сорвать наступление, используя авиацию в оборонительных целях»
(ЦАМО. Ф. 346. On. 5755. Д. 121. Л. 146).
Вспоминает летчик 16-го гвардейского полка В. Никитин:
«Перелетели на другой фронт. Настроение у всех приподнятое: на центральных фронтах дела идут хорошо и наш фронт скоро пойдет в наступление…
Когда стало темнеть, в дверях столовой летчиков встречали: командир и начальник продовольственного отдела нового батальона обслуживания. Представились А. И. Покрышкину и повели его по залу столовой.
— Хорошо, — сказал Покрышкин, осматривая чистенький зал, заставленный небольшими столами, накрытыми белоснежными скатертями. На столах графинчики, тарелочки и даже вазочки с цветами. — Там что? — заглянул в кухню.
— Сюда, товарищ командир, — показал другую дверь начпрод.
— Ого! Отдельный кабинет?
— Так точно, товарищ командир! В отдельном кабинетике всего два стола, сервированных, как в хорошем ресторане.
— Убрать все в общий зал! — сердито бросил Покрышкин. — Никаких кабинетов! Привыкли хлопать по голенищам начальству. Убирайте и поживее.
Засуетились командир и начпрод, забегали официантки: начали вытаскивать столы из кабинета, заново накрывать их.
— Так их… — говорил Андрей Труд, — Александр Иванович может показать характер!
И начал рассказывать летчикам, как в 1941 году Покрышкин катал на УТИ одного начвеща:
— Уже холодно было, а начвещ не выписывает летчикам сапоги. Тогда он уговорил начвеща полетать с ним. В зоне как дал каскад фигур высшего пилотажа!.. Смотрит: струи из задней кабины летят, а голова начвеща на борту лежит, как мертвая… После полета начвеща мокрого и полуживого пришлось вытаскивать из кабины. Когда начвещ очухался, сразу выписал сапоги, перчатки, шлемы и все, что необходимо было летчикам.
— Вот теперь нормально. Всем вместе лучше. Чтобы так и всегда было. А там…-будете принимать какое-нибудь высшее начальство, — втолковывал Александр Иванович начальству БАО, стоявшему навытяжку.
Начался ужин весело. Всем было приятно сознавать, что командир не отгораживается от подчиненных, что не уважает подхалимов.
Неподдельная искренность, глубокая убежденность в необходимости простоты общения с подчиненными, единства их взглядов, а не погоня за дешевым авторитетом, сквозила в поведении исполняющего обязанности командира полка майора Покрышкина».
Таким Александр Иванович был всю жизнь.
На 20 июля 1943 года в полку состояло 187 человек, из них летного состава — 33 человека, инженерно-технического — 71. В архивной справке приведены данные о возрасте летчиков: 1907-1923 годы рождения-2, 1912-1916-3, 1917-1921-16, 1922-1923-12. Указана и национальность:
30 — русские, два украинца и один белорус (ЦАМО. Ф. 16 гв. ИАП. Оп. 206868. Д. 4. Л, 54). Много еще подобных цифр можно было бы привести. Основываясь на них, 24 мая 1945 года И. В. Сталин на приеме в Кремле сказал:
«Я пью прежде всего за здоровье русского народа, потому что он является наиболее выдающейся нацией из всех наций, входящих в состав Советского Союза.
Я поднимаю тост за здоровье русского народа потому, что он заслужил в этой войне общее признание, как руководящей силы Советского Союза среди всех народов нашей страны».
…23 августа ведомая Покрышкиным шестерка «кобр» атаковала группу из трех девяток Ю-87. Александр Иванович подбил один «юнкерс», затем сбил второй. Немцы сбросили бомбы, не долетев до цели. В этом бою ведомый Покрышкина — Георгий Голубев спас командира от пары наносивших внезапный удар «мессершмиттов». Как вспоминает Георгий Гордеевич:
«Угловым зрением вижу — что-то мелькнуло. „Мессер“ в хвосте у Покрышкина1 Метрах в 200-х, между командиром и мною, я — пониже. Вижу грязный живот „мессера“, черные кресты. Сейчас собьет! Мгновенно даю газ, любой ценой не дам ему ударить! Решил таранить, но с большой перегрузкой выскочил перед немцем и вся очередь пошла в мой самолет. „Кобра“ загорелась, начала падать. Меня бьет о борта кабины. А вылетел я в спортивном костюме и тапочках — жарко. Мотор пока работал, вывожу самолет из падения. До линии фронта — 35 километров, тяну к своим. Скорость есть, должен выскочить. Александр Иванович был скован боем с четверкой „мессеров“… В кабине — дым, задыхаюсь, но твержу — нет! Нет! Еще!.. Все, надо прыгать, сейчас самолет взорвется. Сбрасываю дверцу кабины. Вылетел из самолета.
Меня крутит в штопоре. Падаю «крестом», руки — в стороны, лицом вниз, чтобы прекратить вращение. За 150— 200 метров от земли дергаю с силой кольцо, парашют раскрылся! Я видел, как «мессы» расстреливают парашютистов, очередь по куполу, от него остаются одни лохмотья… Приземлился я на нейтральной полосе. Посмотрел на часы: шесть часов десять минут утра. Грохот, все трясется, снаряды летят над моей головой. Что интересно, у каждого снаряда или пули свой звон…
Пехотинцы доставили меня под конвоем на свой КП. Командир полка уже знал, что у Покрышкина сбит ведомый. Старшина принес фляжку, налил полный стакан спирта. А я тогда совсем не пил, водку и табак отдавал ребятам, они мне — шоколад. Но тут приказ старшего офицера, я отпил немного и весь затрясся, сказать ничего не могу. Нервы сдали… Слышу командир говорит: отвезти и сдать его в руки Покрышкину…
Увидя стоянки, родные самолеты, техников, махавших руками, я с трудом сдержал слезы радости.
Минут через сорок прилетел Александр Иванович с нашими ребятами и крепко пожал мне руку. Сказал всего два слова:
— Молодец, спасибо!
В этот же день в полк привезли израненного Славу Березкина, он таранил «раму» — ФВ-189. На следующий день Покрышкин отметил на разборе действия Березкина и мои, но, как всегда, говорил об этом просто, лаконично. Все сделанное нами входило в рамки покрышкинских заповедей воздушного бойца. А это значит, что действовал я как надо».
После таких испытаний и Голубев, и Березкин больше ни разу не имели в своих «кобрах» пробоин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85
Миус-фронт — оборонительный рубеж немцев на подступах к Донецкому угольному бассейну. Многочисленные доты и дзоты, несколько линий траншей, ряды колючей проволоки и минные поля.
Войска Южного фронта провели 17 июля — 2 августа Миусскую операцию. Крупная группировка противника была скована, ни одной дивизии немцы не смогли перебросить отсюда под Курск. Но и нам прорвать Миус-фронт не удалось, 30 июля немцы нанесли сильный контрудар.
Возросла на этом участке фронта и активность люфтваффе. Документы советской 8-й воздушной армии свидетельствуют:
«По данным допроса пленных наблюдается увеличение напряжения работы боевой авиации противника: …с 22.7.43 г. и позднее истребители противника ежедневно производили 5-6 самолетовылетов на каждый исправный самолет.
В результате переброски авиации с других участков фронта численность действующих перед ЮФ (Южный фронт. — А. Т.) самолетов противника к 25.7.43 г. увеличилась на 300-500 единиц, из которых было до 200 бомбардировщиков и 100 истребителей.
Значительную часть боевых вылетов не только в южном секторе, но и на всех фронтах перед СССР противник направляет на Южный фронт:
…20.7.43 г. — всего перед СССР отмечено 1991 с/п (самолетопролетов. — А. Т.), из них перед ЮЗФ (Юго-Западный фронт. — А. Т.) — 53, а перед ЮФ — 369.
…25.7.43 — перед СССР — 1280, перед ЮЗФ — 150, перед ЮФ-810.
…2.8.43 — перед СССР — 3500, перед ЮЗФ — 130, перед ЮФ-912.
…Вывод: противник с целью противодействия нашему наступлению на Иловайском направлении к 25.7.43 перебросил на ЮФ с других участков фронта до 180-200 самолетов, увеличив численность авиации почти вдвое.
С началом контрнаступления танкового корпуса СС противник, стремясь обеспечить превосходство в воздухе, увеличил численность своей авиации в южном секторе Вос-| очного фронта почти в четыре раза, доведя к 1.8.43 само-нетный парк до 600-700 боевых самолетов против 150-170 в первой половине июля»
(ЦАМО. Ф.346. Оп. 5755. Д. 100. Л. 33-35).
В действиях советских истребителей далеко не все удавалось. О том, что, к сожалению, не все полки умели воевать, как Покрышкин и его товарищи, весьма критически пишет к своем отчете гвардии подполковник Березовой, направленный представителем штаба 8-й воздушной армии в штаб S-й ударной армии Южного фронта. В разделе «Действия наших истребителей и тактика авиации противника» Береговой отмечает:
«1. При патрулировании бросаются в глаза очень плохая осмотрительность и плохое наблюдение за воздухом патрулирующих истребителей.
Прямо обидно, когда в 1— 2 км от наших истребителей проходит большая группа истребителей противника, бомбит наши войска, а истребители их не видят. Рация наведения подает команды, куда развернуться, где искать противника, а патруль или вертится на месте, или уходит в противоположенную сторону.
2. Патрулирующие истребители в большинстве держатся на восточном берегу р. Миус в то время, когда основные цели прикрытия и основной район бомбовых ударов авиации противника был район Степановка, Мариновка. Рации наведения почти непрерывно направляют истребителей на запад, но последние на сигналы рации слабо реагируют.[…]
4. Патрулирующие истребители слишком легко попадаются на удочку и хитрость противника. Видимо, чувствуя наше превосходство в воздухе, ВВС противника действовали только крупными группами, доходившими до 100 самолетов. Они наносили одновременный удар и быстро уходили на запад. При этом применялась также тактика: за 15-20 минут до подхода бомбардировщиков противника в район действия приходила группа Me-109 (от 2 до 12 самолетов) и очень энергично вступала в бой с нашими истребителями. При этом не столько нападала, сколько тащила наших истребителей вниз. Наши истребители увлекались боем, снижали высоту, а в это время на высоте 2500— 3000 м подходящая крупная группа Хе-111 или Ю-88, отбомбившись в спокойной обстановке, уходила безнаказанно на запад.[…]
Во многом в этой ошибке нашим истребителям «помогают» рации наведения, которые истошным голосом стягивают всех истребителей к месту боя с истребителями противника, не предвидя, что за этими истребителями должны прийти бомбардировщики.
5. При патрулировании в большинстве случаев отсутствовало эшелонирование патрулей по высоте, поэтому часто были случаи, когда над полем боя одновременно были и самолеты противника, и наши патрули, которые не мешали друг другу выполнять задачу.
Каждый наводчик считает своим долгом командовать истребителями, давать им указания. Причем очень многословно, нервно, с употреблением мата. Рации друг друга забивают. Этим самым, во-первых, не дают никакой возможности ведущему группы подать какую-либо команду своим ведомым и, во-вторых, ведущий не знает, какую же команду ему исполнять. В эфире стоит такой шум и гам, что летчики, видимо, в интересах сохранения своих ушей, выключают приемники.[…] Необходимо при проведении операции на узком участке выставлять только один центральный пост наведения, на котором иметь командира, способного оценить воздушную обстановку и предвидеть дальнейшие действия ВВС противника».
В разделе «Учет сбитых самолетов противника» Березовой пишет:
«В этой операции выявлено, что практика учета сбитых самолетов противника такова, что в итоге их количество превышается минимум в два раза. Все сбитые и подбитые в районе боевых действий самолеты противника записывают себе зенитные части, составляют акты и показывают в своих сводках»
(ЦАМО. Ф.346. Оп. 5755. Д. 110. Л. 83-84).
Командование люфтваффе вновь маневрировало силами более оперативно, чем наше. Это показывает документ из того же дела штаба 8-й воздушной армии:
«1.8.43 распоряжением Москвы нам была введена 9 гв. ИАД из состава 4 ВА на самолетах „кобра“. Однако дивизия сосредоточилась полностью 2.8.43 и могла быть введена в бой лишь 4.8.43, т.е. когда период активных действий операции можно считать законченным.
Вывод. 1. В период развертывания боев наши силы превосходили противника.
2. В период решительных боев и при сосредоточении противником резервов наши силы уступают ему по всем видам авиации».
Опыт Миусской операции был учтен советским командованием при подготовке Донбасской операции Юго-Западного и Южного фронтов, проведенной 13 августа — 22 сентября 1943 года. Противостояла нашим войскам группа армий «Юг», командующий — генерал-фельдмаршал Э. Манштейн, которого немецкие военные историки называют «самой значительной личностью Германии в период Второй мировой войны». Бои приняли ожесточенный характер, немцы отвечали контратаками.
В итоге операции советские войска завершили освобождение Донбасса, разгромили 13 немецких дивизий. Войска Южного фронта под командованием генерала Ф. И. Толбухина вышли к реке Молочная, где противником был оборудован один из наиболее укрепленных участков «Восточного вала».
9-я гвардейская дивизия прикрывала введенные в прорыв механизированный и кавалерийский корпуса, которые все глубже уходили в тыл немцев.
В штабе 8-й воздушной армии обстановка оценивалась так:
«В августе месяце противник активными бомбовыми действиями содействовал контрнаступлению своих танковых дивизий на Иловайском направлении, а также пытался задержать наступление наших частей, действия бомбардировочной авиации противника носили массированный характер с участием 60-100 и больше самолетов в группе.
Истребительная авиация противника главным образом обеспечивала боевую работу своих бомбардировщиков над нолем боя и прикрытие своих наземных войск.
Таким образом, не имея достаточного количества резервов пехоты и танков, противник, как в первом наступлении на р. Миус (22.7.43 — 30.7.43), так и во втором наступлении с 7.8.43, так же как и в майских боях на Кубани, пытался массированным применением бомбардировочной авиации по нашим наступающим войскам сорвать наступление, используя авиацию в оборонительных целях»
(ЦАМО. Ф. 346. On. 5755. Д. 121. Л. 146).
Вспоминает летчик 16-го гвардейского полка В. Никитин:
«Перелетели на другой фронт. Настроение у всех приподнятое: на центральных фронтах дела идут хорошо и наш фронт скоро пойдет в наступление…
Когда стало темнеть, в дверях столовой летчиков встречали: командир и начальник продовольственного отдела нового батальона обслуживания. Представились А. И. Покрышкину и повели его по залу столовой.
— Хорошо, — сказал Покрышкин, осматривая чистенький зал, заставленный небольшими столами, накрытыми белоснежными скатертями. На столах графинчики, тарелочки и даже вазочки с цветами. — Там что? — заглянул в кухню.
— Сюда, товарищ командир, — показал другую дверь начпрод.
— Ого! Отдельный кабинет?
— Так точно, товарищ командир! В отдельном кабинетике всего два стола, сервированных, как в хорошем ресторане.
— Убрать все в общий зал! — сердито бросил Покрышкин. — Никаких кабинетов! Привыкли хлопать по голенищам начальству. Убирайте и поживее.
Засуетились командир и начпрод, забегали официантки: начали вытаскивать столы из кабинета, заново накрывать их.
— Так их… — говорил Андрей Труд, — Александр Иванович может показать характер!
И начал рассказывать летчикам, как в 1941 году Покрышкин катал на УТИ одного начвеща:
— Уже холодно было, а начвещ не выписывает летчикам сапоги. Тогда он уговорил начвеща полетать с ним. В зоне как дал каскад фигур высшего пилотажа!.. Смотрит: струи из задней кабины летят, а голова начвеща на борту лежит, как мертвая… После полета начвеща мокрого и полуживого пришлось вытаскивать из кабины. Когда начвещ очухался, сразу выписал сапоги, перчатки, шлемы и все, что необходимо было летчикам.
— Вот теперь нормально. Всем вместе лучше. Чтобы так и всегда было. А там…-будете принимать какое-нибудь высшее начальство, — втолковывал Александр Иванович начальству БАО, стоявшему навытяжку.
Начался ужин весело. Всем было приятно сознавать, что командир не отгораживается от подчиненных, что не уважает подхалимов.
Неподдельная искренность, глубокая убежденность в необходимости простоты общения с подчиненными, единства их взглядов, а не погоня за дешевым авторитетом, сквозила в поведении исполняющего обязанности командира полка майора Покрышкина».
Таким Александр Иванович был всю жизнь.
На 20 июля 1943 года в полку состояло 187 человек, из них летного состава — 33 человека, инженерно-технического — 71. В архивной справке приведены данные о возрасте летчиков: 1907-1923 годы рождения-2, 1912-1916-3, 1917-1921-16, 1922-1923-12. Указана и национальность:
30 — русские, два украинца и один белорус (ЦАМО. Ф. 16 гв. ИАП. Оп. 206868. Д. 4. Л, 54). Много еще подобных цифр можно было бы привести. Основываясь на них, 24 мая 1945 года И. В. Сталин на приеме в Кремле сказал:
«Я пью прежде всего за здоровье русского народа, потому что он является наиболее выдающейся нацией из всех наций, входящих в состав Советского Союза.
Я поднимаю тост за здоровье русского народа потому, что он заслужил в этой войне общее признание, как руководящей силы Советского Союза среди всех народов нашей страны».
…23 августа ведомая Покрышкиным шестерка «кобр» атаковала группу из трех девяток Ю-87. Александр Иванович подбил один «юнкерс», затем сбил второй. Немцы сбросили бомбы, не долетев до цели. В этом бою ведомый Покрышкина — Георгий Голубев спас командира от пары наносивших внезапный удар «мессершмиттов». Как вспоминает Георгий Гордеевич:
«Угловым зрением вижу — что-то мелькнуло. „Мессер“ в хвосте у Покрышкина1 Метрах в 200-х, между командиром и мною, я — пониже. Вижу грязный живот „мессера“, черные кресты. Сейчас собьет! Мгновенно даю газ, любой ценой не дам ему ударить! Решил таранить, но с большой перегрузкой выскочил перед немцем и вся очередь пошла в мой самолет. „Кобра“ загорелась, начала падать. Меня бьет о борта кабины. А вылетел я в спортивном костюме и тапочках — жарко. Мотор пока работал, вывожу самолет из падения. До линии фронта — 35 километров, тяну к своим. Скорость есть, должен выскочить. Александр Иванович был скован боем с четверкой „мессеров“… В кабине — дым, задыхаюсь, но твержу — нет! Нет! Еще!.. Все, надо прыгать, сейчас самолет взорвется. Сбрасываю дверцу кабины. Вылетел из самолета.
Меня крутит в штопоре. Падаю «крестом», руки — в стороны, лицом вниз, чтобы прекратить вращение. За 150— 200 метров от земли дергаю с силой кольцо, парашют раскрылся! Я видел, как «мессы» расстреливают парашютистов, очередь по куполу, от него остаются одни лохмотья… Приземлился я на нейтральной полосе. Посмотрел на часы: шесть часов десять минут утра. Грохот, все трясется, снаряды летят над моей головой. Что интересно, у каждого снаряда или пули свой звон…
Пехотинцы доставили меня под конвоем на свой КП. Командир полка уже знал, что у Покрышкина сбит ведомый. Старшина принес фляжку, налил полный стакан спирта. А я тогда совсем не пил, водку и табак отдавал ребятам, они мне — шоколад. Но тут приказ старшего офицера, я отпил немного и весь затрясся, сказать ничего не могу. Нервы сдали… Слышу командир говорит: отвезти и сдать его в руки Покрышкину…
Увидя стоянки, родные самолеты, техников, махавших руками, я с трудом сдержал слезы радости.
Минут через сорок прилетел Александр Иванович с нашими ребятами и крепко пожал мне руку. Сказал всего два слова:
— Молодец, спасибо!
В этот же день в полк привезли израненного Славу Березкина, он таранил «раму» — ФВ-189. На следующий день Покрышкин отметил на разборе действия Березкина и мои, но, как всегда, говорил об этом просто, лаконично. Все сделанное нами входило в рамки покрышкинских заповедей воздушного бойца. А это значит, что действовал я как надо».
После таких испытаний и Голубев, и Березкин больше ни разу не имели в своих «кобрах» пробоин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85