Д. 118. Л. 46).
Далеко не все понимали преимущества покрышкинской «этажерки», летчикам казалось надежнее и спокойнее летать в плотном строю, чувствовать «локоть товарища». И. И. Бабак писал: «Со стороны казалось, что, собственно, никакой единой группы самолетов в небе над линией фронта нет. Заметны лишь отдельные проскакивающие пары на противоположных или пересекающихся курсах… Только в нужный момент, непосредственно в бою, становится видна группа — монолитная, руководимая и направляемая волей командира».
Для патрулирования Покрышкин создал особый метод, сходный с качанием маятника. Группа истребителей при пологом снижении с четырех-пяти до двух-трех тысяч метров, разгоняясь, превращала высоту в скорость, на которой вновь уходила вверх. Разворот на 180 градусов и опять вниз. Группа стремительно «прочесывала» воздух над районом прикрытия. При таком же расходе горючего, как и в оборонительной «карусели», высота и скорость давали маневр для внезапной атаки.
Правая рука на ручке управления, у пушечной и пулеметной гашеток, левая — на секторе газа. Ноги — на педалях. Необходимо не отрываясь следить за воздушным пространством, за ведомыми. Отточенная координация движений, абсолютное напряжение всего существа летчика. Вдохновение, которое осеняет на вершине судьбы. Захватывающие дух гигантские качели над пропастью…
Вот они, «мессера»! Десятка «худых» сейчас будет грамотно «выметать» ЛаГГов перед приходом своих «юнкерсов». Но в небе — Покрышкин. Он указывает группе цель по принципу часового циферблата, мысленно расположенного в плоскости самолета.
— Я — Покрышкин! Одиннадцать часов, ниже тридцать градусов — «мессы». Атакую! Прикройте!
«Формула грозы» в действии. Высота — скорость — маневр — огонь! «Соколиный удар» по ведущему для верности в этой первой атаке наносится с минимальной дистанции. «Кобру» обдает дымом растерзанного вспыхнувшего «мессера». Перегрузка при уходе вверх к солнцу столь велика, что Покрышкин на мгновение теряет сознание. Когда кровь снова прилила к глазам, он видит, что Речкалов сбил еще одного.
Первая атака, учил Покрышкин, должна ошеломить врага и решить исход боя. На пункте управления дивизии у одного из наблюдавших вырвалось: «Вот дает!» «Мессершмиттов» «как ветром сдуло». Отменили немцы и намечавшуюся бомбардировку.
После приземления Александр Иванович, как обычно, провел краткий разбор полета, каждый летчик доложил — что видел и как действовал, выяснились ошибки, в частности — почему средняя пара «этажерки» замешкалась и не смогла сбить еще один «мессер».
Так началась боевая работа на Кубани. Богатырские схватки с превосходящими силами немцев и стояние за правду передовой тактики в своем стане… Как вызов на борту «кобры» — № 13. Лишь к концу мая на своем новом самолете Покрышкин сменил эту цифру на 100, «сотку».
Заместитель командира 267-го истребительного полка, летавшего в те дни на ЛаГГах с Краснодарского аэродрома, Николай Исаенко (в последующем командир известного 611-го полка, лично сбил 14 самолетов) вспоминал о взаимодействии с гвардейцами:
«Спросил, кто вылетает у них ведущим группы. Указали на подтянутого, выше среднего роста капитана, показавшегося мне необщительным, неприветливым. Назвали его фамилию — Покрышкин. Тогда эта фамилия мне ничего не говорила. Я подошел к А. И. Покрышкину, представился, скачал, с чем пожаловал.
Покрышкин пожал могучими плечами:
— Мы вылетим на тридцать минут позже.
Приблизившийся к нам бородатый старший лейтенант (позже я узнал, что это был друг Покрышкина В. И. Фадеев) насмешливо заметил:
— Говорят, тут у вас истребители словно куропатки летают, над самой землей. При таких условиях взаимодействовать нам трудно, капитан!
Насмешливость Фадеева мне не понравилась, но в его словах имелась доля горькой правды: армейское командование нет-нет да и требовало от нас держаться на высоте вражеских бомбардировщиков, и многие летчики не осмеливались ослушаться подобных приказов.
— Опыта у вас, по слухам, побольше, чем у нас, — сдержанно ответил я Фадееву. — Да и самолеты в вашем полку, говорят, высший класс. Вот и просим прикрыть в случае чего.
А. И. Покрышкин остро, недоверчиво взглянул на меня. Может, подумал, что в этой просьбе таится какой-то подвох на розыгрыш и «покупку» наш брат «летун» горазд! Но решил Покрышкин однозначно:
— Прикроем».
Свое обещание Александр Иванович сдержал. Когда шестерка ЛаГГов развернулась на лобовую атаку против настигающих ее «мессершмиттов», «кобры» ударом сверху сбили двух неприятелей, еще одного поразили летчики Исаенко. На аэродроме он подошел к комэску гвардейцев, который готовился к четвертому боевому вылету за день, поблагодарить и расспросить об опыте.
«Ребята у тебя не робкого десятка, — сказал Покрышкин. — Одного не пойму: чего к земле жметесь? В облака попадешь — не убьешься. Слыхал такое присловье, капитан?
Высота в 4000 метров представлялась нашим новым соседям явно недостаточной для успешной борьбы с бомбардировщиками врага. Слышало бы Покрышкина мое начальство!..
— Ничего, позже потолкуем, — сказал Покрышкин. — Ты заходи».
Отчетливо виден в этом эпизоде Александр Иванович, тот, каким он был в апреле 1943-го. Всегда придет на помощь. Всегда поделится опытом, но прежде оценит человека, зря «метать бисер» не будет. По-сибирски сдержан в словах и эмоциях, суров. Тем, кто видел его со стороны в то время, казалось, что он постоянно чем-то недоволен…
Чем же ему, познавшему до тонкостей законы войны в небе, было тогда быть особенно довольным? Тот же Н. Ф. Исаенко в своей книге «Вижу противника!» (Киев, 1981) пишет о том, что в середине апреля на Кубани из наших истребителей 150 были Яки и ЛаГГи, но хватало все тех же стареньких И-153, И-16. Подготовка летчиков оставляла желать лучшего. Исаенко, с трудом вырвавшегося на Кубань из инструкторов летного училища, перед боями сильно беспокоило то, что курсанты обучались по программе мирного времени. Никто из инструкторов на фронте не был, не знал опыта боев даже теоретически. И программа переучивания в 26-м ЗАПе составлялась без учета слабого уровня готовности выпускников училищ — сержантов. Менять что-либо в программах и методиках строго запрещалось, ограничивало время и лимит бензина… При перелете к фронту через горный перевал молодые пилоты ЛаГГов могли только смотреть за ведущим, воздушную обстановку не видели, радиосвязью пользоваться не привыкли…
У немцев же-Me-109 новых модификаций G-2 и G-4. Этот самолет называли «солдатом тотальной войны», упор был сделан на скорость даже с некоторым ущербом для маневренности и управляемости. Появился на Кубани и такой сильный противник, как «Фокке-вульф-190».
…Немцы контратаковали на земле и глушили бомбами с неба наступление русских у Крымской. До двадцати и более «мессершмиттов» сковывали боем патрульные группы, затем наносили массированные удары до сотни «юнкерсов». Наше командование посылало им навстречу лишь четверки и шестерки истребителей. А. И. Покрышкин пишет: «Глядя на них, хотелось встать посреди летного поля и не выпускать их в воздух такими мелкими группами». 15 апреля погиб командир звена Николай Науменко. Исаев запретил Покрышки ну вылететь с ним вместе, восьмеркой. Приказ — сначала одна четверка, потом, через полчаса, другая — для «наращивания сил». Возражение Покрышкина командир полка обрывает.
« — Вы поняли мою задачу? — каким-то чужим голосом спрашивает Краев (так в „Небе войны“ назван Исаев. — А. Т.). Его глаза наливаются непроницаемой чернотой.
…Что может знать о войне Краев?.. Он только посылает людей в огонь, только приказывает… именем Родины и народа».
Покрышкин ждет, когда командир уйдет в землянку, и все-таки взлетает на 15 минут раньше. Он успевает сорвать атаку последней девятки «юнкерсов», сбив ведущего. Но Науменко уже погиб. Он, по словам Александра Ивановича, «до конца выполнил свой священный долг бойца». Затем Покрышкин, предупрежденный Аркадием Федоровым по радио, в последний момент уходит из-под удара Ме-109, уже висевших в хвосте. В этом же бою были подбиты, но остались живы еще двое гвардейцев.
С камнем на душе, сдерживая боль и гнев, Покрышкин идет к КП. Здесь встречает командующего 4-й воздушной црмией генерала Н. Ф. Науменко. И имя, и фамилия — как у погибшего товарища… Генерал знал Александра Ивановича лично с весны 1942 года по работе с трофейными «мессершмиттами».
— Покрышкин, ты почему такой злой? — спросил Науменко.
— Нельзя так воевать, товарищ генерал!
— Чем недоволен, говори!
Покрышкин говорит о наболевшем, о том, что летчики согласны удвоить число вылетов, чтобы не гибнуть в неравных боях. Необходимо усилить и разведку, радиоперехват. Надо раньше узнавать о подходе больших немецких групп.
— Ну что же, спасибо за откровенность. Мысли у тебя хорошие. Командование подумает над твоими предложениями.
В рукописи, не тронутой редакторами и цензорами, Александр Иванович пишет: «Надо было самим искать новые тактические приемы. Пока командование думало, мы летали без изменений, мелкими группами».
И Покрышкин творит чудеса в кубанском небе. 11 апреля его группа сбивает в двух боях с десяткой и восьмеркой Me-109 восемь немецких истребителей, три из них — сам комэск. 12 апреля Покрышкин в «волчьих свалках», как называли летчики групповые бои истребителей, сбил четыре «мессера»! Первого, ведущего группы, сразил «соколиным ударом», другого ведущего в лобовой атаке «взял на вертикальную линию прицела и пропустил через трассу огня». Третьего и четвертого сбил, спасая «киттихаук» из 45-го полка, а затем выручая одну из своих «кобр».
Мокрый от пота, измотанный перегрузками Александр Иванович после приземления не сразу покидает кабину. Распахнув дверцу, снова проигрывает в памяти перипетии тяжелейшего вылета… Группа сбила девять «мессеров», не потеряв ни одного! В штабе дивизии отказались верить:
«Что-то вы там путаете. Еще раз подсчитайте». Но за боем наблюдал с пункта управления генерал К. А. Вершинин, объявивший благодарность всем летчикам шестерки и приказавший представить ведущего к ордену Красного Знамени.
В первую неделю боев на Кубани Покрышкин одерживает еще ряд побед. 10 апреля подбиты два Ю-88 и Me-109 (их падений летчик не видел). 12 апреля, помимо четырех «мессеров», разваливается от трассы огня пополам ведущий колонны из трех девяток Ю-87. 16 апреля удается сбить три «лаптежника». И здесь в прицеле — ведущие девяток. После точных ударов от Ю-87 летят дюралюминиевые лохмотья. «Юнкерсы» не ожидали атаки еще до подлета к линии фронта, груз бомб мешал им маневрировать. Все свои бомбы немцы сбросили над занятой ими территорией. В это время по договоренности группа Фадеева расправлялась с «мессерами», посланными расчищать дорогу бомбардировщикам. В этом вылете без потерь со своей стороны было сбито 11 самолетов. В тот же день Покрышкин, который внимательно отслеживал все нюансы тактики противника, сбил «любителя легкой наживы», одного из пары Me-109, подстерегавших наши Пе-2 уже после бомбометания, когда пил своей территорией летчики успокаивались и теряли настороженность. На этом тактическом приеме Александр Иванович ловил немцев еще не однажды.
После первых же вылетов Покрышкин обращается к полковому инженеру по электрооборудованию Я. М. Жмудю:
— Товарищ инженер, вы что, собираетесь торговать снарядами на краснодарском базаре?
— Как торговать? Я что-то вас не пойму.
Выяснилось, что гашетка 37-мм пушки, главного оружия «аэрокобры», расположена менее удобно, чем пулеметная. Поэтому даже после продолжительного боя летчики возвращались с неизрасходованными снарядами.
На самолете Покрышкина, опять же вопреки инструкции, спуск всего оружия был переделан на одну гашетку. Это было оправдано только при условии снайперского огня, ведь весь боекомплект был рассчитан на восемь секунд беспрерывной стрельбы. Результаты покрышкинских залпов — шок для немецких летчиков! В газете позднее приводили слова однополчан Покрышкина: «Разве он стреляет? Он напиливается всем огнем, сжигает, как доменная печь».
Всего за семь дней Александр Иванович нанес люфтваффе немалый урон, сбив и подбив не менее 17 самолетов. 18 апреля командир полка гвардии подполковник Исаев подписал наградной лист на орден Красного Знамени. В представлении указано лишь пять сбитых Покрышкиным 12, 15 и 16 апреля «мессершмиттов» (плюс 16 сбитых его эскадрильей). Остальные, как говорил Покрышкин, «ушли в счет войны». Не засчитали «юнкерсы», сбитые над занятой немцами территорией. Почему не вписан в наградной лист «мессер», сбитый 9 апреля и зарегистрированный в документах (ЦАМО. Ф. 16 гв. ИАП. Оп. 206808. Д. 4. Л. 18), сказать трудно.
Как бы там ни было, орден Красного Знамени радовал, это любимая, наряду с орденом Александра Невского, награда боевых летчиков, ведь орденом Ленина награждали и за мирные дела.
Получил орден Красного Знамени и П. П. Крюков, также отличившийся на глазах у К. А. Вершинина — три сбитых «мессера» в одном бою. Доблестно бились Вадим Фадеее, Григорий Речкалов, Михаил Сутырин, Николай Искрин, Иван Савин, Андрей Труд, Аркадий Федоров, Владимир Бережной… Слава о 16-м гвардейском полку облетела Северо-Кавказский фронт. Их «кобры» с красным коком винта и красной полосой на самом гребне хвоста узнают в небе.
23 апреля в «Красной звезде» публикуется статья подполковника В. Воронова «Воздушные бои на Кубани», где называются имена И. М. Дзусова, братьев Глинка, П. П. Крюкова и А. И. Покрышкина (видимо, впервые в центральной печати).
С 11 апреля по 17 июля полк базировался вместе с 45-м дзусовским на аэродроме у станицы Поповическая. Здесь же разместился и штаб дивизии. Станичники, потомки запорожских казаков, приняли авиаторов как родных. Летчиков разместили по хатам; условия сам Александр Иванович называл «царскими». Братья Глинки вскоре установили в своей хате радиостанцию, по которой сообщали хозяйке о возвращении домой. В станице и сейчас вспоминают, как, прилетев из боя, богатыри одним махом съедали приготовленное им ведро (!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85