https://wodolei.ru/catalog/unitazy/rossijskie/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Я старался. Я даже очень старался. Лет десять я честно пытался сделаться примерным мужем, хотя с самого начала знал, что ничего хорошего не получится.
- Тогда зачем же ты на ней женился?
- Да вот женился... Зачем женятся? - он пожал плечами. - Наверное, видел, что ей этого хочется - и покорился. Я только что получил свое первое серьезное назначение. Тогда ещё в звании лейтенанта. Наверное, мне хотелось, чтобы меня ждала женщина. Вот я и пообещал, что, когда вернусь, мы поженимся. Я уезжал очень далеко, и там было очень жарко.
- В Афганистан?
- Куда же еще...
- Ну конечно, я так и думала, - сказала Маша, отводя глаза.
- Что ты думала? - насторожился он, но Маша не ответила.
- Господи, - лишь воскликнула она, - почему это случилось именно со мной?!
Он тоже ничего не сказал, только снова набил свою маленькую черную трубку и изящно закурил, спокойно поглядывая на Машу.
- Что же потом? - нетерпеливо спросила она.
- Потом началась долгая-предолгая война, и у меня даже не было времени толком задуматься о том, что я делаю. Впрочем, кажется, когда я уехал, я уже точно знал, что не хочу на ней жениться. Честное слово, знал. И знал... что женюсь. Была в этом какая-то тупая неотвратимость. Это должно было случиться - вот и все. Разве что если бы я погиб...
- Но ведь ты её все-таки любил? - настаивала Маша. Он слегка покраснел.
- Мне было двадцать пять лет. Что я понимал в любви? Но, наверное, любил. Мы были в разлуке несколько месяцев, и, когда я приехал в отпуск, она показалась мне самой красивой девушкой, которую я когда-нибудь видел. Я представил, что мне скоро возвращаться в часть и что, если мы поженимся, я смогу взять её, такую красивую девушку, с собой. Вот и вся любовь.
- И она с тобой согласилась ехать...
- А что тут такого? Она всегда была неподалеку, где бы я ни служил. Не так уж это было опасно, как некоторые думают. По крайней мере, в нашем случае. А преимуществ - масса...
Разглядывая полковника, Маша подумала о том, что, пожалуй, никто из них, из мужчин, не способен внятно рассказать о своих чувствах, о любви к женщине. Особенно, если любовь уже умерла. Им кажется, что её никогда и не было. Они словно боятся, что если признаются в своем прежнем чувстве, то на новое уже не будут способны. Поэтому всякий раз убеждают себя и потом искренне верят, что полюбили впервые. Как будто прежняя любовь помеха новой...
- Я думаю, она смотрела на это по-другому, - сказала Маша.
- Может быть, - пожал плечами он. - Я вовсе не оправдываюсь. Да и не в чем, кажется. Просто с самого начала мы не стали друг другу близки. Не было той близости, которая превращает незнакомого человека в самого родного. Война продолжалась, разрасталась, превращалась в бесконечную и очень хлопотную работу...
- Не понимаю... Какое все это имеет отношение к твоему браку?
- Самое непосредственное, - терпеливо ответил он. - Я был так поглощен службой, что у меня не было ни времени, ни желания копаться в своих собственных переживаниях. Меня быстро повышали в звании и должностях. Приходилось заниматься очень серьезными и ответственными делами. От меня зависели жизни очень многих людей...
- Но ведь у тебя стали появляться другие женщины. Твои серьезные и ответственные дела этому не мешали? Или это тоже был вопрос жизни или смерти?
Волк даже не улыбнулся её иронии.
- Я думаю, - серьезно сказал он, - что сначала я сходился с женщинами только для того, чтобы снять напряжение. Потом что-то изменилось. Я стал искать близости с теми женщинами, которые могли дать мне то, чего не могла или не хотела дать Оксана. Но... я всегда ненавидел себя за то, что приходилось ей врать. А потом начал ненавидеть её - за то, что она подтолкнула меня к этому...
- Значит, ты возненавидел её, - тихо проговорила Маша. - А если бы я не смогла дать тебе то, что тебе нужно, ты бы меня тоже возненавидел? спросила она. - Думаешь, я устроена иначе, чем она? Что у меня другая душа?
Слово "душа" она выговорила с особенным удовольствием.
Вместо ответа он взял её за руки и поднес её пальцы к своим губам. Закрыв глаза, она ощутила тяжесть мгновенного и горячего прилива в низу живота. Она непроизвольно напрягла бедра и ягодицы, и тут же у неё закружилась голова. Ей показалось, что у неё между ног забил горячий родник. Господи, как хорошо-то!
Он хотел что-то сказать, но она порывисто остановила его.
- Подожди!
А через несколько секунд взглянула на него рассеянными, затуманенными глазами.
- Ты что-то хотел сказать?
Он наклонился к ней и привлек к себе, устроив её голову у себя на плече.
- Все, о чем ты говоришь, отвлеченные рассуждения. Ты любишь философствовать, - неясно прошептал он. - Да, ты другая. И мне никто не нужен, кроме тебя. Ты даешь мне то, о чем я и мечтать не мог. Мне почти сорок лет, я устал от двойной жизни. Мне хочется, чтобы у нас с тобой все получилось...
Она отстранилась от него. Теперь она не чувствовала ничего, кроме пустоты. Вернее, чувствовала, что обязана вернуть далекой Оксане её мужчину, который сделался любовником очередной случайной женщины, хотя и уверяет, что та едва ли не воскресила его из мертвых, сделала самым счастливым человеком на земле. Нет, Маша не станет строить своего счастья на несчастье другой.
- Волк, - сказала она как можно спокойнее, - я тебе не подхожу. Ты из тех мужчин, которым нужна женщина, способная посвятить мужу всю свою жизнь... Мне кажется, что именно такой женщиной старалась стать твоя Оксана. И ещё станет! А я просто неспособна на это.
- Нет, - не менее спокойно возразил он и коснулся кончиками пальцев её дрогнувших губ, - мне нужна именно ты. Я так хочу. Хочу тебя.
Ох уж эти мужчины! Уж если они чего возжелали, то будут хотеть - хоть ты тресни. Ничто их не отвратит. Вот и Волку вздумалось возжелать Машу. Ту самую Машу, которая с детства была неблагодарным и своевольным созданием. Она портила кровь папе и маме, которые всего-то и мечтали, как только о том, чтобы девочка выросла воспитанной и культурной. Ту самую Машу, которая восстала против мужа, разъезжавшего с охраной на пресловутом серебристом "БМВ" и не мечтавшего ни о чем другом, как только о том, чтобы сделать её жизнь красивой и счастливой, а она - нечего сказать, отблагодарила - родила мертвого ребенка!.. И вот теперь Маша делала все возможное, чтобы отвадить от себя полковника, а тот... все ещё хотел её.
- Ты не мыслишь себя без армии. Ты решил посвятить себя войне. А я жить не могу без своей работы, - заявила она, отстраняясь от его руки. - К тому же я никогда не смогу привыкнуть к войне, как привык к ней ты. Я её ненавижу, я...
- Нет, - по-прежнему спокойно возразил он, - ты тоже привыкла к войне. Только войну ты ведешь с самой собой.
Маша сделала вид, что пропустила мимо ушей эту последнюю реплику, которая на самом деле чрезвычайно её уязвила.
- Я, конечно, уважаю твою преданность армии, - забормотала она. - Но жертвовать жизнью в наше время и ради разложившегося государства все-таки, согласись, выглядит и странно, и дико. Особенно, в этой войне...
Он хотел что-то сказать, но она была так взволнованна, что нетерпеливо прижала ладонь к его губам. Он улыбнулся.
- А вот интересно, - продолжала Маша, - ты, который так привык воевать, ты бы смог уважать мою преданность журналистике, мое призвание?
Кажется, ей вовсе не нужно было, чтобы он отвечал. Но он ответил.
- Я понимаю тебя, а это больше, чем просто уважение.
И снова улыбнулся, а она взглянула на него почти враждебно.
- Кроме того, - добавил он, - ни государство, ни моя служба, ни даже эта война никак не связаны с тем, что я чувствую к тебе. Ты - моя душа. Вот и все.
Вот и все... Маша досадливо поморщилась. Что правда, то правда - если уж мужчины что-то вобьют себе в голову, то потом этого ничем не выбьешь. Тут, наверное, повинна физиология. Они склонны загораться. Сначала загораются пониже пояса и повыше колен. Железа начинает работать, как мощный генератор. Стоит только подумать об объекте вожделения, как начинает ныть мошонка. На удивление скоро все, что ещё недавно казалось первостепенным, отходит на второй план. Отфильтровывается одна ключевая идея. Они хотят, а прочее не имеет никакого значения.
- Все, что ты делаешь, кажется тебе совершенно естественным и правильным, - устало сказала Маша. - Тебе, к примеру, и в голову не приходит, что даже пролитая русская кровь не может оправдать того, что здесь происходит. Взялся за гуж - не говори, что не дюж. Вот ваш главный принцип. Раз уж влезли в драку, то нужно во что бы то ни стало выйти победителями...
- Отчего же, - вздохнул полковник, - ведь ушли же мы из Афганистана.
- Ушли! - качнула головой Маша. - Разве это так называется? Вы убрались восвояси едва волоча ноги. Знаешь, ваши войны чрезвычайно напоминают половое упорство патологического самца, который тупо долбит самку до тех пор, пока не задолбит до полусмерти или не измочалится сам. Армия наваливается на страну, как мужчина на женщину, и очень скоро мы становимся свидетелями безрезультатного, но оттого не менее прискорбного изнасилования. Мы наблюдаем, как сжигаемый вожделением импотент снова и снова пытается добиться хоть какого-то результата... Впрочем, все последние войны в мире похожи одна на другую...
Полковник дождался, пока Маша выговорится, а потом задумчиво проговорил:
- Все правильно. Но, что касается армии, позволь одно уточнение... Он смущенно улыбнулся. - Дай только подобрать слова. Уж больно лихие у тебя аллегории. Сразу видно образованного человека... Армию, а тем более ту её часть, которая непосредственно участвует в боевых действиях, никак нельзя сравнить с патологическим, как ты говоришь, самцом. Уж если кто и патологический самец, так только не армия. Может, это государство, правительство... не знаю... А армия... - он снова улыбнулся, - это, скорее, несчастный намозоленный член этого самого самца, которым всю дорогу и пашут, и куют, и груши околачивают...
Маша только руками развела. Может быть, и так. Однако война на Кавказе продолжалась. Продолжалась война и в её собственной душе.
- Полковник Волк, завтра я улетаю в Москву, - наконец сказала она. На некоторое время мне придется расстаться с кавказским сюжетом.
- Знаю, - ответил он, ласково погладив Машу по щеке. - Я знал это ещё неделю назад.
Полковник Александр Вовк прошел отличную армейскую школу, но его никто не научил распознавать дальнейшие намерения женщины, которая так легко позволила ему овладеть ею в гостиничном номере. Маша, напротив, понятия не имела ни о тактике, ни о стратегии, однако, вымуштрованная строгой мамочкой, прекрасно ориентировалась на местности и преуспела в искусстве рекогносцировки.
Пусть уж лучше он считает её стервой.
- И не требуй от меня никаких обещаний, - предупредила она, уверенная, что именно это сейчас последует. - Ты должен понять, что я никогда не смогу дать тебе то, в чем ты нуждаешься и чего безусловно заслуживаешь.
Он не ответил. И, кажется, даже не удивился. Просто сидел и попыхивал трубкой. А поскольку он молчал, Маше снова пришлось заговорить и развивать предыдущую свою мысль.
Он как бы даже снисходительно слушал её сбивчивый женский бред о том, как и что она не сможет для него сделать. Он лучше неё понимал, что если только она допустит для себя возможность противоположного, то значит допустит возможность своего женского счастья. Не могла же она, в конце концов, собственноручно поколебать равновесное состояние своей души, которое ей удалось обрести, примирившись с мыслью, что вся её жизнь - это борьба и страдание. Признание собственной слабости для женщины - худшая зараза.
- Ты только не подумай, что это из-за нездорового тщеславия или потому, что я такого уж высокого мнения о своей профессии и работе на телевидении... - добавила Маша. Все-таки ей не хотелось, чтобы в результате он счел её законченной дурой. - Конечно, я безумно люблю свою работу, но это не значит, что я синий чулок... Хотя и это не важно... В общем, я уверена, что в конце концов ты бы просто сам от меня устал и я была бы тебе в тягость, как теперь Оксана-Маша демонстративно вздохнула. Пусть думает о ней, что хочет.
- Это все? - поинтересовался он, внимательно разглядывая Машу своими большими добрыми глазами.
Ей захотелось броситься к нему в объятия, но вместо этого она проворчала:
- Нет, не все... Кстати, скажи, почему у вас с Оксаной нет детей? С её стороны это, кажется, было не слишком мудро.
- Дело не в ней, - спокойно ответил он. - Думаю, ты понимаешь, что не так-то просто заиметь ребенка от мужчины, который почти не появляется дома.
- Но ведь ты говорил, что она повсюду следовала за тобой. Из гарнизона в гарнизон...
- Так и есть. Но я-то находился то в поле, то на учениях.
- А где она сейчас? - спросила Маша.
- В Минеральных Водах.
Вот как. Значит там, где они впервые увидели друг друга.
- Очень хорошо, - покраснев, сказала Маша. - Я хочу, чтобы ты знал: я не собираюсь ещё раз ломать свою жизнь. С меня и прошлых впечатлений довольно. Я ничего не собираюсь менять и не пытаюсь стать другой. Да я и не смогу стать другой, если это требует от меня человек, который меня не понимает...
Он улыбнулся.
- На самом деле ты совсем не такая, какой хочешь быть. Ты гораздо лучше.
Она снова хотела возразить, но на этот раз он решительно её остановил.
- Я тебя выслушал. Теперь, пожалуйста, послушай меня. - Он нежно взял её руку в свои ладони и бережно погладил. - Я хорошо понял, мне нельзя даже намекать о том, чтобы мы были вместе. Иначе ты просто сбежишь. Если мне потребуется проникнуть в твою жизнь, я должен соблюдать величайшую осторожность. Как разведчик в тылу противника.
- Ты слышал, что я сказала? - воскликнула Маша, потому что уже чувствовала на глазах слезы. - Я ничего не собираюсь менять, и поэтому тебе лучше вернуться к своей Оксане.
- Разве я против того, чтобы ты ездила по самым опасным дорогам, гуляла по минным полям и горным ущельям? Я не собираюсь даже заикаться об этом. Я прекрасно понимаю, что в этом состоит твоя работа, твоя жизнь... А значит, и моя.
- Ты не понимаешь одного. Я всегда буду такой. Подумай об этом!
Она быстро смахнула слезы тыльной стороной ладони.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53


А-П

П-Я