Вот эта
надпись на несколько варварском кастильском наречии: «Aqui quedan las orejas de los comprachicos, у
las bolsas de los robaninos, mientras que se van ellos al trabajo de mar».
Мы видим, что отрезание ушей и прочее отнюдь не избавляло от ссылки на гал
еры. Такие меры вызвали паническое бегство всякого рода бродяг. Они удир
али в испуге и добирались до места, дрожа от страха. На всем побережье Евро
пы прибывающих беглецов выслеживала полиция. Ни одна шайка не желала вез
ти с собой ребенка, потому что высадиться с ним был делом опасным.
Гораздо легче было сбыть ребенка с рук.
Кем же был покинут ребенок, которого мы только что видели на сумрачном пу
стынном берегу Портленда?
Судя по всему, компрачикосами.

5. Дерево, изобретенное людьми


Было, вероятно, около семи часов вечера. Ветер убывал Ч признак того, что
он скоро должен был снова усилиться. Ребенок находился на краю плоскогор
ья южной оконечности Портленда.
Портленд Ч полуостров. Но ребенок не знал, что такое полуостров, и даже не
слыхал слова «Портленд». Он знал только одно: что можно идти до тех пор, по
ка не свалишься. Представление об окружающем служит нам вожатым; у ребен
ка не было этого представления. Они привели его сюда и бросили здесь. «Они
» и «здесь» Ч в этих двух загадочных словах заключалась вся его судьба: «
они» Ч это был весь человеческий род, «здесь» Ч вся вселенная. Здесь, в э
том мире, у него не было никакой иной точки опоры, кроме клочка земли, по ко
торому ступали теперь его босые ноги, Ч такой каменистой и такой холодн
ой земли. Что ожидало этого ребенка в огромном сумрачном мире, открытом в
сем ветрам? Ничто.
Он шел навстречу этому Ничто.
Вокруг него простирались безлюдные места. Вокруг него простиралась пус
тыня.
Он пересек по диагонали первую площадку, затем вторую, третью… В конце ка
ждой площадки ребенок наталкивался на обрыв; спуск бывал иногда очень кр
утым, но всегда коротким. Высокие голые равнины оконечности Портленда по
хожи на огромные плиты, наполовину налегающие одна на другую, подобно ст
упеням лестницы; южным краем каждая площадка плоскогорья как бы уходила
под верхнюю равнину, возвышаясь северным краем над нижней. Эти уступы ре
бенок преодолевал без труда. Время от времени он замедлял шаг и, казалось,
советовался сам с собою. Становилось все темнее, пространство, на которо
м можно было что-то различить, все сокращалось, и ребенок теперь мог видет
ь только в нескольких шагах от себя.
Вдруг он остановился, на минуту прислушался, еле заметно с удовлетворени
ем, кивнул головой, быстро повернулся и направился к небольшой возвышенн
ости, смутно вырисовывавшейся справа, в том конце равнины, который примы
кал к скале. На этой возвышенности виднелись смутные очертания чего-то, к
азавшегося в тумане деревом. Оттуда и слышал он только что шум, не похожий
ни на шум ветра, ни на шум моря. Это не был также и крик животного. Ребенок ре
шил, что там кто-то есть.
Сделав несколько шагов, он очутился у подножия холма.
Там действительно кто-то был.
То, что издали смутно виднелось на вершине холма, теперь вырисовывалось
вполне отчетливо.
Это было нечто, похожее на огромную руку, торчавшую прямо из земли. Кисть р
уки была согнута в горизонтальном направлении, и вытянутый вперед указа
тельный палец подпирался снизу большим. Мнимая рука с указательным и бол
ьшим пальцами приняла на фоне неба очертания угломера. От того места, где
соединялись эти странные пальцы, свешивалось что-то вроде веревки, на ко
торой болтался какой-то черный бесформенный предмет. Веревка, раскачива
емая ветром, издавала звук, напоминавший звон цепей.
Этот звук и слышал ребенок.
Вблизи веревка оказалась цепью, как и можно было предположить по ее лязг
у, Ч корабельной цепью из крупных стальных звеньев.
В силу таинственного закона слияния впечатлений, который во всей природ
е как бы наслаивает кажущееся на действительное, все здесь Ч место, врем
я, туман, мрачное море, смутные образы, возникавшие на самом краю горизонт
а, Ч сочеталось с этим силуэтом и сообщало ему чудовищные размеры.
Бесформенный предмет, висевший на цепи, имел сходство с футляром. Он был с
пеленут, как младенец, но длиною равнялся росту взрослого человека. В вер
хней части его виднелось что-то круглое, вокруг чего обвивался конец цеп
и. Внизу футляр был разодран, и из него торчали лишенные мяса кости.
Легкий ветерок колыхал цепь, и то, что висело на ней, тихо покачивалось из
стороны в сторону. Эта безжизненная масса подчинялась малейшим колебан
иям воздуха; в ней было нечто, внушавшее панический страх; ужас, обычно изм
еняющий действительные пропорции предмета, скрадывал его истинные раз
меры, сохраняя лишь его контуры; это был сгусток мрака, принявший какие-то
очертания; тьма была кругом, тьма была внутри; она вобрала в себя нарастав
шую вокруг нее могильную жуть; сумерки, восходы луны, исчезновения созве
здий за утесами, сдвиги воздушных пространств, тучи, роза ветров Ч все в к
онце концов вошло в состав этого призрака; этот обрубок, висевший в возду
хе, своим безличием походил на морскую даль и на небо, и мрак поглощал посл
едние черты того, что было некогда человеком.
Это было нечто, ставшее ничем.
Превратиться в останки Ч для обозначения этого состояния в человеческ
ом языке нет надлежащих слов. Не жить и вместе с тем продолжать существов
ать, находиться в бездне и в то же время вне ее, умереть и не быть поглощенн
ым смертью Ч во всем этом, несмотря на несомненную реальность, есть что-т
о неестественное и потому невыразимое. Это существо Ч можно ли было наз
вать его существом? Ч этот черный призрак был останками, и притом останк
ами ужасающими. Останками чего? Прежде всего природы, а затем общества. Эт
о было ничто и все.
Он находился здесь во власти безжалостных стихий. Глубокое забвение пус
тыни окружало его. Он был оставлен на произвол неведомого. Он был беззащи
тен против мрака, который делал с ним все, что хотел. Он должен был терпеть
все. И он терпел. Ураганы обрушивались на него. Мрачная задача, выполняема
я ветрами!
Этот призрак был здесь добычей всех разрушительных сил. Его обрекали на
чудовищную участь Ч разлагаться на открытом воздухе. Для него не сущест
вовало закона погребения. Он подвергся уничтожению, но не обрел вечного
покоя. Летом он покрывался слоем, пыли, осенью обрастал корою грязи. Смерт
ь должна быть прикрыта покровом, могила Ч стыдливостью. Здесь не было ст
ыдливости, не было покрова. Гниение, цинично открытое взору каждого. Есть
что-то бесстыдное в зрелище смерти, орудующей на глазах у всех. Она наноси
т оскорбление безмятежному спокойствию небытия, работая вне своей лабо
ратории Ч вне могилы.
Этот труп был выпотрошен. В его костях уже не было мозга, в его животе не бы
ло внутренностей, в его гортани не было голоса. Труп Ч это карман, который
смерть выворачивает наизнанку и вытряхивает. Если у него когда-либо был
о свое «я», где оно было теперь? Быть может, еще здесь, Ч страшно подумать.
Что-то, витающее вокруг чего-то, прикованного к цепи. Можно ли представит
ь себе во мраке образ более скорбный?
На земле существуют явления, открывающие какой-то доступ к неведомому; м
ысль ищет выхода в этом направлении, и сюда же устремляется гипотеза. Дог
адка имеет свое compelle intrare
заставь войти (лат.)
. В иных местах и перед иными предметами мы невольно останавливаемс
я в раздумье и пытаемся проникнуть в их сущность. Иногда мы наталкиваемс
я на полуоткрытую неосвещенную дверь в неведомый мир. Кого не навел бы на
размышления вид этого мертвеца?
Огромная сила распада бесшумно подтачивала этот труп. В нем была кровь
Ч ее выпили, на нем была кожа Ч ее изглодали, было мясо Ч его растащили п
о кускам. Ничто не прошло мимо, не взяв у него чего-нибудь. Декабрь позаимс
твовал у него холод его тела, полночь Ч ужас, железо Ч ржавчину, чума Ч м
иазмы, цветок Ч запахи. Его медленное разложение было пошлиной, которую
труп платил шквалу, дождю, росе, пресмыкающимся, птицам. Все темные руки но
чи обшарили этого мертвеца.
Это был странный обитатель ночи. Он находился на холме посреди равнины, и
в то же время его там не было. Он был доступен осязанию и вместе с тем не сущ
ествовал. Он был тенью, дополнявшей ночную тьму. Когда угасал дневной све
т, он зловеще сливался со всем окружающим в беспредельном безмолвии ночи
. Одно его присутствие здесь усиливало мрачную ярость бури и спокойствие
звезд. Все то невыразимое, что есть в пустыне, было, как в фокусе, сосредото
чено в нем. Жертва неведомого рока, он усугублял собою угрюмое молчание н
очи. Его тайна смутно отражала в себе все, что есть загадочного в мире.
Близ него чувствовалось как бы убывание жизни, уходящей куда-то в бездну.
Все в окружавшем его пространстве утрачивало постепенно спокойствие и
уверенность в себе. Трепет кустарников и трав, безнадежная грусть, мучит
ельная тревога, которая, казалось, находила свое оправдание, Ч все это тр
агически сближало пейзаж с черной фигурой, висевшей на цепи. Присутствие
призрака в поле зрения отягчает одиночество.
Он был лишь призраком. Колеблемый никогда не утихавшими ветрами, он был н
еумолим. Вечная дрожь делала его ужасным. Он казался Ч страшно вымолвит
ь Ч средоточием окружавшего пространства и служил опорой чему-то необъ
ятному. Чему? Как знать? Быть может, той неясно сознаваемой и оскорбляемой
нами справедливости, которая выше нашего правосудия. В его пребывании вн
е могилы была месть людей и его собственная месть. В этой сумрачной пусты
не он выступал как грозный свидетель. Для того чтобы мертвая материя выз
ывала в нас тревогу, она в свое время должна была быть одухотворена. Он обл
ичал закон земной перед лицом закона небесного. Повешенный здесь людьми
, он ожидал бога. Над ним, принимая расплывчато-извилистые очертания туч и
волн, реяли исполинские видения мрака.
За этим призраком стояла какая-то непроницаемая, роковая преграда. Этог
о мертвеца окружала беспредельность, не оживляемая ничем Ч ни деревом,
ни кровлей, ни прохожим. Когда перед нашим взором смутно возникают тайны
бытия Ч небо, бездна, жизнь, могила, вечность, Ч в такие мгновения все ощу
щается нами как нечто недоступное, запретное, огражденное от нас стеной.
Когда разверзается бесконечность, все двери в мир оказываются запертым
и.

6. Битва смерти с ночью

Ребенок стоял перед темным силуэтом, безмолвно, удивленно, пристально гл
ядя на него.
Для взрослого человека это была бы виселица, для ребенка это было привид
ение. Там, где взрослый увидел бы труп, ребенок видел призрак.
Он ничего не понимал.
Бездна таит в себе все разновидности приманок; одна из них находилась на
вершине этого холма. Ребенок сделал шаг, другой. Он стал взбираться выше, и
спытывая желание спуститься, и приблизился, желая отступить назад.
Весь дрожа, он в то же время решительно подошел к самой виселице, чтобы пол
учше рассмотреть призрак. Очутившись под виселицей, он поднял голову и с
тал внимательно разглядывать его.
Призрак был покрыт смолою и местами блестел. Ребенок различал черты лица
. Оно тоже было обмазано смолою, и эта маска, казавшаяся липкой и вязкой, че
тко выступала в сумраке ночи. Ребенок видел дыру на том месте, где прежде б
ыл рот, дыру на месте носа и две черных ямы на месте глаз. Тело было как бы за
пеленуто в грубый холст, пропитанный нефтью. Ткань истлела и расползлась
. В одном месте обнажилось колено. В другом видны были ребра. Одни части те
ла были еще трупом; другие уже стали скелетом. Лицо было цвета чернозема, п
олзавшие по нему слизняки оставили на нем тусклые серебристые полосы. По
д холстом, прилипшим к костям, обрисовывались выпуклости, как под платье
м на статуе. Череп треснул и, распавшись на две половины, напоминал собою г
нилой плод. Зубы остались целы и скалились в подобии смеха. В зияющей дыре
рта, казалось, замер последний крик. На щеках можно было заметить несколь
ко волосков бороды. Голова, наклоненная вниз, как будто к чему-то прислуши
валась.
Его, невидимому, недавно подновляли. Лицо было заново вымазано смолой, та
к же как и выступавшие из прорех колено и ребра. Внизу из-под холста торча
ли обглоданные ступни. Прямо под ними, в траве, видны были два башмака, утр
атившие от снега и дождей всякую форму. Они свалились с ног мертвеца.
Босой ребенок смотрел на эти башмаки.
Ветер, становившийся все резче и резче, иногда внезапно спадал, как будто
собирался с силами, чтобы разразиться бурей; на несколько минут он даже с
овсем стих. Труп уже не качался. Цепь висела неподвижно, как шнурок отвеса
с гирькой на конце.
Как у всякого существа, только что вступившего в жизнь, но отдающего себе
отчет в своей тяжкой участи, у ребенка, несомненно, начиналось пробужден
ие мучительных мыслей Ч мыслей еще неясных, детских, но уже стучащих в мо
зг, подобно птичьему клюву, долбящему скорлупу яйца; но все, чем в эту мину
ту было полно его младенческое сознание, повергало его лишь в оцепенение
. Как излишек масла гасит огонь, так избыток ощущений гасит мысль. Взрослы
й задал бы себе тысячу вопросов, ребенок только смотрел.
Обмазанное смолой лицо мертвеца казалось мокрым. Капли смолы, застывшие
в пустых глазницах, были похожи на слезы. Однако смола значительно замед
ляла разложение трупа: разрушительная работа смерти была задержана, нас
колько это оказалось возможным. То, что ребенок видел перед собой, было пр
едметом, о котором заботились. По-видимому, человек этот представлял как
ую-то ценность. Его не захотели оставить в живых, но старались сохранить м
ертвым. Виселица была старая, вся в червоточинах, но прочная и стояла здес
ь уже давно.
В Англии с незапамятных времен существовал обычай смолить контрабанди
стов. Их вешали на берегу моря, обмазывали смолой и оставляли висеть;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14