прес
тупника, в назидание прочим, следует подвергать казни у всех на виду, и есл
и его просмолить, он на долгие годы будет служить острасткой. Трупы смоли
ли из чувства человеколюбия, полагая, что благодаря этому можно будет ре
же обновлять виселицы. Виселицы расставляли на берегу на определенном р
асстоянии одна от другой, как ставят в наше время фонари. Повешенный заме
нял собою фонарь. Он по-своему светил своим сотоварищам-контрабандиста
м. Контрабандисты издали, еще находясь в море, замечали виселицы. Вот одна
Ч первое предостережение, а там другая Ч второе предостережение. Это н
исколько не мешало им заниматься контрабандой, но таков порядок. Этот об
ычай продержался в Англии до начала нашего столетия. Еще в 1822 году перед Ду
врским замком можно было видеть трех повешенных, облитых смолой. Впрочем
, такой способ сохранения трупа преступника применялся не к одним только
контрабандистам. Англия пользовалась им также по отношению к ворам, под
жигателям и убийцам. Джон Пейнтер, совершивший поджог морских складов в
Портсмуте, был в 1776 году повешен и засмолен. Аббат Койе, называющий Джона Пе
йнтера Jean le Peintre (Жаном Живописцем), видел его вторично в 1777 году. Джон Пейнтер ви
сел на цепи над развалинами сожженных им складов, в время от времени его с
нова покрывали смолой. Этот труп провисел, Ч можно бы сказать, прожил, Ч
почти четырнадцать лет. Еще в 1788 году он служил правосудию. Однако в 1790 году
его пришлось заменить новым. Египтяне чтили мумии своих фараонов; оказыв
ается, мумия простого смертного также может быть полезной.
Ветер, с особенной силой разгулявшийся на холме, смел с него весь снег. Во
многих местах виднелась трава, кое-где выглядывал чертополох. Холм был о
дет тем густым и низким приморским дерном, благодаря которому вершины ск
ал кажутся покрытыми зеленым сукном. Только под виселицей, под самыми но
гами казненного, росла высокая густая трава Ч явление неожиданное на эт
ой бесплодной почве. Объяснялось это тем, что тела повешенных разлагалис
ь здесь на протяжении нескольких веков. Земля питается прахом человека.

Какие-то мрачные чары удерживали ребенка на холме. Он стоял на месте как в
копанный. Один только раз он наклонил голову: крапива больно обожгла ему
ноги, и он принял это за укус животного. Затем он выпрямился и, закинув гол
ову, снова стал смотреть прямо в лицо повешенному, который тоже смотрел н
а него. У мертвеца не было глаз, и потому казалось, что он смотрит особенно
пристально. Это был взгляд рассеянный и вместе с тем невыразимо сосредот
оченный; в нем были свет и мрак; он исходил из черепа, из оскала зубов, из чер
ных впадин пустых глазниц. Вся голова мертвеца Ч сплошной взор, и это стр
ашно. Зрачков нет, но мы чувствуем на себе их взгляд, жуткий взгляд привиде
ния.
Постепенно ребенок сам становился страшен. Он больше не шевелился, как б
удто оцепенел. Он не замечал, что уже теряет сознание. Он коченел, замерзал
. Зима безмолвно предавала его ночи; в зиме есть что-то вероломное. Дитя пр
евратилось почти в изваяние. Каменный холод проникал в его кости; мрак, эт
о пресмыкающееся, заползал в него. Дремота, исходящая от снега, подкрадыв
ается к человеку, как морской прилив; ребенком медленно овладевала непод
вижность, напоминавшая неподвижность трупа. Он засыпал.
На руке сна есть перст смерти.
Ребенок чувствовал, как его хватает эта рука. Он был близок к тому, чтобы у
пасть под виселицей. Он уже не сознавал, стоит он на ногах или нет.
Неизбежность конца, мгновенный переход от бытия к небытию, зияющий вход
в горнило испытаний, возможность в каждое мгновение скатиться в бездну
Ч таково человеческое существование.
Еще минута Ч и ребенок и мертвец, жизнь, едва зародившаяся, и жизнь, уже уг
асшая, должны были слиться в общем уничтожении.
Казалось, призрак понял это и не хотел этого. Он вдруг зашевелился, словно
предупреждая ребенка. Это был просто новый порыв ветра.
Трудно представить себе что-либо более ужасное, чем этот качающийся пок
ойник.
Подвешенный на цепи труп, колеблемый невидимым дуновением ветра, приним
ал наклонное положение, поднимался влево, возвращался на прежнее место,
поднимался вправо, падал и снова взлетал мерно и угрюмо, как язык колокол
а. Зловещее движение взад и вперед. Казалось, качается во тьме ночи маятни
к часов самой вечности.
Так продолжалось какое-то время. Увидев, что мертвец движется, ребенок оч
нулся от столбняка, почувствовал страх. Цепь при каждом колебании поскри
пывала с чудовищной размеренностью, словно переводила дыхание. Этот зву
к напоминал стрекотание кузнечика.
Приближение бури вызывает внезапный напор ветра. Ветер вдруг перешел в у
раган. Труп задвигался еще порывистее. Это было уже не раскачивание, а рез
кая встряска. Скрип цепи сменился пронзительным лязгом.
Звук этот, невидимому, был услышан. Если это был призыв, то ему повиновалис
ь. Издали, с горизонта, донесся какой-то шум.
То был шум крыльев.
Слеталась стая воронов, как это часто бывает на кладбищах и пустырях, в ос
обенности перед грозой.
Черные летящие точки пробились сквозь тучу, преодолели завесу тумана, пр
иблизились, стали больше, сгрудились, сплотились и с неистовым криком бр
осились к холму. Это было подобно наступлению легиона. Крылатая нечисть
ночи усеяла всю виселицу.
Ребенок в испуге отступил.
Стаи повинуются команде. Вороны кучками расселись на виселице. Ни один н
е спустился на мертвое тело. Они перекликались между собою. Карканье вор
онов вселяет страх. Вой, свист, рев Ч это голоса жизни, карканье же Ч радо
стное приятие тления. В нем чудится звук потревоженного безмолвия гробн
ицы. Карканье Ч голос ночной тьмы. Ребенок весь похолодел не столько от с
тужи, сколько от ужаса.
Вороны притихли. Но вот один из них прыгнул на скелет. Это было сигналом. З
а ним устремились все остальные Ч целая туча крыльев; еще мгновение Ч и
повешенный исчез под кишащей грудой черных пятен, шевелившихся во мраке
. В эту минуту мертвец вдруг дернулся.
Сам ли он вздрогнул? Дунуло ли на него ветром? Но его с устрашающей силой п
одбросило на цепи. Налетевший ураган пришел ему на помощь. Призрак забил
ся в судорогах. Бурный ветер, разгулявшись в высоте, завладел мертвым тел
ом и принялся швырять его во все стороны. Мертвец стал ужасен. Он бесновал
ся. Чудовищный картонный паяц, висевший не на тонкой веревочке, а на желез
ной цепи! Какой-то злобный шутник дергал за ее конец и забавлялся пляской
этой мумии. Она вертелась и подпрыгивала, угрожая каждую минуту распасть
ся на куски. Вороны шарахнулись в испуге. Покойник точно стряхнул с себя э
тих омерзительных птиц. Но они снова вернулись. И начался бой.
Казалось, в мертвеце проснулись невероятные жизненные силы. Порывы ветр
а подбрасывали его кверху, словно собираясь умчать с собою, а он как будто
отбивался что было мочи, стараясь вырваться; только железный ошейник уде
рживал его. Птицы повторяли все его движения, то отлетая, то снова набрасы
ваясь, испуганные, остервенелые. С одной стороны Ч страшная попытка к бе
гству, с другой Ч погоня за прикованным на цепи. Мертвец, весь во власти с
удорожных порывов ветра, подскакивал, вздрагивал, приходил в ярость, отс
тупал, возвращался, взлетал и стремглав падал вниз, разгоняя черную стаю.
Он был палицей, стая Ч пылью. Крылатые хищники, не желая сдаваться, наступ
али с отчаянным упорством. Мертвец, словно обезумев при виде этого множе
ства клювов, участил свои бесцельные удары по воздуху, подобные ударам к
амня, привязанного к праще. Временами на него набрасывались все клювы и в
се а крылья, затем все куда-то пропадало; орда рассыпалась, но через мгнов
ение накидывалась еще яростней. Ужасная казнь, продолжавшаяся и за порог
ом жизни. На птиц, казалось, нашло исступление. Только из недр преисподней
могла вырваться подобная стая. Удары когтей, удары клювов, карканье, разд
ирание в клочья того, что уже не было мясом, скрип виселицы, хруст костей, л
язг железа, вой бури, смятение Ч возможна ли более мрачная картина схват
ки? Мертвец, борющийся с демонами. Битва призраков.
Временами, когда ветер усиливался, повешенный вдруг начинал вертеться, п
оворачиваясь лицом во все стороны, как будто хотел броситься на птиц и пе
регрызть им глотку своими оскаленными зубами. Ветер был за него, цепь Ч п
ротив него, Ч словно темные божества вели бой вместе с ним. Ураган тоже п
ринимал участие в сражении. Мертвец весь извивался, вороны спиралью круж
ились над ним. Это был живой смерч.
Снизу доносился глухой и мощный рокот моря.
Ребенок видел наяву этот страшный сон. Вдруг он вздрогнул от головы до пя
т, трепет пробежал по всему его телу; он заметался, задрожал, еле удержался
на ногах и сжал лоб обеими руками, словно это была единственная точка опо
ры; ошеломленный, с развевающимися по ветру волосами, зажмурив глаза, сам
похожий на призрак, он большими шагами спустился с холма и бросился бежа
ть, оставив позади себя мучительные видения ночи.

7. Северная оконечность Портл
енда

Он бежал, задыхаясь, несся куда глаза глядят, мчался, не помня себя, по снег
у, по равнине, в пространство. Бег согрел его. Это было ему необходимо. Если
бы не быстрое движение и не испуг, он был бы уже мертв.
Когда у него захватило дыхание, он остановился; но оглянуться он не посме
л. Ему мерещилось, что птицы гонятся за ним, что мертвец, сорвавшись с цепи,
следует за ним по пятам, что даже виселица кинулась с холма вслед за покой
ником. Он боялся обернуться, чтобы не увидеть этого.
Немного передохнув, он снова пустился бежать.
Дети не умеют отдавать себе отчет в происходящем. Затуманенное страхом с
ознание ребенка воспринимало внешние впечатления без связи, без выводо
в. Он мчался, сам не зная куда и зачем. Охваченный щемящей тоской, он бежал с
трудом, как бегут во сне. За три часа, проведенные им в одиночестве, его стр
емление идти куда-то вперед, не став определеннее, изменило, однако, свою
первоначальную цель: тогда это были поиски, теперь это было бегство. Он уж
е не чувствовал ни голода, ни холода; он чувствовал только страх. Один инст
инкт вытеснил другой. Все его помыслы свелись к одному Ч убежать. Убежат
ь от чего? От всего. Жизнь мрачной стеной обступила его со всех сторон. Есл
и бы он мог убежать от всего на свете, он так бы и сделал.
Но детям неведом тот способ взлома тюремной двери, который именуется сам
оубийством.
Он продолжал бежать.
Сколько времени он мчался так Ч неизвестно. Но наступает минута, когда и
дыхании не хватает и страху приходит конец.
И вдруг, как бы внезапно охваченный приливом энергии и рассудительности
, ребенок остановился; ему, видимо, стало стыдно за свое бегство; он выпрям
ился, топнул ногою, смело поднял голову и обернулся назад.
Ни холма, ни виселицы, ни воронья.
Туман опять окутал весь горизонт.
Ребенок снова пустился в путь.
Теперь он уже не бежал, он медленно шел. Сказать, что встреча с мертвецом с
делала его взрослым, значило бы втиснуть в узкие рамки то сложное и неясн
ое впечатление, которое она на него произвела. Виселица, смутно запечатл
евшаяся в его еще зачаточном сознании, оставалась для него лишь видением
. Но так как победа над страхом придает нам силы, в нем пробудилась отвага.
Будь он в том возрасте, когда человек способен разобраться в себе, он наше
л бы тысячу поводов к раздумью; но мышление детей лишено четкости, и ребен
ок в лучшем случае может ощутить лишь легкую горечь того, пока недоступн
ого ему чувства, которое он, став взрослым, назовет негодованием.
Прибавим к этому, что ребенок одарен способностью быстро забывать свои о
щущения. От него ускользают отдаленные, беглые очертания сущности горес
тного явления. Самым своим возрастом, своей слабостью дитя защищено от с
лишком сложных душевных волнений. Оно воспринимает события, но почти нич
его с ними не связывает. Взрослый доискивается связи между разрозненным
и явлениями, ребенок же легко удовлетворяется частичным их объяснением.
Жизненный процесс как нечто целое возникает перед ним позднее, когда при
ходит опыт, на который уже можно опереться. Тогда сопоставляются отдельн
ые группы фактов, просветленный и зрелый рассудок сравнивает их между со
бой, и воспоминания детского возраста проступают сквозь все пережитое, к
ак палимпсест
Палимпсест Ч в древности и в раннем средневековье Ч рук
опись, написанная на пергаменте по смытому или соскобленному тексту.
из-под новейшего письма; воспоминания оказываются точками опоры д
ля логики, и то, что было в уме ребенка впечатлением, становится силлогизм
ом в сознании взрослого. Впрочем, опыт бывает различным и обращается на п
ользу или во вред в зависимости от натуры человека. Хорошая натура созре
вает, дурная Ч растлевается.
Ребенок пробежал с добрую четверть лье и еще столько же прошел шагом. Вдр
уг он почувствовал мучительный голод. Мысль о еде завладела всем его сущ
еством, сразу вытеснив из памяти омерзительную картину, которую он видел
на холме. В человеке, к счастью, есть животное: оно возвращает его к действ
ительности.
Но что бы поесть? Где бы поесть? Как бы поесть? Мальчик невольно ощупал сво
и карманы, отлично зная, что они пусты.
Он ускорил шаги. Не зная сам, куда идет, он спешил добраться до какого-нибу
дь жилья.
Надежда на пристанище в известной мере является источником человеческ
ой веры в провидение. Верить, что для нас всегда найдется кров, значит вери
ть в бога.
Однако на этой снежной равнине не было видно ничего, похожего на кровлю.

Ребенок шел и шел; перед ним по-прежнему простиралось голое плоскогорье;
казалось, ему не будет конца.
На этой возвышенности никогда не было человеческого жилья. Только у подн
ожия утеса, в расселинах скал, ютились в давние времена первобытные обит
атели этой страны, у которых не было дерева для постройки хижина оружием
им служила праща, топливом Ч сухой коровий помет, божеством, которому он
и поклонялись, был идол Чейл, стоявший на лесной прогалине в Дорчестере, в
есь же их промысел сводился к ловле серого коралла, который валлийцы наз
ывают plin, а греки Ч isidis plocamos.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14