Глаза Архиносквена азартно сверкнули. Несмотря на возраст, энтузиазма в нем было хоть отбавляй. Он бы, наверно, в пляс пошел, кабы перед ним был не чернокнижник, а свой брат колдун. Пантерий, стоявший с поникшими плечами за спиной Илиодора, вдруг заревел дурным голосом и, ткнувшись кудлатой головой в бок златоградца, шумно высморкался:
– Один я, как есть сирота! Мамки нет, папки нет, тетки с дядьками все дры-ы-ыхнут!
Спорщики осеклись, а он полез на колени к Архиносквену и, моча слезами его бороду, принялся откровенничать:
– Проклятая моя душа, пропащая совсем! Отчего, думаете, я по свету мыкаюсь в одиночестве, во всяком непотребном виде? – Он задрал рубаху и с презрением оттянул детский жирок на животе. – Думаете, я завсегда вот такой был? Да я, между прочим, принц наследный, у меня демоны в роду были! А потом, дернул черт, поцапался с Пречистой Девой, и понеслась карусель! – Пантерий притиснулся к Архиносквену, заглядывая в глаза: – Было это в жуткие времена, нечисть дохла, как чесоточные клещи в серной ванне.
У меня привычно побежали по телу мурашки, как только я услышала его задушевный тон, хоть и думала сейчас о вещах куда более жутких, чем все фантазии Пантерия. А тот не унимался, заговорщицки проникновенно шепча. Илиодор и Архиносквен склонили головы, вслушиваясь.
– Это вы вот говорите «позаснула», словно на бочок прилег и мирно захрапел, а вот хрена вам столового на блюде! Волками выли, визгом визжали, волосы на голове стояли, как рога, руками не прижмешь! В озеро сунешься – нет водяного, в лес зайдешь – пропал леший. Навкам, Проказе, Моровой деве рад был, как родным сестрам, верите? И тут вдруг случай – проигрался мне один молодчик в пух и перья, знаете, как оно бывает, зашел в постоялый двор, кружку-другую выпил, загулял, сел поиграть в карты, а на другой день и кошель вывернут, и штаны твои сосед примеряет. – Пантерий покосился на Илиодора, видимо припомнив свой последний выигрыш. – Одни в таком разе в тоску впадают, а этот рубаху на груди рванул и говорит: «Играю на свою душу!» По тем временам предложение смелое, желающих много было, и я не отказался. Раздали карты, парень глянул и побледнел, а я ему так серьезно, чтобы сразу понял – «Смотри ж теперь, придет срок – приду», – и, довольный, на улицу. А там – ОНА, стоит, осуждающе глядит и говорит, дескать, даже не думай. Я говорю: а кто ты такая? Я не я буду, если свое не возьму! Она головой качнула, говорит: ты сказал. Глаза по-козьи сузила, ну, думаю, быть беде. Должник мой еще долго по свету гулял, я сам чуть не помер, ожидаючи, когда срок придет, уж ползал еле-еле, и вдруг как локтем кто в бок толкнул – пора! Я в ту пору и сам обморочный был, чую – далеко, но ползу, на когтях, на зубах, где крысой прошмыгну, где котом перепрыгну. Время поджимает, а я чуть не визжу от страха – боюсь не успеть. Добежал до Ведьминого Лога, смотрю – дом, а в дому покойник. Вокруг нашего брата видимо-невидимо, и все одичалые, рвут друг друга, в окна ломятся, в трубу лезут. Я смекнул, ага, не одному мне он в должники записался! Каждый хочет вырвать себе кус. Смотрю: бегут две девчушки, на заложного покойника глянуть, а при этом слепенькие, что вокруг них творится – не видят.
Пантерий тяжело вздохнул, видимо вспоминая те времена, когда людям дано было не только видеть нечисть, но и дрожать перед ней в ужасе. Воспоминания оказались чересчур тоскливыми, он скис и скомкал конец рассказа: – Перекинулся я котом и давай тереться об их ноги, только не сообразил, дурак, что как только они меня в дом внесли, так и вцепились в четыре руки, дескать, не трогай каку, нехорошо, нельзя! Я от тоски так об пол лбом шарахнулся, что чувств лишился, а как очнулся, так и стало, по словам Пречистой Девы, – сделался я не я. Вон какая пакость получилась, а ведь был принц.
Он потянул на себя Архиносквенову мантию, желая с чувством обсморкать и ее, но опомнившийся маг не дал, ссадив великовозрастного дитятю с колен, несколько неуверенно прокомментировав:
– Врун ты, братец.
– С каких это щей я врун? – поднял на него красные от рева глаза Пантерий. – Или вы, батюшка, и существование Пречистой Девы отрицаете?
Предстоятель открыл возмущенно рот, Илиодор, напротив, сделал губы трубочкой, дескать, его это не касается, он вообще насвистывает, но тут над болотами горько-тоскливо завыл волк, и мы забыли о спорах.
Я поднялась со своего бревнышка и всмотрелась в даль. Сразу за реденькими кустами начиналось болото. Кочки, поросшие свежей Травой, изумрудно зеленели, золото заходящего солнца плавилось в лужицах, небо над болотом было бездонно высоко, и в нем носились быстрокрылые птицы, склевывая повылезший по причине теплого дня болотный гнус. Все как всегда и совсем не страшно. Только каждая жилка в теле звенела, не веря красивой и безмятежной картинке.
Я обхватила себя руками и, набравшись мужества, произнесла вслух то, что решила про себя еще вчера:
– Пойду я прибью эту гадину.
– Я с тобой, – тут же вырос у правого плеча Илиодор.
– Не надо мне твоих спектаклей!
Он хмыкнул и, достав из-за пазухи кулек изюма, заглянул в него с таким видом, словно ожидал обнаружить внутри все тайны мироздания.
– Я обязательно помогу вам, – запоздало спохватился Архиносквен, а черт стукнул себя кулаком в грудь, выражая решимость биться с Фроськой, даже несмотря на то что хитрое Илиодорово заклятие на версту его не подпустит к Чучелкиной могилке.
– Я бы советовал вам заняться более насущными делами, – поднял со значением бровь златоградец и, ссыпав в рот горсть изюма, сначала сладко зажмурился, а потом беззаботно отправился убивать Фроську. Я метнулась к архимагу:
– Дядя Архиносквен, если вы собрались сейчас вызывать других колдунов, то, может, не надо?
– Да что ты, Маришечка, – очень ненатурально попробовал отмахнуться от меня предстоятель, но я от досады чуть не боднула его в живот:
– Я знаю, что вы это можете, и он, – я покосилась на Илиодора, – знает. Не нравится мне все это. А вдруг это ловушка?
Архиносквен хотел было и дальше сюсюкать со мной как с ребенком, но, заглянув в мои глаза, посерьезнел, нахмурился и даже губу закусил, задумавшись:
– Знаешь, Мариша, меня самого господин Илиодор настораживает. Ландольфы вообще всегда были люди… к-хм, – он кашлянул, – с причудами. И число это настораживает. Двенадцать магов, двенадцать резонаторов… Невольно дрожь по телу пробегает.
– Вы думаете, он вас?! – Я почувствовала, что у меня подгибаются ноги, но предстоятель обнял меня за плечи, успокаивающе похлопав, и улыбнулся:
– Нет, двенадцать – это даже для него чересчур. Три, четыре – я бы еще поверил, но дюжина… это нереально.
– А может, он хочет, чтобы вы его магистром избрали? – предположила я самое меньшее из зол, порядком удивив мага.
– Как-то я не думал об этом, – захлопал Архиносквен глазами, потом тряхнул головой, отгоняя нереальные видения, – навряд ли! Он молодой, ему хочется могущества и власти, а пост магистра – это больше канцелярщина, удел стариков, я бы сказал. Вот украсть наши накопители, стационарные, которым больше пяти веков, – вот это вполне в духе его семьи.
– А ваши друзья сюда с накопителями прибудут?
– Конечно, – вздернул брови Архиносквен, – а иначе как перемещаться? Свободной праны в мире нет, как сказал господин Илиодор.
Наше страстное перешептывание прервал капризный зов златоградца:
– Мариша, ну пойдем уж. Мы, рыцари, предпочитаем умирать на глазах прекрасной дамы.
– Если будешь кривляться, как вчера, то лучше сразу обратно возвращайся, – посоветовала я, нервно пожав на прощание холеные пальчики Архиносквена, и припустила к Чучелкиной могилке.
Илиодор, уписывающий изюм, проводил меня недоуменным взглядом, когда я пробежала мимо, наигранно вякнув в спину:
– Когда это я кривлялся?
– Всегда, – прошипела я сквозь зубы.
Я смутно представляла себе тропинку к проклятому островку от капища. Пантерий, правильно поняв мои колебания, когда я цаплей замерла на кочке, не зная, куда поставить ногу, игриво подмигнул:
– Выгуляю тебя напоследок.
Шагов через двести он споткнулся и плюхнулся без сил и всякой возможности двигаться дальше, однако успев показать мне тропку. Я чмокнула его меж рожек и велела ползти обратно, к Архиносквену.
Илиодор все это наблюдал с отстраненным интересом, чем несказанно раздражал, я бы сказала, бесил.
– Чего ты все время улыбаешься? – рявкнула я на него.
Он сразу сделал серьезную мину:
– Да вот думаю, не посвататься ли? Есть в тебе что-то от Ландольфов. Мы тоже скорее помрем, чем свое уступим.
– Кловун, – буркнула я, а он с готовностью улыбнулся, если б не топь, то и на руках прошелся бы, наверное. Это было уж чересчур, и я, ухватив его за пуговицу кафтана, потребовала. – Говори сейчас же, можешь Фроську убить или нет?
Он задумался с самым серьезным видом, даже переносицу почесал:
– Строго говоря, в мире вообще нет невозможных вещей, есть только маловероятные.
Я кинулась на него с кулаками:
– Гад, как же я тебя ненавижу! Ты можешь один раз честно сказать, чего тебе от всех нас надо?
Он изобразил на лице крайнее удивление и некоторое замешательство, но, как я поняла чуть позже, это не я его так впечатлила, а появившийся как из-под земли волк.
ГЛАВА 14
Хорек сунулся было заварить чай, уже и заварочки насыпал, и рукой потянулся к маленькому котелку, который весело взбулькивал оттого, что еле заметные языки огня облизывали его закопченные бока, но тут егерский десятник Кирилка, по прозвищу Беда властно прижал его к земле, подав условный знак Медведю. Брат лежал чуть подальше, почти у самой дороги, но так, что, если не знаешь заранее, где искать, ни за что не углядишь.
Промчались на широкогрудых конях всадники. Бум, бум! – невпопад ударяли в землю широкие, как блюда, копыта крепких коней, вырывая из дороги целые комья земли. Верховые внимательно оглядывали дорогу, но заговорщиков не заметили. Кирюха нервно стиснул саблю, но Медведь качнул головой, велев ватаге сидеть и не вскакивать.
Их, преданных Якиму, было здесь десятка два от силы, а с каретой – только впереди около двух дюжин, стало быть, силы неравны, перебьют.
– Она? – пискнул из-под руки Беды Хорек, хотел глянуть на дорогу, но егерский десятник вжал его крепкой рукой в траву.
Загрохотал копытами арьергард – еще две дюжины.
– Сами не справимся, – вздохнул Игнат Малой. Из трех братьев Малых самый младший и, по странной прихоти судьбы, не оборотень, но вор, прославившийся в свое время на все Урочище лихим набегом на поместье князей Гудских.
Как только стало понятно, что хозяйка погибла, перед братьями встал вопрос: что ж теперь делать? За старшего у них всегда был Медведь. Посидев с часок в раздумье, он заявил веско, по-медвежьему:
– Будем Мытного выручать.
Игнат сверкнул белыми зубами:
– Ты что, Мишка, он же в Кремле, а мы здесь. Я, можно сказать, под арестом. – Он тряхнул русым чубом.
Егерей серебрянская стража считала пострадавшими от боярских распрей, а потому знакомых или готовых дать денежку выпускали под честное слово до утра из казарм, в которых они должны были сидеть неотлучно, пока не решат, что с ними делать и насколько они виновны. Игнат – парень тертый, сразу смекнул, что никто следствие устраивать не будет, а устроят – так сильно удивятся: как это беглый каторжанин попал в егерские десятники. Таких, как он, в отряде было еще немало, и кое-кто хотел улизнуть, но появившийся буквально на следующий вечер после ареста Медведь коротко и серьезно объяснил всем, что он сделает с бегунами.
– Здесь либо Анна Луговская, либо Дмитрий скоро будут, – веско чеканил он каждое слово, – ежели их взять на тракте, то можно легко поменять либо на голову Мытного, либо – еще лучше – на выкуп. Нам в Северске сейчас места нету, а в Мирене или Златограде без денег делать нечего.
– Так, может, тогда сразу весь Серебрянск грабанем? – предложил кто-то из самых недовольных.
Хорек стукнул его в висок деревянной дубинкой, и споры сразу прекратились. Слава у братьев Малых была такая, что немного нашлось желающих им перечить.
И вот гости пожаловали в Серебрянск. Когда последний всадник скрылся из виду, Медведь поднялся и, отряхиваясь от веток, уверенно качнул головой:
– Анна, сколопендра.
– М-да, лучше б муженек ее, – выбрался из-под руки Кирюхи Хорек.
– Не знаю, не знаю… – Беда, посмотрев на качающиеся верхушки сосен, тоже позволил себе высказать мнение. – Госпожа Анна женщина из железа, фиг ее согнешь похищением мужа, скорей деньги на облаву бы потратила. А вот Дмитрий мягок, он раскошелится.
– Как же нам ее взять-то? Вон какая охрана! – зашевелились остальные, поглядывая на Медведя. Тот задумчиво присел к костерку, помолчал с умным видом, грея руки, и уверенно обронил:
– Возьмем, никуда она от нас теперь не денется.
Игнат снова оскалился:
– Что, братва, покажем болотникам, как егеря бунтуют?
В ответ дружно заржали.
– Ну и как это понимать? – Августа с возмущенным воплем ворвалась в радужные фантазии Ланки.
Бледный призрак Рогнеды, тоже решившей навестить свою ученицу, был беспощадно затоптан старой ведьмой, и, наверное, поэтому связь оборвалась, а в следующий час Ланка была так перебаламучена этим неожиданным явлением, что сама связаться с ведьмами не смогла. Она бегала по парку, нервно хлеща себя по бокам, как в бане, сиреневым веником. Вообще-то это был презент Мытного, они уже прогуливались за ручку, под присмотром соглядатая, о чем-то шутили беззаботно. Адриан даже пару раз намекнул: а не заслать ли сватов? – заставив Лану порозоветь от удовольствия, как вдруг Адриана позвали, а в ее мысли, горячие и сладкие, как патока, ворвалась Августа. И вот теперь Ланка бегала по кирпичной дорожке и ужасала подглядывающих служанок своим поведением.
– Ну точно на сносях, – шептали они, наблюдая, как княжна Костричная отвешивает себе оплеухи.
– Идиотка, бестолочь! – корила себя Ланка. – Ведь с Маришкой получилось! Почему сразу не связалась с Рогнедой! А почему Маришка не связалась? – топнула она возмущенно ногой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61