Это их проблемы, а не мои. Я просто хочу вернуться домой.– Но Лили покинула Лондон сегодня утром, – сказала Софи, – она не объяснила почему, но мы все понимали, что ей неприятны эти разговоры о замужестве.Адель была поражена этой новостью. Ведь Лили сама говорила ей, что хотела бы в кого-нибудь влюбиться.– Но если ты не влюблена в Дамьена, – заговорила Клара, – почему же ты не хочешь выйти замуж за Гарольда, Адель?– Потому что я не люблю его. Вот такое простое объяснение.– Но ведь раньше ты считала, что любишь?– Да, но это было до того... – Она остановилась.– До того, как ты встретила Дамьена, – закончила фразу Клара.Ад ель встала и начала ходить по комнате.– Да, до того, как я встретила Дамьена. Но это совсем не значит, что я хочу выйти замуж за него. Он просто помог мне осознать, что я не та, кем себя считала и кем старалась казаться. – Адель остановилась напротив окна. – Мама решит, что он оказал на меня очень плохое влияние.– Безусловно, – подтвердила Софи.Они помолчали какое-то время, стараясь свыкнуться с новостью.– И когда ты собираешься сообщить об этом Гарольду? – спросила Клара.– Сегодня, – уверенным тоном ответила Адель. – Мне очень неприятно причинять ему боль, но я считаю, что нет смысла откладывать. Затем я уеду домой, как только это будет возможно. Я хочу найти цель своей жизни или хотя бы собственную мечту. Я устала, мне надоело двигаться в том направлении, которое мне каждый раз указывают другие.Клара поднялась со стула.– Мне кажется, это звучит замечательно, – проговорила она.Адель улыбнулась:– Так вы поможете мне объяснить все это нашей маме?– Конечно. Я уверена, тебе очень понадобится наша помощь, – ответила Клара:
Через два часа, в течение которых не было недостатка во всхлипываниях, спорах и жалобах со стороны матери, Адель стояла у дверей лондонского дома Осалтонов вместе с обеими сестрами и бронзовой колотушкой стучала в дверь. При этом она всеми силами старалась сохранить спокойствие.«Гарольд, могу я поговорить с вами наедине?» – Мысленно Адель готовила первую фразу. Или ей придется сначала обратиться к его матери: «Юстасия, будете ли вы так добры и разрешите ли мне сказать вашему сыну наедине несколько слов?»Все ее тело сжималось от ужаса из-за предстоящих неприятных разговоров. Может быть, Юстасия не будет так бурно реагировать, как это было с ее матерью. Беатрис просто свалилась на диван с широко открытым ртом. Юстасия и ее мать были очень похожими по характеру, однако она надеялась...– У тебя есть с собой нюхательная соль? – спросила Адель, повернувшись к Кларе.– По-моему, об этом даже не стоит спрашивать, – ответила старшая сестра, похлопав по своей сумке.Как раз в этот момент дверь отворилась, и на пороге появился швейцар с обычным каменным непроницаемым выражением на лице. Оглядев стоявших перед ним леди, он поклонился Кларе:– Леди Родон, – затем повернулся к Адели, – и мисс Уилсон, добрый день.Адель еще крепче сжала в руке свою сумочку.– Дома ли лорд Осалтон? – спросила она.– Боюсь, что нет. Вся семья уехала в деревню примерно час назад.– По какой причине? – Адель вопросительно прищурила глаза.Швейцар медленно наклонил голову.– С сожалением должен сообщить вам, что бабушка лорда Осалтона заболела.– Кэтрин? – Сердце у Адели сжалось. – Это серьезно?– Думаю, что да, мисс Уилсон.Она повернулась к стоявшим рядом сестрам:– Это ужасно. Бедная Кэтрин. И бедный Гарольд. Я тоже должна туда поехать. Я же пока что невеста Гарольда. Думаю, мама отвезет меня.И Адель поторопилась к карете, причем походка ее была такой решительной и быстрой, какой сестры никогда раньше не видели.– Благодарю вас, – сообразила сказать швейцару Софи, прежде чем они поспешили вслед за своей младшей сестрой. Часть третьяМУДРОСТЬ, ИЛИ БЛАГОРАЗУМИЕ Глава 23 После полудня на следующий день Адель и Беатрис прибыли в поместье Осалтонов. Дом казался притихшим. Их провели в гостиную, где Юстасия стояла, глядя в окно.– О, мои дорогие! – воскликнула она, повернувшись к ним. – Как хорошо, что вы приехали! Мы оставили Лондон в такой спешке, что даже не успели вам сообщить.Беатрис обняла хозяйку дома:– Мы приехали, как только узнали, в чем дело.– Ей лучше? – спросила Адель.Юстасия прижала носовой платок к лицу.– Доктор так не думает. Он говорит, что это может продлиться всего несколько дней, не больше недели. – Она вздрогнула, опять обняла Беатрис и всхлипнула: – О, моя дорогая мамочка! Как я буду жить без нее?Беатрис отвела ее к дивану. Подняв распухшие заплаканные глаза, Юстасия посмотрела на молодую женщину:– Адель, пойдите сейчас к Кэтрин, Гарольд с ней. Ему будет очень приятно узнать, что вы приехали в такое трудное для всех нас время.Адель наклонилась, сжала руку Юстасии и встретила настороженный, обеспокоенный взгляд матери. Беатрис не скрывала надежды на то, что этот визит может заставить ее дочь изменить решение.Сама Адель была в растерянности. Возможно, она действительно изменит свое решение. Может быть, и нет. Ей только хотелось ясности и определенности.Она прошла через весь дом в его восточное крыло, где находились комнаты бабушки, и постучала в дверь. Ответа не было, и она, тихонько открыв дверь, вошла. Первая комната Кэтрин выглядела так же, как и всегда. Она была заполнена разными подушками, безделушками и украшениями, которые старая дама, наверное, собирала всю свою жизнь. Подойдя к двойной двери, ведущей в спальню, Адель остановилась, чтобы приготовиться к встрече. Гарольд, безусловно, был в отчаянии, и ей следовало сделать все возможное, чтобы успокоить его.Двери были закрыты не плотно, и прежде чем войти, она заглянула в щель, но увидела только край кровати и услышала тихий плач.«Бедный Гарольд», – подумала она.Прикрыв глаза, наклонив голову, Адель осторожно открыла дверь и вошла. Мужчина, сидевший у кровати опустив голову на руки старой больной женщины, был не Гарольд. Это был Дамьен.У нее болезненно сжалось сердце, и она прижала руку к груди, как будто пытаясь помочь своему сердцу.Вероятно, он почувствовал ее присутствие, потому что повернулся и посмотрел на нее. В его глазах видно было безысходное отчаяние и одновременно невероятное удивление.Ей с трудом удалось проглотить ком, подступивший к горлу. Дамьен, героический черный рыцарь, кто с мечом в руке мог поразить любого врага, наглец, умевший соблазнить любую приглянувшуюся ему женщину... Он просто плакал.Дамьен поднялся со стула, подошел к ней и несколько секунд молча смотрел ей в глаза. Потом он мягко и нежно заключил ее в свои объятия. Адель удивленно вздрогнула и только в этот момент осознала, как безумно ей хотелось прикоснуться к нему, хотя она понимала, что этого делать ни в коем случае нельзя.Постояв так несколько мгновений, он прижал губы к ее шее. Она позволила ему это сделать, вспомнив все те моменты, когда он утешал и успокаивал ее. Но когда он взял ее лицо обеими руками и перевел взгляд на ее губы, стало ясно, что речь идет совсем не об утешении. Это служило просто извинением, оправданием того, что ей самой хотелось получить от него. Наслаждение. Близость.Воодушевленная тем, что он ее обнимал, будучи в восторге просто от того, что она его видела, она не хотела прислушиваться к слабому голосу разума, который предупреждал ее, что в любую минуту в комнату могут войти и обнаружить их неотрывно глядящими друг другу в глаза, как настоящие любовники. Или что Кэтрин может открыть глаза и увидеть, как они себя вели, какое предательство совершали, поскольку Адель все еще была невестой Гарольда.Но если быть честной, То следовало признать, что, несмотря на стыд и смущение, которые она ощущала, все это уже не имело для нее, ни малейшего значения. В тот момент, когда он прижимал ее к себе и помимо своей воли показывал, что она нужна ему, ничего больше не волновало ее.Потом он закрыл глаза и отпустил ее.– Боже, простите меня.– Ради Бога, не надо извиняться, – сказала она, покачав головой.Несколько секунд он молчал, затем тихим голосом, почти шепотом спросил:– Что вы здесь делаете?– Я узнала о болезни Кэтрин. – Оба они посмотрели на старую женщину. – Как она теперь?– Ничего хорошего. Всю жизнь у нее был блеск в глазах, а сегодня его нет.– А что говорит доктор?Дамьен пересказал ей то, что слышал от доктора. В ее возрасте на преодоление болезни уйдут все ее силы. У нее и сейчас прерывистое и поверхностное дыхание, и это может плохо кончиться.– А она в сознании? – спросила Адель.– Сегодня во второй половине дня, по-моему, нет. Я сидел, пытался разговаривать с ней, разбудить ее, но ничего у меня не вышло.Адель взяла его руку и сжала в своих.– Мы с ней разговаривали сегодня утром, – заговорил Дамьен, – она мне многое рассказала, и большая часть ее рассказов была для меня сюрпризом.Он прижал палец к переносице, а она терпеливо ждала продолжения. Долгое время он молча тупо смотрел на пол, потом неуверенно перевел взгляд на нее. Адель чувствовала, что ему нужно было высказаться, а ей очень хотелось быть именно тем человеком, которому он мог рассказать сокровенное.– Вы можете рассказать мне, если хотите, – тихо сказала она.– Да, я действительно хочу, мне это нужно.– Тогда я внимательно слушаю.Он опять взглянул на кровать, где лежала его бабушка!– Она рассказала мне кое-что, чего я раньше не знал, – начал Дамьен, – что у моего отца был секрет, которым он не делился ни со мной, ни со всем остальным миром. – Он опустил голову, потом опять взглянул на Адель. – Я никогда не говорил вам о том, как погибли мои родители.Она вспомнила то, что ей говорила об этом Вайолет.– Дамьен, вам не надо ничего скрывать. Вайолет рассказала мне обо всем после того, как вы уехали в Лондон. Она сказала, что ваш отец покончил жизнь самоубийством.В его глазах блестели слезы, брови приподнялись в удивлении.– Так вы знали об этом?Она кивнула:– Да, но я не знаю подробностей. Все, что я слышала, – это просто сплетни.– Думаю, никто понятия не имеет о том, что я считаю себя виноватым во всем этом. – От волнения он с трудом произносил слова и говорил очень тихо.Адель подошла еще ближе к нему.– Этого я совсем не знала. Что же произошло?Он опять посмотрел ей в глаза, и по его взгляду видно было, что он оценил ее сочувствие и понимание. А ей безумно захотелось опять прикоснуться к нему.– Мне было всего девять лет, когда я узнал, что у моей матери любовная связь. – Он старался говорить спокойно. – Я был возмущен, но у меня совсем не было жизненного опыта, я не знал, как поступить, и я рассказал все отцу. Он был невероятно разгневан и, схватив ружье, бросился за матерью.– Боже, Дамьен!– Я вскочил на лошадь и поехал за ним. Он направился к дому, где жил любовник моей матери, и застал их вдвоем. Думаю, он намеревался убить их обоих.Адель предположила самое ужасное.– Он действительно убил ее?– Нет, увидев их вместе, он убежал. Моя мать попыталась его догнать, и как раз в это время я появился там. Она села на мою лошадь и помчалась за ним, но в парке она упала с лошади, разбилась и погибла. Я первый обнаружил ее, когда побежал за ней.Ощущая мучительную боль в груди, Адель проговорила хриплым голосом:– Мне так жаль вас, – и сжала его руку.– Я побежал домой и рассказал все отцу, и это было еще хуже, чем мой первый рассказ. Потом в тот день, когда похоронили мою мать, он пошел в Уайтчепел, ввязался в драку и буквально напросился на то, чтобы его закололи. А я во всем происшедшем винил себя.Услышав эти слова, она почти окаменела.– Но ведь вы были совсем маленьким мальчиком, Дамьен. Это не могла быть ваша вина, вы рассказали то, что видели, вы оказались только вестником несчастья.– К тому же не очень тактичным.Адель положила обе руки ему на плечи и сжала их. В ответ он обнял ее.– Но сегодня утром, – продолжал он, – бабушка сообщила мне, что мой отец страдал от своей, как она назвала это, «неустойчивой психики».– Неустойчивой психики? – удивленно переспросила Адель. – А что это значит?– Иногда он бывал счастливым и жизнерадостным, как ребенок, а иногда на него нападала меланхолия, и это могло длиться неделями.– И вы ничего об этом не знали?Дамьен медленно подошел к кровати, на которой лежала Кэтрин, и внимательно посмотрел на нее.– Я помню, что он исчезал на какое-то время, и я его долго не видел. Потом он появлялся с чудесными подарками, и мы танцевали и развлекались всю ночь. Никакой меланхолии я не помню.– Наверное, он скрывал это от вас, чтобы не расстраивать, вы ведь были еще ребенком.– Да, наверное. – Он опять повернулся лицом к Адели. – Еще бабушка рассказала, что он несколько раз пытался покончить жизнь самоубийством, до того как он познакомился с моей матерью.Пройдя через комнату, Адель подошла к нему и дотянулась рукой до его щеки, он прижал ее руку своей.– Многие годы бабушка пыталась успокоить, убедить меня в том, что я не виноват в случившемся, но я ей не верил.Оба они какое-то время смотрели на старую женщину, неподвижно лежавшую в кровати.– А теперь вы верите? – спросила Адель.Он долго обдумывал ответ.– Мне кажется, я должен простить девятилетнего мальчика, который не знал, как следовало поступить. Но я не думаю, что когда-нибудь избавлюсь от чувства вины. Я всегда буду терзаться, вспоминая, как я сообщил об этом отцу. Я не пытался смягчить удар и не думал о том, что почувствует отец, я только злился на мать, и я хотел, чтобы она была наказана.С сочувствием и пониманием Адель слушала его.– Вам ведь было всего девять лет, Дамьен. Вы многого не знали в жизни и не могли понять, что переживала ваша мать. Вполне естественно, что вы разозлились. А теперь вы, безусловно, правы, вам следует простить девятилетнего мальчика, каким вы были тогда. Ваше теперешнее раскаяние – это сожаление взрослого человека, который хорошо знает, как ему следовало поступить тогда. И теперь вы, безусловно, сделали бы все иначе – осторожно и тактично, – я уверена в этом. Я ведь видела, как вы справлялись с тем, что произошло между нами.Дамьен поцеловал ее руку.– Вы очень добры ко мне, – тихим голосом произнес он.Адель с трудом сдерживала слезы и совершенно не знала, что ей следовало сказать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31