ванна 140х70 чугунная
«Приходим поздно вечером в жилую комнату, – пишет Лапин, – и изощряемся: кто лучше поставит свою шинель. Правдоподобнее всех получалось у зам. комбата по технической части капитана Трофимова Ивана Михайловича, человека с юмором и фантазией».
Бураны заносили снегом аппарели с оборудованием так, что невозможно было отыскать агрегаты. Находили какой-то один и, ориентируясь на него, откапывали другие. Пурга тут же все снова покрывала глубоким снегом.
И все-таки Лапин считает, что не им, а как раз начальству в те годы было труднее. «Королев и Неделин вместе с другими генералами и конструкторами отдельных систем находились непосредственно на стартовой площадке, терпели жару, пыльные степные ветры, безводье наряду со всеми, – пишет Александр Александрович. – Но нам было легче. Мы были молоды и лучше переносили тяготы климатических условий. А на них дополнительно лежал огромный груз ответственности. Мы часто слышали их озабоченные разговоры. Уж поверьте, разговор высокого начальства от рядового работника не ускользает... Да что говорить! Мы были единым коллективом при всей разнице в званиях и положении, при всей строгости соблюдения субординации. Трудное было время. Но тем оно и дорого для нас...»
Из очень большого и откровенного письма Лапина врезалась в сознание строчка: «Одна маленькая деталь: мы отдавали Сергею Павловичу воинскую честь. Мы считали его самым главным генералом в ракетном деле».
Летом 1949 года «самый главный генерал в ракетном деле» был награжден медалью «В память 800-летия Москвы».
Как тут не вспомнить, например, другого генерала – Семена Михайловича Буденного, получившего третью Золотую Звезду Героя (!) Советского Союза только за то, что сумел прожить 85 лет, что было, надо полагать, не столь уж и трудно, поскольку большую часть этого времени провел он в зимнем тепле и летней прохладе довольно безответственного времяпрепровождения, питаясь разносолами, о существовании которых даже не подозревали на полигоне Капустин Яр.
С.П.Королев с женой Ниной Ивановной
Наташа Королева.
Апрель 1958 г.
Группа ракетчиков на полигоне. Предположительно 1947-1948 гг.
Со слов Пилюгина слева направо: И.Л.Гинзбург, Б.Е.Черток, Н.А.Пилюгин, Л.А.Воскресенский, Н.Н. Смирницкий, Я.И.Трегуб
47
Делали одно,
А получалось
Неизменно что-нибудь другое,
Но и этим дело не кончалось...
Леонид Мартынов
Королев приехал со старта поздно ночью. Впрочем, правильнее было бы написать – очень рано утром, но в октябре светает поздно, еще стояла глухая темень, черная и тяжелая, как намокший колымский бушлат. Лицо его было красным от холодного ветра и мокрым от дождя. Нашел щепку и долго срезал с сапог желтую липкую грязь. Лампочки в вагоне горели в полнакала. «Не забыть завтра устроить нагоняй лейтенанту Полякову, начальнику электростанции. Нормальный свет должен быть круглосуточно». Помыл сапоги и поставил подсушить рядом с горячей трубой. В теплых домашних тапочках сразу почувствовал себя свободным и усталым. Ни одного огонька не светилось за окном, и трудно было поверить, что такая ночь когда-нибудь может кончиться. Но она кончится и, увы, скоро. Ложиться нет смысла: часа через три за ним зайдет Мишин, и они поедут на старт. На секунду вспомнил, что не ел целый день, но на кухне сейчас никого нет и нечего об этом думать. Достал листок бумаги и сел писать Нине письмо.
«Моя родная, любимая девочка, – писал Сергей Павлович, – не знаю, как даже определить наше теперешнее состояние и положение: почти все окончено и, если бы все шло гладко, то мы уже были бы дома. Но судьба над нами подсмеивается и дает нам новые уроки жизненного опыта (кстати сказать, очень справедливые!)...»
Письмо большое. Пишет, что соскучился, что думает о ней и ждет писем, что встреча уже близка. А потом вдруг как бы совсем не из письма мужа к жене неожиданное, но, очевидно, переполнявшее его, волновавшее:
«Оглядываясь назад сейчас, можно только с некоторым удивлением остановиться перед размерами и содержанием совершенного.
Однако, как и всегда, жизнь наша и, как ты знаешь, моя особенно, не может строиться на минувшем. Новые задачи впереди, грандиозные и увлекательные, как сама фантазия. Много новых планов и надежд – хватило бы только сил и лет жизни, чтобы их воплотить во славу нашей великой Родины».
Дождь барабанил по крыше вагона неровно, набегал волнами, сам себя перебивая, а ветер был так силен, что капли в окне, мелко дрожа, бежали в разные стороны, как на ветровом стекле автомобиля...
Письмо это Сергей Павлович писал накануне последнего пуска второй серии «единичек». В те же холодные сырые дни начинал он испытания первых Р-2Э – экспериментальных «двоек». Это была уже не копия машины Брауна, а первая баллистическая ракета Королева. Дело не только в несущем баке. Критически пересмотрены применяемые до этого материалы. Везде, где возможно, сталь заменили алюминиевыми сплавами. Незаправленная топливом машина оказалась всего на 350 килограммов тяжелее «единички», но вдвое превосходила ее по дальности. Глушко удалось снизить вес двигателя на пятнадцать килограммов, при этом повысив тягу на семь тонн. Результаты чрезвычайно обнадеживающие! Именно тогда пишет Королев в письме к Нине Ивановне эту фразу, ставшую почти хрестоматийной, звучавшую с киноэкранов и цитируемую всеми его биографами. Фраза действительно интересная не по смыслу, в ней заключенному, а по форме выражения, по тому пафосу, который отражает невероятно боевой, наступательный дух Королева того времени. Это не просто красивые слова, которые просятся на кумач, – у него действительно «много новых планов и надежд». В 1949 году под руководством Королева выполняется большая комплексная работа – «Исследование условий работы РДД, их агрегатов и аппаратуры в полете», в которой суммируется уже приобретенный опыт для дальнейшего движения вперед.
Впрочем, опыта еще мало. Он постоянно сталкивается с новыми явлениями, о существовании которых и не подозревал. Так случилось с «двойкой», когда осенью 1950 года постоянные отказы, главным образом, из-за нарушения герметичности, растянули ее испытания на три месяца. А началось все со вполне благополучного пуска, поздравлений, радостных звонков Ветошкина – он был председателем Государственной комиссии – Устинову, бодрых докладов Устинова Сталину. А потом поехало... «Наши дела идут не совсем так, как хотелось бы... – пишет Сергей Павлович Нине Ивановне в ноябре 1950 года. – Я не теряю надежды справиться со всеми затруднениями, хотя окончательные решения по целому ряду вопросов еще неясны и, как ты это иногда наблюдала, не поддаются разрешению, несмотря на много сил и времени, затрачиваемых для этого. Видимо, наши новые задачи так сложны и огромны по своим масштабам, что просто иногда сразу, без обдумывания в течение значительного времени, трудно все понять и осмыслить». Через две недели: «Еще никогда за все годы я не был в таком трудном положении. Понемногу выбираемся на дорогу, но впереди еще несколько очень крутых ступеней».
Каждая новая машина – это не только новая конструкция, если бы так, насколько легче было бы жить. Это новые штатные единицы, новые производственные мощности, новые стартовые комплексы, новые системы слежения и контроля в полете, новые смежники, которых надо было найти, договориться с ними, обратить их «в свою веру». На ракету Р-2 работали уже 24 научно-исследовательских института и 90 промышленных предприятий. Если бы только ракеты становились больше – больше становилось все хозяйство, все росло очень быстро и сразу во всех направлениях – в те годы к Королеву применима модель расширяющейся вселенной.
Но процесс не был стихийным, он сознательно направлялся Сергеем Павловичем. Большинство людей энергично раскручивают колесо своего авторитета, темпа жизни, увеличивают вес на штанге своих трудов до определенного предела, после которого, став «рекордсменами», уже не они работают на авторитет, а авторитет на них. Когда человек достигает этого предела, уже никто не сомневается в его силе, и силу эту уже не требуется постоянно демонстрировать. Королев раскручивал колесо и утяжелял штангу до конца своих дней. Даже тогда, когда спокойно, не в ущерб себе или кому-либо, мог этого не делать. Такое постоянное ускорение неизбежно приводило Королева к некоему противоречию в его творчестве. С одной стороны, Сергей Павлович всегда стремится к основательности в работе, к выяснению всех возникающих вопросов и закрашиванию всех «белых пятен»; с другой – почти всегда работает внахлест: не окончив одного, принимается за другое. Ведь, казалось бы, разберись с одним более простым и тогда иди дальше. Но Королев всегда торопится – вспомните ГИРД, бесхвостку Черановского, планеры, планерлеты, РП-318 – всегда все шло внахлест.
Конец 1949 года. Между двумя сериями пусков экспериментальной «двойки» Королев приезжает в КБ и на заседании научно-технического совета института делает основной доклад на защите эскизного проекта ракеты Р-3. Он задумал эту ракету в апреле прошлого года – еще не летала «единичка»! Уже тогда он выстраивает цепочку: Р-1 с дальностью 280 километров, Р-2 – 600 километров, Р-3 – 3000 километров! По мнению некоторых соратников Королева, проект Р-3 был едва ли не самым тщательным, подробным, научно аргументированным из всех его проектов, с которым может сравниться, пожалуй, еще более тщательно продуманный проект Р-7 – межконтинентальный, а затем космической ракеты. Защита проекта Р-3 проходит блестяще. Устинов и военные не скрывают своего удовлетворения. Стартовый вес ракеты поражает воображение: 72 тонны! Подумать только, вчера еще Фау-2 с весом в двенадцать с половиной тонн казалась гигантской!
Вот это-то как раз его и не устраивает! Он раньше всех увидел то, что потом разглядели и другие: попытку решить новые задачи, опираясь на старую схему. Дальность 3000 километров в одноступенчатом варианте может быть достигнута только за счет вот такой гигантомании. А если разобраться, ничего хорошего в ней нет. Чем ракета больше и тяжелее, тем труднее ее эксплуатировать, тем более, если речь идет о боевой машине. Но если прикинуть двухступенчатый вариант, то получается, что в этом случае машина не реализует своих возможностей. Она способна лететь не на три тысячи километров, а вдвое, а то и втрое дальше... Вновь сталкиваемся с проявлением уникальной интуиции Сергея Павловича: Р-3 – ни то ни сё, не надо ее делать. И он не стал ее делать. Интересно, что последующий зарубежный опыт свидетельствует: ракета с характеристиками, близкими к Р-3, нигде и никем не строилась. Заложенные в ней противоречия, которые Королев скорее почувствовал, нежели вычислил, позднее были доказаны математически.
Итак, надо делать либо одноступенчатую, но более компактную – на меньшую дальность, либо двухступенчатую махину на большую дальность. А точнее, надо делать и ту и другую. К моменту сдачи на вооружение ракеты Р-2 уже начаты работы над одноступенчатой ракетой Р-5 с дальностью 1200 километров. Она весит около 29 тонн, но стройнее, изящнее «двойки», нет стабилизаторов – оказывается, можно и без них обойтись.
Уже первые испытания показали, что ракета «с характером». Довольно много потратили времени на поиски оптимальной системы управления. Немало пришлось повозиться с двигателем: взрывались на стенде. Не сразу поняли, почему и отчего рвутся сильфонные трубопроводы. Да разве возможно перечислить все эти технические преодоления, нет им числа, и каждый день приносит свои проблемы, каждый месяц, каждый год.
В начале 1953 года первая партия ракет Р-5 была готова и отправлена в Капустин Яр.
Королев вылетел из Москвы в четверг 5 марта. В Москве было пасмурно, долго летели в тумане и вдруг, как из запертой темной комнаты, выскочили в яркую синеву, увидели блистающую серебром Волгу и бескрайнюю белую степь, уходящую в дымку, смешавшую границу снега и неба. Кап.Яр лежал в глубоких сугробах, и невозможно представить было, как солнце растопит такую бездну снега.
В этот день умер Сталин.
Общество, положившее в основу своей морали ложь, породило удивительные феномены и парадоксы, над разгадкой которых еще долгие годы будут корпеть социологи, психологи, а быть может, и психиатры. К ним относится, например, волшебная способность Сталина оградить свое имя от всех ужасов, им порожденных, отмыть себя от рек крови, им пролитых. И напротив, связать с именем своим все самое светлое, доброе и героическое так, что получалось – не будь его и не было бы этого. Умные, тонко мыслящие люди, едва заслышав о репрессиях, твердили, как попугаи: «Это не Сталин, Сталин об этом не знает, его обманули...» Известны случаи – бежали из лагерей в Москву, чтобы пробиться к Сталину, рассказать ему все. Страстно славили его за секунду до расстрела. Через 15-20 лет лагерей, искалеченные, беззубые, полуживые выходили на волю убежденными сталинистами. Договаривались до чудовищных вещей: «Войну выиграл Сталин!» Короче, все по Булату Окуджаве:
«И льну душой к заветному Кремлю,
и усача кремлевского люблю,
и самого себя люблю за это».
Почему так получалось? Оболванил народ? Но это огромный труд – оболванить целый народ! Огромный труд, если народ не хочет быть оболваненным. Как же он позволил оболванить себя?! Так много об этом написано, а ответа нет. И Королев не только не помогает найти его, но, напротив, лишь усложняет задачу.
Еще не зная о смерти Сталина, Королев записал 5 марта: «Тревога не оставляет сознание ни на минуту. Что же с ним будет и как хочется, чтобы все было хорошо». На следующий день: «Умер наш товарищ Сталин... Так нестерпимо больно на сердце, в горле комок и нет ни мыслей, ни слов, чтобы передать горе, которое нас всех постигло. Это действительно всенародное, неизмеримое горе – нет больше нашего родного товарища Сталина... В самые трудные минуты жизни всегда с надеждой и верой взоры обращались к товарищу Сталину. Самый простой, самый маленький человек мог к нему обратиться и всегда получал просимую помощь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188
Бураны заносили снегом аппарели с оборудованием так, что невозможно было отыскать агрегаты. Находили какой-то один и, ориентируясь на него, откапывали другие. Пурга тут же все снова покрывала глубоким снегом.
И все-таки Лапин считает, что не им, а как раз начальству в те годы было труднее. «Королев и Неделин вместе с другими генералами и конструкторами отдельных систем находились непосредственно на стартовой площадке, терпели жару, пыльные степные ветры, безводье наряду со всеми, – пишет Александр Александрович. – Но нам было легче. Мы были молоды и лучше переносили тяготы климатических условий. А на них дополнительно лежал огромный груз ответственности. Мы часто слышали их озабоченные разговоры. Уж поверьте, разговор высокого начальства от рядового работника не ускользает... Да что говорить! Мы были единым коллективом при всей разнице в званиях и положении, при всей строгости соблюдения субординации. Трудное было время. Но тем оно и дорого для нас...»
Из очень большого и откровенного письма Лапина врезалась в сознание строчка: «Одна маленькая деталь: мы отдавали Сергею Павловичу воинскую честь. Мы считали его самым главным генералом в ракетном деле».
Летом 1949 года «самый главный генерал в ракетном деле» был награжден медалью «В память 800-летия Москвы».
Как тут не вспомнить, например, другого генерала – Семена Михайловича Буденного, получившего третью Золотую Звезду Героя (!) Советского Союза только за то, что сумел прожить 85 лет, что было, надо полагать, не столь уж и трудно, поскольку большую часть этого времени провел он в зимнем тепле и летней прохладе довольно безответственного времяпрепровождения, питаясь разносолами, о существовании которых даже не подозревали на полигоне Капустин Яр.
С.П.Королев с женой Ниной Ивановной
Наташа Королева.
Апрель 1958 г.
Группа ракетчиков на полигоне. Предположительно 1947-1948 гг.
Со слов Пилюгина слева направо: И.Л.Гинзбург, Б.Е.Черток, Н.А.Пилюгин, Л.А.Воскресенский, Н.Н. Смирницкий, Я.И.Трегуб
47
Делали одно,
А получалось
Неизменно что-нибудь другое,
Но и этим дело не кончалось...
Леонид Мартынов
Королев приехал со старта поздно ночью. Впрочем, правильнее было бы написать – очень рано утром, но в октябре светает поздно, еще стояла глухая темень, черная и тяжелая, как намокший колымский бушлат. Лицо его было красным от холодного ветра и мокрым от дождя. Нашел щепку и долго срезал с сапог желтую липкую грязь. Лампочки в вагоне горели в полнакала. «Не забыть завтра устроить нагоняй лейтенанту Полякову, начальнику электростанции. Нормальный свет должен быть круглосуточно». Помыл сапоги и поставил подсушить рядом с горячей трубой. В теплых домашних тапочках сразу почувствовал себя свободным и усталым. Ни одного огонька не светилось за окном, и трудно было поверить, что такая ночь когда-нибудь может кончиться. Но она кончится и, увы, скоро. Ложиться нет смысла: часа через три за ним зайдет Мишин, и они поедут на старт. На секунду вспомнил, что не ел целый день, но на кухне сейчас никого нет и нечего об этом думать. Достал листок бумаги и сел писать Нине письмо.
«Моя родная, любимая девочка, – писал Сергей Павлович, – не знаю, как даже определить наше теперешнее состояние и положение: почти все окончено и, если бы все шло гладко, то мы уже были бы дома. Но судьба над нами подсмеивается и дает нам новые уроки жизненного опыта (кстати сказать, очень справедливые!)...»
Письмо большое. Пишет, что соскучился, что думает о ней и ждет писем, что встреча уже близка. А потом вдруг как бы совсем не из письма мужа к жене неожиданное, но, очевидно, переполнявшее его, волновавшее:
«Оглядываясь назад сейчас, можно только с некоторым удивлением остановиться перед размерами и содержанием совершенного.
Однако, как и всегда, жизнь наша и, как ты знаешь, моя особенно, не может строиться на минувшем. Новые задачи впереди, грандиозные и увлекательные, как сама фантазия. Много новых планов и надежд – хватило бы только сил и лет жизни, чтобы их воплотить во славу нашей великой Родины».
Дождь барабанил по крыше вагона неровно, набегал волнами, сам себя перебивая, а ветер был так силен, что капли в окне, мелко дрожа, бежали в разные стороны, как на ветровом стекле автомобиля...
Письмо это Сергей Павлович писал накануне последнего пуска второй серии «единичек». В те же холодные сырые дни начинал он испытания первых Р-2Э – экспериментальных «двоек». Это была уже не копия машины Брауна, а первая баллистическая ракета Королева. Дело не только в несущем баке. Критически пересмотрены применяемые до этого материалы. Везде, где возможно, сталь заменили алюминиевыми сплавами. Незаправленная топливом машина оказалась всего на 350 килограммов тяжелее «единички», но вдвое превосходила ее по дальности. Глушко удалось снизить вес двигателя на пятнадцать килограммов, при этом повысив тягу на семь тонн. Результаты чрезвычайно обнадеживающие! Именно тогда пишет Королев в письме к Нине Ивановне эту фразу, ставшую почти хрестоматийной, звучавшую с киноэкранов и цитируемую всеми его биографами. Фраза действительно интересная не по смыслу, в ней заключенному, а по форме выражения, по тому пафосу, который отражает невероятно боевой, наступательный дух Королева того времени. Это не просто красивые слова, которые просятся на кумач, – у него действительно «много новых планов и надежд». В 1949 году под руководством Королева выполняется большая комплексная работа – «Исследование условий работы РДД, их агрегатов и аппаратуры в полете», в которой суммируется уже приобретенный опыт для дальнейшего движения вперед.
Впрочем, опыта еще мало. Он постоянно сталкивается с новыми явлениями, о существовании которых и не подозревал. Так случилось с «двойкой», когда осенью 1950 года постоянные отказы, главным образом, из-за нарушения герметичности, растянули ее испытания на три месяца. А началось все со вполне благополучного пуска, поздравлений, радостных звонков Ветошкина – он был председателем Государственной комиссии – Устинову, бодрых докладов Устинова Сталину. А потом поехало... «Наши дела идут не совсем так, как хотелось бы... – пишет Сергей Павлович Нине Ивановне в ноябре 1950 года. – Я не теряю надежды справиться со всеми затруднениями, хотя окончательные решения по целому ряду вопросов еще неясны и, как ты это иногда наблюдала, не поддаются разрешению, несмотря на много сил и времени, затрачиваемых для этого. Видимо, наши новые задачи так сложны и огромны по своим масштабам, что просто иногда сразу, без обдумывания в течение значительного времени, трудно все понять и осмыслить». Через две недели: «Еще никогда за все годы я не был в таком трудном положении. Понемногу выбираемся на дорогу, но впереди еще несколько очень крутых ступеней».
Каждая новая машина – это не только новая конструкция, если бы так, насколько легче было бы жить. Это новые штатные единицы, новые производственные мощности, новые стартовые комплексы, новые системы слежения и контроля в полете, новые смежники, которых надо было найти, договориться с ними, обратить их «в свою веру». На ракету Р-2 работали уже 24 научно-исследовательских института и 90 промышленных предприятий. Если бы только ракеты становились больше – больше становилось все хозяйство, все росло очень быстро и сразу во всех направлениях – в те годы к Королеву применима модель расширяющейся вселенной.
Но процесс не был стихийным, он сознательно направлялся Сергеем Павловичем. Большинство людей энергично раскручивают колесо своего авторитета, темпа жизни, увеличивают вес на штанге своих трудов до определенного предела, после которого, став «рекордсменами», уже не они работают на авторитет, а авторитет на них. Когда человек достигает этого предела, уже никто не сомневается в его силе, и силу эту уже не требуется постоянно демонстрировать. Королев раскручивал колесо и утяжелял штангу до конца своих дней. Даже тогда, когда спокойно, не в ущерб себе или кому-либо, мог этого не делать. Такое постоянное ускорение неизбежно приводило Королева к некоему противоречию в его творчестве. С одной стороны, Сергей Павлович всегда стремится к основательности в работе, к выяснению всех возникающих вопросов и закрашиванию всех «белых пятен»; с другой – почти всегда работает внахлест: не окончив одного, принимается за другое. Ведь, казалось бы, разберись с одним более простым и тогда иди дальше. Но Королев всегда торопится – вспомните ГИРД, бесхвостку Черановского, планеры, планерлеты, РП-318 – всегда все шло внахлест.
Конец 1949 года. Между двумя сериями пусков экспериментальной «двойки» Королев приезжает в КБ и на заседании научно-технического совета института делает основной доклад на защите эскизного проекта ракеты Р-3. Он задумал эту ракету в апреле прошлого года – еще не летала «единичка»! Уже тогда он выстраивает цепочку: Р-1 с дальностью 280 километров, Р-2 – 600 километров, Р-3 – 3000 километров! По мнению некоторых соратников Королева, проект Р-3 был едва ли не самым тщательным, подробным, научно аргументированным из всех его проектов, с которым может сравниться, пожалуй, еще более тщательно продуманный проект Р-7 – межконтинентальный, а затем космической ракеты. Защита проекта Р-3 проходит блестяще. Устинов и военные не скрывают своего удовлетворения. Стартовый вес ракеты поражает воображение: 72 тонны! Подумать только, вчера еще Фау-2 с весом в двенадцать с половиной тонн казалась гигантской!
Вот это-то как раз его и не устраивает! Он раньше всех увидел то, что потом разглядели и другие: попытку решить новые задачи, опираясь на старую схему. Дальность 3000 километров в одноступенчатом варианте может быть достигнута только за счет вот такой гигантомании. А если разобраться, ничего хорошего в ней нет. Чем ракета больше и тяжелее, тем труднее ее эксплуатировать, тем более, если речь идет о боевой машине. Но если прикинуть двухступенчатый вариант, то получается, что в этом случае машина не реализует своих возможностей. Она способна лететь не на три тысячи километров, а вдвое, а то и втрое дальше... Вновь сталкиваемся с проявлением уникальной интуиции Сергея Павловича: Р-3 – ни то ни сё, не надо ее делать. И он не стал ее делать. Интересно, что последующий зарубежный опыт свидетельствует: ракета с характеристиками, близкими к Р-3, нигде и никем не строилась. Заложенные в ней противоречия, которые Королев скорее почувствовал, нежели вычислил, позднее были доказаны математически.
Итак, надо делать либо одноступенчатую, но более компактную – на меньшую дальность, либо двухступенчатую махину на большую дальность. А точнее, надо делать и ту и другую. К моменту сдачи на вооружение ракеты Р-2 уже начаты работы над одноступенчатой ракетой Р-5 с дальностью 1200 километров. Она весит около 29 тонн, но стройнее, изящнее «двойки», нет стабилизаторов – оказывается, можно и без них обойтись.
Уже первые испытания показали, что ракета «с характером». Довольно много потратили времени на поиски оптимальной системы управления. Немало пришлось повозиться с двигателем: взрывались на стенде. Не сразу поняли, почему и отчего рвутся сильфонные трубопроводы. Да разве возможно перечислить все эти технические преодоления, нет им числа, и каждый день приносит свои проблемы, каждый месяц, каждый год.
В начале 1953 года первая партия ракет Р-5 была готова и отправлена в Капустин Яр.
Королев вылетел из Москвы в четверг 5 марта. В Москве было пасмурно, долго летели в тумане и вдруг, как из запертой темной комнаты, выскочили в яркую синеву, увидели блистающую серебром Волгу и бескрайнюю белую степь, уходящую в дымку, смешавшую границу снега и неба. Кап.Яр лежал в глубоких сугробах, и невозможно представить было, как солнце растопит такую бездну снега.
В этот день умер Сталин.
Общество, положившее в основу своей морали ложь, породило удивительные феномены и парадоксы, над разгадкой которых еще долгие годы будут корпеть социологи, психологи, а быть может, и психиатры. К ним относится, например, волшебная способность Сталина оградить свое имя от всех ужасов, им порожденных, отмыть себя от рек крови, им пролитых. И напротив, связать с именем своим все самое светлое, доброе и героическое так, что получалось – не будь его и не было бы этого. Умные, тонко мыслящие люди, едва заслышав о репрессиях, твердили, как попугаи: «Это не Сталин, Сталин об этом не знает, его обманули...» Известны случаи – бежали из лагерей в Москву, чтобы пробиться к Сталину, рассказать ему все. Страстно славили его за секунду до расстрела. Через 15-20 лет лагерей, искалеченные, беззубые, полуживые выходили на волю убежденными сталинистами. Договаривались до чудовищных вещей: «Войну выиграл Сталин!» Короче, все по Булату Окуджаве:
«И льну душой к заветному Кремлю,
и усача кремлевского люблю,
и самого себя люблю за это».
Почему так получалось? Оболванил народ? Но это огромный труд – оболванить целый народ! Огромный труд, если народ не хочет быть оболваненным. Как же он позволил оболванить себя?! Так много об этом написано, а ответа нет. И Королев не только не помогает найти его, но, напротив, лишь усложняет задачу.
Еще не зная о смерти Сталина, Королев записал 5 марта: «Тревога не оставляет сознание ни на минуту. Что же с ним будет и как хочется, чтобы все было хорошо». На следующий день: «Умер наш товарищ Сталин... Так нестерпимо больно на сердце, в горле комок и нет ни мыслей, ни слов, чтобы передать горе, которое нас всех постигло. Это действительно всенародное, неизмеримое горе – нет больше нашего родного товарища Сталина... В самые трудные минуты жизни всегда с надеждой и верой взоры обращались к товарищу Сталину. Самый простой, самый маленький человек мог к нему обратиться и всегда получал просимую помощь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188