Много-много детей погибнет…
Его совиные глаза уже видели впереди огни города. Сколько там еды! Пищи сколько! Очень острые боли в пищеварительном аппарате стали просто невыносимыми. Больше всего фон Гадке боялся, как бы он машинально не начал есть сам себя.
Рассудок у него помутился. Ножки переставлялись сами собой. Ручки сами собой размахивали. Шагал он военным шагом. Совиные глаза уже ничего не видели. Острейший нос ничего не вынюхивал. Широченный рот был широко раскрыт. Пищеварительный аппарат работал вхолостую, жадно и больно перегоняя большие количества воздуха.
Фон Гадке шагал по городу. Прохожие в страхе и брезгливости уступали ему дорогу.
Организмик фон Гадке вёл своего владельца на запах съестного. Пахло любимым шпионским блюдом – сосисками с кислой тушёной капустой.
Ножки заработали быстро-быстро, ручки замахали чаще-чаще. Широченный рот раскрылся ещё шире. Пищеварительный аппарат замер, приготовившись к большой работе.
Очнувшись, фон Гадке увидел огромный плакат:
ГОСПОДИН
ОБЕРФОБЕРГОГЕРДРАМХАМШНАПСФЮРЕР
ФОН ГАДКЕ
ПОДВЕРГНУТ
ПОЧЁТНОЙ СПИРТИЗАЦИИ!
Благодарные потомки-подонки
будут помнить о нём несколько
десятков лет!
Оказалось, что он попал в шпионский ресторан «Руки хох!», где собрались старые шпионы на вечер, посвященный чёрной памяти знаменитого фон Гадке. Он, никем не замеченный, прошёл к свободному столику, на котором высилась груда сосисок с кислой тушёной капустой. Ручки его начали быстро, быстро, быстро, ещё быстрее, совсем быстро складывать еду в широко раскрытый широченный рот.
Вокруг раздавалось громкое чавканье, сопровождаемое радостным и удовлетворённым хрюканьем, и сквозь всё это – голос:
– Из всех нас он был самый шпионистый шпион, большой мастер немаленьких подлостей. Он принес людям столько горя, сколько не смогли принести все мы, вместе взятые. Жаль только, что он подвергся почётной спиртизации, не успев свершить главного дела своей жизни. Он ушёл на тот свет, как любил говорить заспиртизованный, ХЕ-ХЕ! – с пустыми руками. Несколько десятков лет, а может, и чуть побольше Дядя Съем будет для шпионов положительным примером. Майль!
– Фиг майль! Фиг майль! Фиг майль! – хором ответили старые шпионы.
Проглотив к этому моменту все сосиски и всю кислую тушёную капусту и облизав блюдо, фон Гадке бодро крикнул:
– Я жив! Я не заспиртовался! Сам майн бог привёл меня сюда! Я против почётной спиртизации раньше времени! Я не могу больше ждать, когда наконец начнётся новая большая война! Дайте мне самолёт с большой бомбой, и я шарахну её куда следует! Майль!
– Фи-и-ииг… ма-а-а-а-айль… – нестройным, негромким и неуверенным хором отозвались старые шпионы.
– Бомбу! Самолёт! Самолёт! Бомбу! Шарахну! – И фон Гадке принялся за новую груду сосисок с кислой тушёной капустой. – Мир давно не вздрагивал от огромного страха! А я – его – вздрогну! Уууух, как ещё вздрогну!
Сквозь громкое чавканье послышались голоса:
– Скандал…
– Мировая общественность…
– Последствия…
– Всегда он был выскочкой…
– Всегда ему больше других было надо
– Ответственность…
Фон Гадке крикнул
– Ответственность беру на себя! Мировую общественность я тоже беру, хе-хе, на себя! Чихал я на неё, кстати! Помогите мне достать бомбу и самолёт! И я – ууух! Майль!
Ответом ему было громкое, но настороженное чав-чав-чавканье.
Самый старый шпион сказал:
– Если ты избежал почётной слиртизации, значит, ты не выполнил приказа командования. Ты предатель.
– Ты предатель! Ты предатель! Ты предатель! – радостно повторили старые шпионы.
Фон Гадке уже разделался с третьей грудой сосисок, сглотал всю кислую тушёную капусту и яростно заговорил, чувствуя, что к нему вернулись все силёнки и ещё новых прибавилось:
– Это вопрос, кто предатель! А вы жалкие трусы и бездельники, это уж точно! Тунеядцы! Как вы можете спокойно есть сосиски с кислой тушёной капустой, когда в мире ещё смеются дети?! Скоро они подрастут и дадут нам жизни! Нельзя ждать, когда они подрастут и поумнеют! Дайте мне, дайте мне самолёт с бомбой, и я ахну её куда следует!
– Ты не выполнил приказа Центрхапштаба, – упрямо сказал самый старый шпион. – Ты должен храниться в банке со спиртом. Там в честь тебя стоит почётный караул из молодых кадров. А ты живой. Позор с безобразием! Живой ты больше никому не нужен.
– Хорошо, хорошо, очень гут! – рявкнул фон Гадке. – Не хотите мне помочь, не надо! Я сам достану самолёт с бомбой! Вы обо мне ещё услышите! Сосисочники вы склеротические! Капустники вы маразматические!
В дверях показались солдаты из охраны Центрхапштаба. Они расступились, и в зал вбежал барон Баран, закричал:
– Взять его!
Фон Гадке очень ловко выпрыгнул в окно.
Глава №51
Офицер Лахит торгуется и около восьми часов рассказывает об операции «Братцы-тунеядцы»
– Поздравляю с полным выздоровлением, – сказал офицеру Лахиту полковник Егоров, – рассказывайте, что вы знаете о пребывании нашего агента Бокса-Мокса в «Гробе и молнии» и как ему удалось отправить вас к нам?
– Чего не знаю, того не знаю, – ответил офицер Лахит, судорожно обдумывая, как бы ему выкрутиться из этой в высшей степени неприятной истории. – Я выдал ему план операции «Братцы-тунеядцы», не полностью, правда, мы договорились об оплате, выпили по бокалу лёгкого вина, я захотел спать и больше ничегошеньки не помню. А если Бокс-Мокс не вернулся, значит, его уже подвесили к потолку за левую ногу.
– Сомневаюсь, – твёрдо сказал полковник Егоров. – Его не так легко разоблачить. Чтобы между нами не было недоразумений, чтобы не тянуть время, знайте, что Бокс-Мокс – это Фонди-Монди-Дунди-Пэк, бывший ЫХ-три нуля.
– Эт… эт… это! Непо… непос… непости… жимо! – заикаясь, воскликнул офицер Лахит. – Это невероятно! Недаром шефу его голос показался знакомым. Какая проницательность!
– Итак, не будем тратить время на уговоры. У нас находятся, как вам известно, Стрекоза и Муравей, вся диверсионная группа «Фрукты-овощи». Теперь к этой коллекции добавились и вы.
– А на что я могу рассчитывать? – испуганно, но деловито спросил офицер Лахит. – Свобода? Деньги?
– Ни свободы, ни денег вы не получите. У вас есть возможность лишь смягчить свою участь.
– Но мне уже обещали заплатить! Слово надо держать! Меня ещё никогда так подло не обманывали! В конце концов, это просто глупо – быть бесплатным предателем. Надо мной будет дико хохотать весь шпионский мир. Вы мне обязаны запла…
– Вы участник подлого и грязного дела, – перебил полковник Егоров. – Спасайте себе жизнь, а не торгуйтесь. Рассказывайте об операции «Братцы-тунеядцы».
– Это насилие, но я сдаюсь, – обиженно произнёс офицер Лахит и, вздохнув, начал рассказывать.
Надо сразу сказать, что с первых же слов, произнесённых офицером Лахитом, наступила такая тишина, что если бы в помещении была хотя бы одна муха, то все бы услышали, когда бы она полетела.
Жуткая стояла тишина, несмотря на то, что в кабинете собралось много людей.
И если бы существовало слово жутче, я бы написал, что с каждым словом офицера Лахита тишина жутчела…
Говорил он шесть часов восемь минут, а если учесть, что часто приходилось прибегать к услугам переводчика, то рассказ длился около восьми часов.
– Незаурядная гениальность генерала Шито-Крыто, – так заканчивал он, – заключается в том, что в плане операции «Братцы-тунеядцы» удачно сочетаются самые разнообразные способы испорчивания детей. Их, этих способов, в плане более четырёхсот семидесяти. Бороться против нашей операции бессмысленно. Она неуязвима. Какой ребёнок, например, догадается, что, перестав мыть руки перед едой, он действует нам на руку? А у какого ученика, скажите на милость, хватит ума понять, что мы всячески добиваемся, чтобы он стал двоечником или хотя бы троечником? И уж никакая сверхзаботливая бабушка не узнает, что, балуя внука, она фактически выполняет задание шпионской организации «Гроб и молния».
Мы незаметно научим ваших детей не уважать старших, обижать младших, слоняться целыми днями без дела, мучить кошек и собак, стрелять птиц из рогаток, ездить зайцами на всех видах городского транспорта, ковырять в носу большим пальцем и так далее и тому подобное. Дети подсознательно примерно уже знают, чего мы от них требуем. Задача наша и способы её реализации настолько просты и естественны, что никто ничего и не заметит, – хвастливо продолжал рассказывать офицер Лахит. – Даже если вы развернёте самую широкую пропаганду, углубите разъяснительную работу, призовёте на помощь все виды искусства, всех лекторов… Короче говоря, что бы вы ни предприняли, победа за нами. Поймите это и не суетитесь. Отпустите меня и подумайте о себе. Дети ваши, внуки и внучки, считайте, уже погибли. Сматывайтесь от них, пока они не бросились на вас. Спасайте себя! – С огромным удовлетворением оглядев присутствующих, офицер Лахит самодовольно и громко высморкался и возобновил свою речь: – Наша сила в том, что мы ничего не требуем от ребёнка. Делай всё, что хочешь. А что хочет делать нормальный ребёнок? Хулиганить, пакостить, никого не слушаться, дразниться и так далее и тому подобное, всем известное. Вы говорите в таких случаях ребёнку: ай-я-яй. Мы говорим: молодец! И ребёнок пойдёт за нами, а не за вами. Дети хотят делать глупости. И мы разрешаем им это. Операция «Братцы-тунеядцы» продиктована такой ненавистью к мальчишкам и девчонкам, что в мире не найдётся столько любви, чтобы спасти их от нас. Наша операция – плод огромной работы учёных, врачей, педагогов, военных и прочих, прочих очень крупных специалистов. Она будет выполнена во что бы то ни стало. Мы убеждены, что детям с их детским умом не устоять против соблазна вырасти тунеядцами и тунеядками. Мы абсолютно убеждены, что каждый ребёнок – в душе лодырь. Мы поможем ему в этом важном для нас деле – полностью раскрыть свою ленивость. Поможет нам и то, что ещё никто в мире, за редким исключением, толком не представляет подлинного значения детей. Тем более не подозревают об этом сами дети. Неоценимую услугу окажет нам и человеческое невежество, заключающееся, в частности, в том, что человечество недооценивает опасности, которую несёт лень. Мы первыми взяли её на вооружение. Всё.
– А у вас у самого есть дети? – спросил полковник Егоров.
– Что вы?! Что вы?! – Офицер Лахит весь брезгливо передёрнулся. – Мы их не перевариваем. У нашего шпионского гимна припев такой:
Мы мальчишек и девчонок
Изуродуем с пелёнок!
Уничтожим всех детей,
Жить нам станет веселей!
– Моим бы оболтусам это послушать, – шепнул полковнику Егорову седой майор. – Избалованы так, что уже сейчас сойдут за иностранных агентов.
– Давно вы начали производство балдина?
– Об этом я мало что знаю, – ответил офицер Лахит. – Его производство находится в страшной тайне. Пока он стоит невероятно дорого. – Он оглядел присутствующих, усмехнулся высокомерно и закончил свою речь тоном приказа: – Я рассчитываю на то, что меня поняли правильно.
Когда его увели, полковник Егоров сказал:
– Мы всегда знали, товарищи, что враг не дремлет. Мы всегда знали, что враг жесток и коварен. Но каждый раз поражались его жестокости и коварству. Вот как сейчас. Медлить нельзя. Нам предстоит работа невиданной трудности. Наши дети в опасности.
Глава №52
Бокс-Мокс идёт на рискованнейший шаг и попадает в ещё более безвыходное положение
Положение Бокса-Мокса было крайне опасным и безвыходным. До тех пор, пока генерал Шито-Крыто не вылечится, бывшему ЫХ-000 ничего не грозило, кроме встречи с врачом Супостатом.
За эти дни Бокс-Мокс ловко пользовался балдином, и более трёх десятков сотрудников обленились и храпели прямо в своих служебных креслах.
Врачи, как говорится, в поте лица уже не переливали, а прямо-таки перекачивали кровь больным ленью. Самому генералу Шито-Крыто кровь перекачивали уже восемь раз.
Никого в общем-то не беспокоило бесследное исчезновение офицера Лахита, но всех ужасало, что будет со всеми, когда выздоровеет начальство.
Начальство же пока ещё только мычало.
Какое-то время в такой обстановке Бокс-Мокс не вызывал особых подозрений, потому что под подозрением находились все.
Однако с каждым днём, а точнее, с каждым часом, он чувствовал на себе всё более подозрительные взгляды. Он догадывался: сотрудники выбирали, кого бы подсунуть генералу Шито-Крыто на расправу под горячую руку.
Боясь встречи с врачом Супостатом, своим бывшим приятелем, бывший ЫХ-000 прятался в укромных местах, лишь изредка делая рискованные попытки добраться до рации, чтобы передать полковнику Егорову сведения о балдине. До рации ему добраться не удавалось, пароля на выход он не знал, и узнать его было нельзя: сотрудники боялись разговаривать друг с другом.
Надо было что-нибудь да предпринимать! Как только генерал Шито-Крыто окончательно придёт в себя, он сразу вспомнит, кто подал ему стакан воды. Затем ему станет известно, что запасы балдина и инструкции по его производству украдены. И висеть Боксу-Моксу на левой ноге под потолком!
Обдумав своё безвыходное положение, наверное, в тысячный раз, Бокс-Мокс принял рискованнейшее, но единственно возможное решение. Он очень твёрдым шагом направился в госпиталь, разыскал кабинет «Ухо, глаз, нос и вся физиономия в целом» и вошёл.
За столом сидел толстенный врач Супостат. Он спросил своим толстым голосом:
– Чего надо?
– Начальника, – ответил Бокс-Мокс, внимательно следя за выражением его лица.
– Я начальник. Чего надо?
– Перед своим бесследным исчезновением господин офицер Лахит начал оформлять меня на работу в штат.
– В штат или штаб?
– В штат штаба. Присутствовавший при этом генерал Шито-Крыто имел со мной разговор, в котором назначил меня на пластическую операцию лица типа шестнадцать бис. А что мне сейчас делать? Уйти я не могу, не знаю пароля на выход. А быть в бездействии, когда все работают, стыдно.
– Руки вверх! – скомандовал врач Супостат, выхватив пистолет. – Приветик, Фонди-Монди-Дунди-Пэк! При-ветик, ЫХ-три нуля! Руки вверх, говорю!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34