– Я государственный футбольный тренер! – скрипло прохрипел Жорж Свинкин. – У меня послезавтра игра в Европе, а вратарь сбежал в леспромхоз!
Поездка для шофера была очень выгодной, но зато пассажир был очень уж подозрительный.
– Я хорошо, отлично, замечательно, я распрекрасно тебе заплачу! – упрашивал Жорж Свинкин, и когда шофер собрался было согласиться, у тренера отказались повиноваться челюсти. – Этого кар… кар… кар… кар!!! – И лишь когда машина испуганно скрылась за поворотом, у Жоржа Свинкина вырвалось: – Каррррье… риста…
Ни одного таксиста не смог уговорить Жорж Свинкин: все они боялись его внешнего вида. А если к этому добавить хриплый, скрипучий голос, заикание, щёлкание металлическими зубами, то в поведении шоферов не было ничего непонятного.
Но, уважаемые читатели, Жорж Свинкин и не думал сдаваться. Он должен был во что бы то ни стало попасть в леспромхоз и вытащить оттуда негодяя Попова Николая!
Внезапно Жорж Свинкин, как ему показалось, обнаружил свою главную, но вполне поправимую ошибку, из-за которой у него сейчас ничего не получается. Ведь он элементарно голоден! И заикается он не только потому, что зубы ему вставляли второпях и плохо подогнали, но и потому, что от голода он плохо владеет своим организмом, в том числе и головой.
Вбежав в ближайшее кафе, Жорж Свинкин взял поднос, уставил его тарелками, подошёл к кассе, чтобы расплатиться, и…
И карманы оказались пустыми! В них не было ни единого рубля, ни единой копеечки!
Даже малюсенькой булочки не мог купить Жорж Свинкин!
Он стыдливо оставил поднос и, шатаясь, вышел на улицу. Такого удара судьбы тренер несуществующей команды, конечно, не ожидал. Ведь с деньгами пропали и его документы, и паспорт этого негодяя Попова Николая…
Силы разом оставили Жоржа Свинкина. Он с очень неимоверным трудом устоял на ногах, скрипнул стальными и золотыми зубами и переждал, когда пройдёт головокружение. Было у бедного одно только желание: лечь бы вот тут на асфальт и лежать, не двигаясь, ни о чём не думая, ничего уже больше от судьбы не ожидая… И зачем только пошёл он в повара, официанты, зачем возомнил себя тренером? Торговал бы сидя газированной водой – никаких забот, чего ещё надо? А тут… Жорж Свинкин чуть не зарыдал от горя, обиды и голода, но сдержался и нетвёрдыми шагами двинулся искать дорогу в леспромхоз.
Именно сейчас, уважаемые читатели, мне совершенно необходимо сообщить вам об одном весьма и весьма серьёзном обстоятельстве, хотя иные из вас и не любят, когда авторы их поучают, ибо полагают себя и без того достаточно умными.
А я и не собираюсь вас поучать. Просто мне хочется совсем ненадолго остановить повествование и поделиться с вами некоторыми соображениями. Авось да они вам пригодятся. Я ведь намеренно описываю мытарства Жоржа Свинкина самым подробным образом. И делаю это вовсе не для того, чтобы только рассмешить вас, уважаемые читатели. Мне надо показать вам, что иногда плохие люди действуют с такой силой, с таким самопожертвованием, с такой настойчивостью, каких порою не хватает хорошим людям на самые добрые дела. Ясно? Тогда поехали дальше. Нет, нет, это не шутка, сейчас действительно поедем.

Остановил-таки Жорж Свинкин некое тарахтящее, скрипящее, стучащее, повизгивающее транспортное сооружение, этакий тракторчонок с трубочкой, из которой вылетали клубики дыма. Передние колеса у тракторчонка были маленькие, а задние – огромные, и казалось, что вот-вот все четыре колеса раскатятся во все четыре стороны. Тракторчонок мелко-мелко, но сильно содрогался, словно собирался подпрыгнуть.
Из кабины высунулся столь чумазый человек, что его можно было вполне посчитать за негра, если бы не большие белые уши.
– Я государственный футбольный тренер! – яростно прохрипел Жорж Свинкин, стараясь, так сказать, перехрипеть тарахтение, скрипение, стучание, повизгивание тракторчонка. – У меня послезавтра игра в Ливане, а вратарь сбежал в леспромхоз! Мне срочно надо в леспромхоз!
Чумазый человек махал ему в ответ черной рукой, в улыбке скалил зубы, но Жорж Свинкин ничего не слышал, даже своего собственного голоса.
Вдруг тракторчонок разом перестал тарахтеть, скрипеть, стучать, повизгивать, содрогаться – замолк.
– Чего? Чего? – спросил чумазый. – Куда? Куда?
Пришлось самозванному государственному тренеру повторить всё сначала, и чумазый обрадовался:
– Так ведь я туда и еду! Только по дороге заглянем к моей дорогой тёще блинов поесть! Со сметаной! Тёща у меня – золотой человек! Завтра она для меня пельмени готовит! А вчера я у неё пирожки ел! Трех сортов! Мясные – раз! С яйцом и луком – два! С малиной – три! А послезавтра у неё для меня рыбный пирог будет! Поехали?
Жорж Свинкин радостно закивал своей израненной головой с тремя разноцветными шишками.
– Только у меня в кабине-то больно грязно! – весело продолжал чумазый. – Придётся тебе в прицепе ехать! Там почище немного! Залезай, залезай! Гаврила – человек добрый! И довезёт, и блинами накормит! Вернее, сначала блинами накормит, а потом довезёт! Залезай! Надолго Гаврилу запомнишь!
К тракторчонку была прицеплена повозка – кузов с низкими бортами. Ничего не подозревающий, полный радостных надежд Жорж Свинкин не без труда перевалился через бортик в кузов. Тут же сразу раздалось тарахтение, скрипение, стучание, повизгивание. Тракторчонок весь засодрогался, словно собирался подпрыгнуть. Из трубочки полетели клубики дыма. Тракторчонок рванулся вперёд, и прицеп весь затрясся.
Сразу же выяснилось, что в кузове недавно перевозили сено, опилки, каменный уголь, глину, навоз и гравий. Ещё обнаружилось, что устоять на ногах здесь можно, только крепко держась руками за бортик, в ужасно неудобной позе.
Самозванный государственный футбольный тренер брезгливо морщился, его беспрерывно подбрасывало вверх, кидало из стороны в сторону, тянуло назад и толкало вперёд. Скоро Жоржа Свинкина до того растрясло, что он даже о блинах со сметаной забыл, думая лишь о том, что надо всё выдержать, стиснув очень крепко стальные и золотые зубы.
Но казалось, что с каждой минутой его трясет, подбрасывает вверх, кидает из стороны в сторону, тянет назад и толкает вперёд всё сильнее и сильнее.
Вконец измучившись, Жорж Свинкин плюхнулся на грязный пол, ибо трястись и подпрыгивать сил уже не осталось. Сейчас ему даже с малых лет ненавистная учёба представлялась приятнейшим, прямо-таки райским занятием, не говоря уже о сидячей торговле квасом и газированной водой.
Вдруг тракторчонок заглох. Наступила такая тишина, словно Жорж Свинкин сам оглох. С неимоверным трудом поднялся он на онемевших ногах, потирая отбитое тело, и хрипло позвал, заикаясь и стуча металлическими зубами:
– Гав… гав… гав… рила!
– Сей минут! – ответил весёлый голос. – Добро у дороги валяется, а нам оно пригодится!
И в кузов со страшным грохотом упала вымазанная густым слоем мазута железная бочка.
– Гав… гав… гав… – обессиленным голосом пытался выхрипеть Жорж Свинкин, но тракторчонок затарахтел, заскрипел, затрещал, заповизгивал, рванулся вперёд, а бочка двинулась на перепуганного тренера.
Началась опасная, изнурительная, напряженная, длительная, бескомпромиссная борьба человека с неодушевленным предметом.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Возвращение вратаря дяди Коли, бывшего попа Попова, его знакомство с форвардом Егором Весёлых, полный напряжения и даже некоторого драматизма их футбольный поединок

Шурик томился вынужденным бездействием и тревожился всё сильнее за судьбу дяди Коли. С каждой минутой надежды на встречу было всё меньше и меньше… Почему и зачем дядя Коля уехал в леспромхоз, не повидав Шурика?
Мог что-нибудь разузнать дядя Егор, но и его всё нет и нет!
Никак не удавалось Шурику отделаться от ощущения, что с дядей Колей что-то случилось. Но – что?
– У вас странный телевизор, – сказала бабушка Анфиса Поликарповна. – Вставляю вилку в розетку, как ты учил, жду, жду – ни звука, ни изображения, а идет дым и пахнет горелым. Я выключаю, выжидаю, включаю – та же непонятная история, то есть ни звука, ни изображения, только дым. А горелым пахнет не переставая.
У Шурика было такое настроение, что хоть совсем сгори он, телевизор этот! Он поплёлся в комнату, там бабушка Анфиса Поликарповна продемонстрировала ему, как странно ведёт себя телевизор, и сказала уныло:
– Я здесь обречена на бескультурье. Без телевизора я как без головы. Может быть, Егор Егорович поможет? Он человек в высшей степени практический. Жоржу я уже больше не доверяю. А куда же делся твой вратарский поп?
– Я всё равно поеду искать его в леспромхоз. Если, конечно, дядя Коля туда уехал. Но я не могу представить, чтобы он мог уехать, не попрощавшись со мной. Значит, с ним что-то случилось, – печально говорил Шурик. – Значит, я должен к нему поехать.
– Тогда я уеду обратно домой. Тем более, что денег у меня осталось только-только на билет. Питаюсь я здесь неплохо, но нерегулярно и совсем без витаминов. Куда же запрятали деньги твои родители?.. Внук, развлекай меня. Мне скучно! Я не привыкла так… Расскажи мне что-нибудь весёлое, интересное!
– Не могу. Мне грустно, и ещё я волнуюсь очень. Мне просто тяжело. Я раньше переживал только за отметки, а сейчас я беспокоюсь о человеке, – признался Шурик.
– Это весьма прискорбно, – бабушка Анфиса Поликарповна с сожалением покачала головой. – Беспокоиться, внучек, надо о себе. По крайней мере, в первую очередь. Вот какой, например, смысл в том, что ты волнуешься о каком-то там вратарском попе или поповском вратаре? А он уехал куда ему удобнее и выгоднее. Он о тебе не беспокоится.
– А меня это не касается! – слишком нервно ответил Шурик. – Кроме того, он тоже, может быть, обо мне беспокоится.
– Потому-то всё у вас так глупо и получается! – наставительным тоном, с оттенком удовлетворения произнесла бабушка Анфиса Поликарповна. – Всё беспокоитесь, а толку, как видишь, нуль. Одни сплошные никому не нужные волнения. Вот представь себе, живут, предположим, десять человек. Что, по-твоему, будет, если они все начнут беспокоиться друг о друге? Всё перепутается! Получится сплошной кавардак! Кому о ком, спрашивается, конкретно заботиться? Ведь вполне может случиться так, что об одном будут беспокоиться двое, трое или даже четверо, а о ком-то никто. Но наступит полнейший порядок, когда каждый спокойно станет беспокоиться только о себе.
– Но ведь о тебе, ты рассказывала, заботятся твои дети.
– Это их личное дело. Я их не прошу. Они сами.
– Нет, нет, ты что-то путаешь, – недоуменно сказал Шурик. – Просто тебе самой ни о ком беспокоиться не хочется. А что бы ты делала, если бы о тебе не заботились? Ты ведь даже суп варить не умеешь. В магазины ходить не умеешь.
– Вот-вот! – торжествующе воскликнула бабушка Анфиса Поликарповна. – Я ничего не умею делать, потому что все, кому не лень, обо мне заботятся. Вот меня и испортили! Не дали мне возможности развиваться. Понимаешь теперь, к чему приводит чрезмерное беспокойство людей друг о друге?
– Я не согласен с тобой, – решительно сказал Шурик. – Знаешь, мне было очень неприятно и даже стыдно, когда тётя Варвара назвала тебя чудом-юдом морским, тунеядницей и тунеядкой.
– Я ту-не-яд-ни-ца?!?!?! – предельно возмутилась бабушка Анфиса Поликарповна. – Я чудо-юдо, да ещё морское?!?!?! Я ту-не-яд-ка?!?!?! – оскорблённейшим тоном продолжала она, но уже чуть-чуть-чуть спокойнее. – К твоему сведению, можешь это передать своей клеветнице и злопыхательнице, я в прошлом – трудящаяся! А сейчас я на заслуженном отдыхе. Подчеркиваю: заслуженном!
– Тётя Варвара тоже на заслуженном отдыхе. У неё пятеро детей, шесть внучек и один внук. И о всех она заботится. И все о ней заботятся.
– У меня тоже есть внуки и внучки, и дети, естественно, есть, – обиженно проговорила бабушка Анфиса Поликарповна. – И все они, кроме тебя, вовсю заботятся обо мне. Я их воспитываю в духе любви к труду и уважения к старшим. Они бы никогда не позволили себе обидеть меня, как это ты сейчас сделал с видимым удовольствием.
– Я нисколько не хотел тебя обидеть. Но ведь тётя Варвара в чем-то права.
Дверной звонок прозвенел так громко и весело, что сразу стало ясно: это вернулся Егор Весёлых!
Он четким шагом прошёл в комнату, встал по стойке «смирно», сказал:
– Разрешите доложить? Во-первых, я успел покормить Жоржика.
– Но вы же не хотели делать этого, дядя Егор!
– Если не покормить, он украдет.
– Какой потрясающий кошмар! – поразилась бабушка Анфиса Поликарповна. – Значит, мы правильно делали, что кормили его! Вор в нашем доме! Кошмарный ужас!
– Вы это о ком?
– О Жорже Робертовиче, которого вы почему-то назвали так ласково – Жоржик.
Егор Весёлых с Шуриком долго хохотали, потом внук объяснил:
– Ты забыла, что Жоржиком зовут кота.
– А ваш Жоржик… – Егор Весёлых опять похохотал. – Ваш Жорж Робертович из больницы сбежал. Да, да, в неизвестном направлении, но скорее всего в леспромхоз за вашим же вратарём. Таковы новости.
– Ну и замечательно! – восхитилась бабушка Анфиса Поликарповна. – Даже просто великолепно! Все сбежали! Особенно мне радостно оттого, что убежал этот подозрительный субъект Жоржик!
– Жоржик – это честнейший кот! – гордо и чуть обиженно поправил Егор Весёлых. – А вот ваш Жорж – действительно субъект. Я на всякий случай заявил о нём в милицию. Можете представить, в больнице выдавал себя за государственного футбольного тренера. А это уже не шуточки.
– Поедемте в леспромхоз, дядя Егор! – умоляюще попросил Шурик. – Я очень беспокоюсь о дяде Коле…
Задумчиво покрутив свои огромные чёрные усы, Егор Весёлых ответил:
– Ты молодец, раз так серьёзно беспокоишься о человеке. Значит, ты сам хороший человек. Завтра утром всё узнаем в милиции. Если будет необходимость, обязательно поедем в леспромхоз. Помогу я тебе разыскать этого дядю Колю, вколочу ему десять мячей из десяти, провожу его до парикмахерской и дождусь, когда он оттуда бритоголовым выйдет! А сейчас…
– А сейчас, а сейчас, – радостно перебила бабушка Анфиса Поликарповна, – разберитесь, пожалуйста, в нашем телевизоре.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24